Юрий Иванов-Милюхин - Валютчики

Я перестал забегать в облюбованный ереванскими армянами ларек. Ограничился беготней к армянам старым, с которыми бывали конфликты, но до маразма дело не доходило. Все люди равны, все из одного яйца. А существо, не желающее проявлять сочувствия к существу себе подобному — есть животное.

Через месяц в ряды валютчиков снова влился Склиф. Это был уже не тот уверенный подковырщик, а озирающийся по сторонам меняла, за один случай из практики растерявший ложный лоск. К тому времени Лесовик свалил, оставив прибыльное дело навсегда. На его место пришла лет двадцати пяти с развитыми ягодицами невысокая женщина, с порога заявившая о себе в полный рост.

— Бригадир пристроил, — похихикивали валютчики. — Зазря, что-ли, на машине катает.

— Любовница? — не сообразил я. — Или опять близкая родственница?

— Разница небольшая. Главное, привел на место он.

Рядом с женщиной появились два пацана лет по тринадцать — пятнадцать. Сын Призрака с племянником. Может быть, меня начала душить жаба, что в свое время бригадир моему сыну в месте отказал. Хотя, кто он такой, когда есть хозяин. Я и сам понимал, что сын до подобной работы не дорос. Скорее, не с руки стало подбирать за троицей крохи. Но решение уйти я принял окончательно. Шустрые новички взялись торчать до вечерних сумерек, не оставляя клиентов. Я начал пропускать дни пачками, с головой уходя в обещанное издание рукописи. Подгонял сотрудников издательства, чтобы не тянули с отправкой набранной на пленку книги в типографию. В один из июньских дней получил сообщение, что директор отвез заготовленное для печати на Украину. Там книга получалась дешевле. Осталось ждать не больше месяца до того момента, когда ладони ощутят тяжесть моего труда. Надо было дотерпеть, я знал, чем заняться дальше. Деньги пусть продолжают ковать шустрые русаки с армянами, хохлами, татарами, азерами. Я к ним был равнодушен.

Опять на танцах в «Клубе после тридцати» довелось познакомиться с женщиной сорока лет. Когда после нескольких постелей разглядела мою лысеющую голову, настроение у нее упало. Но я успел проявить себя с лучшей стороны. Она работала за компьютером в проектном институте, я продолжал отираться на рынке. Когда появлялись в театре музкомедии, редкий мужчина равнодушно проходил мимо. Никто не мешал нам заниматься любовью в полный рост. Встречались в моих хоромах, в которых из живности присутствовала редкая моль, да проникавшие через сетку не частые гости — комары. На старой квартире кровать расшатал так, что не смог дотащить целой до свалки. На новом месте мы прилежно разваливали крепкий, помнящий «совковый» инструмент, диван. Подушки не покупались со времен любовницы, от которой не чаял отвязаться. Когда та взялась их перебирать, нашла в перьях ржавый гвоздь. Дрянь из предыдущих воткнула с целью, чтобы я не достался никому. Так разъяснила смысл находки Андреевна. От каждой женщины прикарманивалось и плохого, и хорошего, не позволяя последним стереться из памяти навсегда.

Почувствовав, что деньги проедаются быстрее, чем удается накопить, начал приезжать к прежнему времени, показывая, что без боя пригретое место уступать не собираюсь. Намерения не прошли незамеченными. Сын перебрался к отцу, застолбил место на центральном проходе и племяш. Василиска, как прозвал я новую валютчицу, при моем появлении старалась не задерживаться, хотя видно было, уходила со скрипом. Помехи уменьшились, навар возрос.

Бочка прогрелась прилично. На нашем участке никого не оказалось. Я подумал, что местные власти опять занялись облавами. Поспрашивал торговый люд. Тот пожал плечами. Из проема в жбане выглянула юная особа, принятая вместо упорхнувшей жены десантника. Студентка.

— Что случилось? — обратился я и к ней.

— Говорили о чем-то, я не прислушалась. — близоруко сощурилась будущая ученая степень. — Запомнила, Склиф мотаться сюда не будет. Эта сфера деятельности не для него.

— Нервы не выдержали, — цокнул я языком. — Не в кабинете сидеть, с автоматчиком на входе в контору.

— Работу друзья ему подыскали. Повеселел, а то трясся каждый день.

— Здесь и нормального заколотит. Еженедельные приключения без последствий для отморозков.

— Подходил к ребятам начальник, говорил, что в этом направлении трудятся, — вздохнула студентка, словно наши проблемы она близко принимала к своему сердцу. — Все равно, сказал, поймаем бригаду грабителей. Дела с контроля не снимаются.

— Одно мое закрыли в сейф с «глухарями», — сплюнул я под стену. — Черт дернул продать квартиру и притащить на рынок три штуки баксов. Чудом на улице не оказался. Если бы не газпромовские акции, рыскал бы сейчас по свалкам.

— Что с вами приключилось?

— Обошлось. Потом позвонил товарищам, пообещали пустить на ночлег. Иначе пришла бы полная хана. Моя подружка отвернулась напрочь.

— Это как всегда, — махнула рукой девушка, будто прошла такую школу паскудства, что самой тошно. — Когда хорошо, они рядом, а как жареным запахло, не знаешь, где искать.

— Я и за собой замечал подобную черту.

— Я тоже, — ободренная откровением, хихикнула студентка. — Наверное, люди одинаковые.

— Единицы не в колее. От общества они удаляются, называются мудрецами.

Из ворот базара показался перекупщик старинного серебра, цепочек, монет, лома, невзрачный рыжеватый Коля. Он сбивал цену до предельно низкой, вымораживая копейки даже на хламе. Обойдя стоявшую с пачкой пакетов Андреевну, направился ко мне:

— Тебе ничего не говорили?

— О чем? — насторожился я, подумав о начавшейся на менял облаве.

— Валютчика грохнули. На Ворошиловском проспекте, в обменном пункте напротив Кировского отделения милиции.

— Когда?

— Вчера днем. Топором зарубили.

— Топором?..

— Топором… — ахнула студентка, прислоняясь плечом к прогретой за день бочке.

— Он банковал в коридорчике старого здания, сразу за отстроенной баней. Через переулок.

— Каждый день проезжал мимо.

— Там обменный пункт. Подошли двое, начали договариваться о сдаче крупной суммы в валюте. Работал Женька. Чтобы не привлекать внимания, мол, напротив милиция, клиенты попросили перейти в проход под довоенным строением в двух шагах. Овальный такой, длинный.

— И он согласился?

— Чего бояться, когда ментовка через дорогу. Зашли в тоннель. Один стал впереди, второй за спиной. Женька расстегнул барсетку с бабками, закопался в ней. Который сзади, рубанул топором по голове. Вырвали кошель. Добили и убрались.

— Не рассмотрел у отморозка топора? — Запротестовал было я, забыв, что дело уже сделано. — Куда тот его спрятал?

— За пиджак, — пояснил перекупщик. — Небольшой топорик для рубки мяса. Подозреваю, Женька не думал ни о чем, работал как всегда.

— Господи! — Опомнилась студентка.

Коля поиграл серыми глазами. Девушка заторопилась вовнутрь бочки. Через минуту послышалось сипение углекислого газа, которым газировали водопроводную воду.

— Беспредел, — только и сумел вымолвить я.

Коля пристроился рядом, поддерживая в руке набитую чем-то сумку. Я покачался с пяток на носки, вспомнил, что недавно вслед за кидалой заскочил в пропахший сыростью, такой же вечно полутемный тоннель. Мошенник мог уйти дворами и больше не появляться. Замыслил бы что, остановился посреди прохода, заговорил зубы, поджидая двух товарищей. Когда обернулся бы на звук их шагов, воткнул финку. И все. Я постарался отвлечься от мыслей, утешаясь тем, что после выпуска второй книги делать здесь больше нечего. Перенапряжение нервов начало давать знать о себе вспышками ярости, ответом на любое проявление агрессии, даже брошенного куда угодно кем угодно косого взгляда. Я, мужчина в возрасте, торчу один до позднего вечера за деньги, которые достаются кровавым потом. Оправданием может служить только выпуск всеми способами собственных произведений. Тут я не был похож на коллег по творчеству, предпочитая бездействию активные поиски решения проблемы.

— Слышал, полмесяца назад на Нахичеванском еще валютчика замочили? — нарушил молчание Коля. — За прилавками. Место заранее выбрали.

— Не информировали, — отозвался я. — Наверное, занят был бумажными делами. Досталось по издательствам побегать.

— У каждого свои заботы.

— Снова не поймали?

— Кто станет себя утруждать? Допустим, те и замочили, что убили его предшественников на Западном. Опять подкатили на машине.

— Западный… А кто разрешает менялам застолбляться на том углу? — повернулся я к перекупщику. — Несколько человек на тот свет отправили, и все равно продолжают ставить. Не хуже Паши Мерседеса. Чеченцы уже русских повырезали, он пятьдесят процентов находящегося в республике вооружения отдал горцам, живущим по средневековым законам. Вместе с Ельциным.

— Не знаю, — поднял худые плечи Коля. — Задаром никому не позволят. Ментам, как Мерседесу, лишь бы свое получить, а там хоть трава не расти. На центральном разве не так?