Эдриан Маккинти - Гибельный день

— Дэн, ты прекрасно знаешь, что я еще в состоянии позаботиться о себе самостоятельно.

— Если мы тебя потеряем, это черным пятном ляжет на всю программу! Да это же будет настоящий провал и оттолкнет других вероятных информаторов.

— И виноват во всем буду именно я.

— Вот-вот, именно ты.

Дэн пристально поглядел на меня, затем с протяжным вздохом откинулся на спинку стула.

— Ты все-таки решил лететь? — произнес он наконец.

Я похлопал по паспорту, лежащему на столе:

— Все путем, Дэн, сейчас они ничем не смогут мне навредить: я же американский гражданин.

Дэн покачал головой: он не разделял моего оптимизма. Поманил одного из агентов, сказал ему что-то — я не расслышал, — и агент быстро зашагал прочь.

— Что случилось? — спросил я.

— Мне нужно по факсу получить кое-какие бумаги. Тебе придется подписать заявление о прекращении сотрудничества с программой защиты свидетелей. Если Бриджит Каллагэн или кто-нибудь из ее ребят тебя убьет или ты попадешь в Ирландии в какую-нибудь передрягу, это не должно коснуться Бюро. Я оставляю за собой возможность заявить от имени Бюро, что ты ввязался в эту аферу вопреки моим советам и уже не являясь участником программы.

Я кивнул. Что ж, Дэн прав: зачем ему лишние неприятности? Он заказал еще пару бутылок «Сэма Адамса», на этот раз и для себя. Мы чокнулись бутылками.

— Расскажи мне все, что тебе известно о девочке, — попросил я.

— Ее зовут Шивон. Вообще-то пишется с «б»,[4] но произносится «Шэ-воунн». Однако «б» где-то присутствует.

— Я же ирландец, черт побери! Прекрасно знаю, как писать «Шивон».

— Значит, так, мы полагаем, что она — дочь Темного. Думаю, сейчас ей лет одиннадцать-двенадцать. Ходила в частную школу в Манхэттене. Хорошая ученица. Красавица, пошла в мать; слава богу, не в Темного. Единственный ребенок, но у нее много родни. И… э-э-э… боюсь, это все, что мне известно.

— Думаешь, Бриджит может использовать дочь как приманку, чтобы заполучить меня?

— Честно говоря, я так не думаю. Однако ничему не удивлюсь.

— Как часто Бриджит ездила в Белфаст?

— Без понятия. Я вообще не знал, что она туда ездит. У меня без нее полно забот, знаешь ли. Что-то слышал про замок в Донеголе, хотя не знаю, где это.

— Это на западе. Но все равно пригодится. Отлично.

Мы поговорили еще несколько минут. Один из агентов возвратился с пачкой бумаг.

— Ну вот, пришли факсы. Давай-ка пообедаем в ведомственном ресторане, — предложил Дэн. — Еда, которой кормят в самолетах, день ото дня все хуже.

— Ну, «Аэр лингус» никогда и не славилась гастрономическими изысками, — ответил я.

Дэн усмехнулся, обнял меня, и мы отправились на мероприятие, которое, как я полагал, он считал чем-то вроде поминок.

Рейс был забит под завязку, все места забронированы. «Аэр лингус» предложила мне два билета первого класса и тысячу долларов, если я соглашусь лететь завтрашним рейсом. Но я хотел лететь сейчас.

В толпе, собравшейся около стойки регистрации, царило праздничное настроение. Я недоумевал: что происходит? Народ у стойки выглядел прилично, так что это был не пьяный кутеж или финал чемпионата по ирландскому хоккею на траве — хёрлингу. И вряд ли Олимпийские игры, хотя, насколько я знал, велогонка «Тур де Франс» иногда проводится за рубежом. Так что, возможно, скопление народа объясняется именно этим — «Тур де Франс» в Ирландии.

Я сел у окна, и стюардесса принесла мне бокал шампанского и экземпляр «Улисса», что было довольно-таки странно.

— Фильмов больше не показываем, малышка? — поинтересовался я у стюардессы.

— Простите?

— Насколько я знаю, «Аэр лингус» несколько старомодна, но в большинстве авиакомпаний пассажирам предлагают фильмы, компьютерные игры и тому подобное. А предлагать такой «кирпич» на шестичасовой полет — это как-то очень несовременно.

— Ах, это… Это вам в подарок. У нас найдется с десяток фильмов для вас, сэр, — ответила она, переходя к другому, более понятливому пассажиру.

Моя соседка слышала весь разговор. У нее хватило бабок, чтобы лететь первым классом, но выглядела она как вышедшая на пенсию английская учительница, какими их показывают по телевизору. Вязаный свитер с рисунком ромбами, очки в стальной оправе, удобные туфли. На вид я бы дал ей лет шестьдесят.

— Полагаю, молодой человек, вы летите в Ирландию отнюдь не на фестиваль, — обратилась она ко мне с аристократическим прононсом.

— Нет… Просто лечу домой… А что за фестиваль?

— Разве вы не знаете, какой завтра день?

— Разумеется, знаю, среда.

— Нет, нет и нет. Блумов день, шестнадцатое июня две тысячи четвертого года. Это сотый Блумов день, — поведала она мне, с трудом преодолевая отвращение к моему невежеству.

— Фестиваль цветов? — спросил я.

— Что?

— Блумов день — это какой-то фестиваль цветов?[5]

— Боже милосердный! Вы что, не читали «Улисса»? — Она показала свой экземпляр.

— Как я мог успеть? Я только что получил книгу.

— Раньше, — произнесла она с нажимом.

— Нет, не читал. Слышал, это что-то типа порнографии, — заметил я и отхлебнул шампанского.

Лицо женщины приобрело еще более надменное выражение.

— Смею вас уверить, это вопиющая ошибка. «Улисс» — величайшее литературное произведение прошлого века, а возможно, и вообще в истории человечества.

— Угу, про «Моби Дика» тоже так говорят. И эту книгу я тоже не читал: уж больно у нее неприличное название,[6] — сообщил я даме и улыбнулся, неожиданно вспомнив, как однажды, много лет тому назад, я притащил своего старого приятеля, Скотчи, на могилу Мелвилла в Бронксе. Наш знакомый торговец подержанными машинами отказался платить за подорожавшую крышу, и мы всю ночь выбивали стекла и прокалывали шины каждой третьей машине на его торговой площадке. Вудлонское кладбище было буквально в двух шагах, и, разумеется, Скотчи и я читали в школе «Билли Бадда». Приятелю стало не по себе, когда он увидел, что прямо на могиле писателя растут вербы.

Как всякий ирландец, я, конечно, не раз и не два пытался прочесть «Улисса».

— Я так понимаю, шестнадцатое число — это когда книга была издана? — спросил я, пытаясь разрядить обстановку.

— Завтрашний день, шестнадцатое июня, — день, когда Леопольд Блум гулял по Дублину, как описано в романе.

— Леопольд Блум… Что-то связанное с Мелом Бруксом, так? Думаю, будет много песен, — продолжал я подшучивать над соседкой.

Женщина нетерпеливо покачала головой:

— Да нет же, именно в тот день Джойс встретил Нору Барнакл. Будет массовое шествие и много других праздничных мероприятий. — Сказав это, пожилая дама отвернулась, устав объяснять очевидное.

Я воздержался от шутки про Нору Барнакл и Русалочку и раскрыл книгу. Джойс выглядел шикарно в глазной повязке и галстуке-бабочке. Я положил книгу в карман сиденья передо мной. Не мой тип чтива. Я надеялся только, что праздничные мероприятия не помешают успешно пересечь Дублин, попасть на вокзал Коннолли и сесть на поезд до Белфаста. Хотя, если все и впрямь так круто, как говорила старая леди, транспорт будет двигаться в сторону юга, а не севера, и особых проблем с тем, чтобы попасть в свой родной город, у меня не возникнет.

И кто знает… быть может, Бриджит ждет меня с распростертыми объятиями. Возможно, я разыщу всех, кого когда-то знал, и мы найдем маленькую Шивон. Может, все мои грехи будут прощены и завтра я усну спокойно — впервые за двенадцать лет…

Я улыбнулся. Если этому суждено случиться, то не раньше чем завтра, а пока нужно хоть немного вздремнуть. Я проглотил капсулу эмбиена, выпил еще один бокал шампанского, притушил свет и закрыл шторку на иллюминаторе.

Капсула подействовала минут через пятнадцать.

Небо потемнело, появились звезды, а 777-й устремился на восток — навстречу заре.

Я натянул одеяло и соскользнул в наркотический сон.

В восьми километрах под нами перекатывалась потемневшая Атлантика. Я мечтал о ней — о словах и вещах, о китобойных судах, старых моряках, ирландцах с повязками на глазах, Леопольде Блуме, входящем и выходящем из ирландских пабов, Старбеке, Скотчи, Шивон, обо всех пропавших и спасителе Измаила, судне «Рахиль», пробивающемся сквозь волны в поисках своих потерянных матросов, но находящем еще одну заблудшую душу.

Дублин. 16 июня, 4:15

Гребаные листья коки! Абсолютно легальные в Перу, они полезны при тошноте и не раз помогали мне пережить ночную смену. Крайне действенное средство! Кладешь парочку листьев в рот, за щеку, они медленно отдают сок, и ты — снова как огурчик! Из высушенных листьев кокаин извлечь почти невозможно, а уж из тех нескольких листочков, что я забыл вынуть из сумки, — и подавно. Но, несмотря на это, большинство западных государств считает их незаконными и подлежащими учету.