Рене Бюр - Иггинс и К°

Все это казалось мне совершенно естественным. Но репортеры знали значительно меньше, чем я, и потому решили заняться выяснением того, что им было непонятно. Один остался сторожить у дома авиатора, а двое отправились в Рэнси и принялись расспрашивать соседей сенатора. Без труда они узнали, что Жак Данблез внезапно, за две недели до убийства, перестал бывать в «Виши». Это совпало с объявлением об обручении Мадлен де Шан и капитана де Лиманду. И девушка немедленно уехала гостить к своему будущему свекру в Марни.

Сообщение об этом в выпуске «Времени» было подано так искусно, что у читателей не оставалось никакого сомнения, что над Жаком Данблезом тяготеет серьезнейшее обвинение.

«Судебный следователь у авиатора Данблеза». Довольно было одного этого заголовка для того, чтобы растревожить Париж. То было время поголовного увлечения авиацией. А из всех авиаторов Жак Данблез был самый лучший, самый хладнокровный и самый смелый. Газетчики метались по улицам, выкрикивая новость, и каждый прохожий, как бы он не спешил, останавливался, чтобы купить газету.

Жиру вошел в дом Жака Данблеза. Прошел час. Из дома вышел полицейский, взял с сиденья автомобиля какой-то пакет и вернулся в дом.

Вот все, что увидел сотрудник «Времени».

Но через несколько минут произошло нечто значительно более важное. Из дома вышел Жиру. За ним двое полицейских сопровождали Жака Данблеза с защелкнутыми наручниками. Все они сели в машину: следователь рядом с шофером, а арестованный с полицейскими сзади. Наверное, это был первый случай, когда следователь ехал в одном автомобиле с арестованным. Но Жиру не придерживался общепринятых правил.

Машина тронулась. За ней последовал автомобиль репортера.

Вечером в газете появилось подробное сообщение о допросе, учиненном следователем Жиру Жаку Данблезу на квартире последнего.

Допрос я пересказываю по газете. Я проверял несколько раз. Он совершенно точен. Истинно также и странное поведение Жака Данблеза за все время, начиная со дня ареста.

Жиру вошел в комнату, поклонился и сказал без всяких вступлений:

– Сударь, капитан де Лиманду убит.

На лице Жака Данблеза не появилось никаких признаков удивления или волнения. Он спокойно смотрел на следователя и, казалось, ожидал продолжения.

– Вы знали капитана де Лиманду? – спросил Жиру.

– Да.

– Вы, как мне сообщили, были с ним дружны?

– Нет.

– Ага! Вы не были дружны с ним? Этим вы хотите сказать, что он не был вам симпатичен?

– Не был ни симпатичен, ни антипатичен. Я относился к нему безразлично.

– Но ведь он был обручен с Мадам де Шан? Жак Данблез промолчал.

– Вы знали, что капитан де Лиманду был обручен с Мадлен де Шан?

– Да.

– Вам это было неприятно?

– Нет.

– Но ведь говорят, что вы любите мадемуазель де Шан?

– Кто это говорит?

– Разрешите вам напомнить, что задаю вопросы я, а не вы.

– Задаете! И грубые.

– Вы оскорбляете меня!

– Да?

– Вынужден напомнить вам, что мой долг – выяснить истину. И я выясню ее.

– Тем лучше для вас.

– Чтобы выяснить истину, я задаю те вопросы, какие считаю нужным. Поэтому я вас спрашиваю: правда ли, что вы и Мадлен де Шан собирались пожениться?

– Задайте этот вопрос мадемуазель де Шан.

– Задам, не беспокойтесь… Что вы делали этой ночью?

– То, что мне было угодно.

– Повторяю свой вопрос: что делали вы этой ночью в то время, когда был убит капитан де Лиманду?

– А в котором часу убили капитана де Лиманду?

– По всей вероятности, между десятью часами вечера и полуночью.

– А не могут ли новые сведения изменить эти и так уже неточные сведения?

– На это я вам отвечу завтра.

– Тогда и я откладываю свой ответ до завтра.

– В таком случае скажите, что вы делали вчера между десятью и двенадцатью часами вечера?

Жак Данблез, не отвечая, нажал кнопку звонка. Вошел слуга.

– Изидор, скажите, пожалуйста, господину следователю, что я делал вчера между десятью и двенадцатью часами вечера.

Изидор замялся.

– Ну, говорите.

– Я не знаю… не знаю. Вы же знаете, что я ложусь в девять.

– Значит, вы не знаете, что я делал между десятью и двенадцатью вечера?

– Нет, нет, не знаю.

– Видите, господин следователь, – иронически заметил Жак Данблез, – я не могу вам ответить. То, что я делаю, запоминает мой слуга. У меня и так достаточно работы. Изидор не помнит. Очень жаль, что не могу помочь вам.

– Вы что, издеваетесь? – заревел Жиру. – Я требую, чтобы вы мне ответили, что делали вчера в указанное время!

– Я уже ответил вам: помнить о том, что я делал – обязанность моего слуги.

– Значит, вы отказываетесь отвечать?

– Вовсе не отказываюсь. Просто у меня слабая память.

– В таком случае я сам скажу вам. Вчера, около десяти часов вечера, вы выехали из дома верхом. А когда вернулись два часа спустя, ваша лошадь была в мыле.

Жак Данблез сделал изумленное лицо.

– Я ездил верхом? И Султанша была в мыле? Вы уверены? Ей-Богу, это забавно.

– Смейтесь, смейтесь! Желаю вас долго смеяться таким образом.

– Благодарю вас.

– За что?

– За доброе пожелание.

– Хватит паясничать! Неужели вы не понимаете, насколько ваше положение серьезно? В час убийства капитана де Лиманду, вашего соперника, вы выехали из дома…

– Нет, не понимаю. Если вы допросите всех людей в округе, окажется, что многие из них вчера между десятью и двенадцатью часами вечера не сидели дома.

– Другие тут ни при чем. Они не влюблены в Мадлен де Шан.

– Вы снова начинаете?

– На десять минут прекращаю. Допрошу вашего слугу, ведь ваша память, по вашим словам, находится в его ведении. Вас я попрошу оставаться здесь и ожидать моего возвращения.

Жиру позвал полицейского и поручил ему следить за Жаком Данблезом, а сам вместе с Изидором вышел в соседнюю комнату.

Слуга очень нервничал. Жиру понял, что этот свидетель более податлив, чем первый. Действительно, Изидор рассказал, что около полуночи его разбудило ржание Султанши. Он вышел из дома и увидел, что лошадь вся в мыле.

– А ваш хозяин не проснулся?

– Проснулся, господин следователь.

– И ничего не сказал вам?

– Сказал, чтобы я не трогал лошадь.

– Ах, так! Сказал, чтоб вы не трогали лошадь?

– Да, господин следователь. Вышел из дома и сам отвел ее в конюшню.

– Запишите, – повернулся Жиру к секретарю. Он внимательно посмотрел на Изидора и спросил:

– Скажите, у вашего хозяина было оружие?

– Да, браунинг.

– А вы сможете узнать этот браунинг?

– Да. Я всегда чистил его. У него на рукоятке длинная царапина.

Тогда-то полицейский и отправился к машине за пакетом. Жиру сам развязал бечевку и торопливо разорвал бумагу.

– Этот? – он протянул револьвер Изидору. Тот внимательно осмотрел его и сказал:

– Да, это он.

И тут же добавил:

– Готов поклясться в этом! Вот, господин следователь, та царапина, о которой я говорил.

На рукоятке браунинга была хорошо видна длинная царапина.

Жак Данблез мирно читал в присутствии не спускавшего с него глаз полицейского, когда в комнату вернулся Жиру.

– Господин Данблез! – почти крикнул он. – Я обвиняю вас в убийстве капитана де Лиманду.

– Однако вы быстро приходите к решительным заключениям, господин следователь, – спокойно ответил Жак Данблез. – Разрешите узнать, на чем основывается ваше обвинение?

– Пожалуйста. В час совершения преступления вас не было дома. В комнате, где было совершено убийство, найден ваш браунинг.

При последних словах Жак Данблез вскочил.

– Вы говорите, – взволнованно спросил он, – что в комнате убитого был найден мой браунинг?

– Да, – кивнул Жиру. – Даже не говорю, а утверждаю.

– Можете вы показать мне этот револьвер?

– Конечно. Вот он.

Жак Данблез взял револьвер, посмотрел на него и пробормотал:

– Номер 103000… Действительно, мой… Затем он громко произнес:

– Господин следователь, я всецело в вашем распоряжении.

Экстренные выпуски газет, в которых подробно рассказывалось о допросе Жака Данблеза, шли нарасхват. Браунинг служил неопровержимым доказательством его виновности, да и вся история была достаточно ясна. Жак Данблез, человек энергичный и сильный, убил своего соперника капитана де Лиманду. Это было убийство на почве ревности, поэтому «герой воздуха» не лишался в глазах своих почитателей прежнего обаяния. Началось дело Данблеза.

Дело Данблеза! Из-за него забыли о деле Пуаврье. Репортеры брали интервью у слуги, и Изидор рассказывал снова и снова. Он не видел, как его хозяин уходил из дома, но около полуночи Султанша бегала по саду. Жак Данблез приказал не трогать ее и сам отвел в конюшню. Газетчики тщетно выпытывали у Изидора, не выказывал ли его хозяин накануне нервозности и тревоги. Нет, он ничего не заметил. Жак Данблез всегда был спокоен и молчалив. Изидор подтвердил, что револьвер, который показывал ему следователь, принадлежат Жаку Данблезу, но больше ничего не мог сообщить. Так, по крайней мере, решили репортеры и оставили его в покое.