Джеймс Саллис - Гони!

— Что-то я… О, вот она! Вы приходитесь ей?..

— Сыном.

Секретарь подняла телефонную трубку.

— Не могли бы вы присесть вот там, сэр? Сейчас к вам подойдут.

Через несколько минут, открыв двери ключом изнутри, появилась молодая женщина-евразийка в накрахмаленном белом лабораторном халате, из-под которого выглядывали джинсы. Низкие деревянные каблуки стучали по бетону пола.

— Вы пришли повидать миссис Дэлей?

Водитель кивнул.

— И вы ее сын?

Он снова ответил ей кивком.

— Прошу прощения. Пожалуйста, поймите: мы проявляем бдительность. Судя по записям, за все эти годы у миссис Дэлей не было ни единого посетителя. Позвольте взглянуть на ваше удостоверение личности.

Водитель показал ей водительские права — на тот момент еще единственные, не переправленные дважды или трижды.

Миндалевидные глаза изучили документ.

— Еще раз, — повторила женщина, — прошу прощения.

— Ничего, все в порядке.

Брови над миндалевидными глазами были натурального цвета, прямые, почти без изгиба, немного взлохмаченные. Водителя всегда удивляло, зачем латиноамериканки выщипывают брови и оставляют вместо них тоненькие изогнутые полоски. Измени себя, и ты изменишь мир?

— Мне искренне жаль… Ваша мать на прошлой неделе умерла. Сердечный приступ в результате закупорки легких. Медсестра «скорой» вызвала бригаду из клиники; не прошло и часа, как мы начали искусственную вентиляцию. Однако было уже слишком поздно. — Она коснулась его плеча. — Мы сделали все возможное, чтобы связаться с вами. Очевидно, те номера контактных телефонов, которые у нас были, давно уже недействительны. — Ее глаза пристально изучали его лицо в поисках каких-нибудь подсказок. — Боюсь, мой рассказ ничем вам не поможет.

— Все нормально, доктор.

Выросшая там, где говорят на тоновых языках, она мгновенно уловила легкое повышение тона к концу предложения. Водитель и сам его не почувствовал.

— Парк, — представилась она, — доктор Парк. Эми.

Они оба обернулись и увидели, как по коридору к ним подъехала каталка. Баржа на реке. «Африканская королева». Сидя верхом на пациенте, медсестра делала ему закрытый массаж сердца.

— Черт побери, — пробормотала она. — Похоже, треснуло ребро…

— Я едва ее знал. Просто подумал, что…

— К сожалению, мне нужно идти.

Вернувшись на стоянку, Водитель облокотился на «шевроле» и всмотрелся в череду горных вершин, что кольцом опоясывали Тусон. С севера — Каталинас, с юга — Санта-Рита, с востока — Ринкон, с запада — Тусон. Город представлял собой природный компас. Как же можно было столь беспомощно в нем затеряться?

Вторая и третья поездки с мужем Ирины прошли успешно. Спортивная сумка Водителя, что стояла на дне платяного шкафа, под слоем обуви и грязной одежды, заметно потолстела.

И вот новый выезд.

Поначалу все шло превосходно. Выстроились в линию, по трассе, в соответствии с планом. Жертвой налета был выбран второсортный магазинчик, принимающий чеки и дающий ссуды в счет зарплаты. Заведение приютилось в свободном уголке торговых рядов, отстроенных в шестидесятые, по соседству с заброшенным театром, оконные стекла которого пестрели афишами с рекламой дублированных фантастических фильмов и иностранных боевиков с участием ныне вышедших на покой американских актеров. На противоположной стороне улицы находился ломбард, работающий столь непредсказуемо, что хозяева даже не потрудились повесить объявление о часах работы. Настоящая торговля шла через заднюю дверь. В воздухе висел запах чеснока, тмина, кориандра и лимона из лавки со специями.

Они вошли внутрь в девять, сразу после открытия, когда поднимались металлические жалюзи и открывались двери. Повсюду вокруг сновали лишь наемные рабочие, получающие мизерные зарплаты и не имеющие ни стимула, ни особого рвения к труду. Все равно боссы не появятся до десяти утра. И даже если поднимется тревога, в это время дня — в час пик — можно рассчитывать на то, что полиция застрянет в пробке.

К сожалению, случилось так, что полицейские устроили засаду у ломбарда и один из них как раз сидел и смотрел со скучающим видом на «Чеки-наличные», когда туда ворвалась команда Стандарда.

— Вот дерьмо!

— Что такое? Она тебя разлюбила, что ли?

Полицейский рассказал остальным.

— Ну и что нам теперь делать?

Такого, разумеется, никто не ожидал.

Решение было за Денуксом, старшим офицером. Он взъерошил рукой седеющий ежик волос.

— Ну что, парни, вас сидение не достало?

— Жрать всякую дрянь? Жариться весь день напролет в фургоне? Мочиться в бутылки?

— Я все понял. Какого хрена, давайте-ка зададим им жару!

Водитель видел, как коммандос выпрыгнули из задних дверей фургона и стремительно атаковали «Чеки-наличные». Зная, что их внимание сосредоточено на цели впереди, он потихоньку вынырнул из-за мусорного бака. Лишь пара секунд ушли у него на то, чтобы выскользнуть из машины и, не заглушая мотора, порезать шины фургона. Затем Водитель подлетел к магазину.

Внутри шла перестрелка. Двое из трех членов команды выбежали и рухнули на заднее сиденье, когда он выжал сцепление и вдавил в пол педаль газа. Один из двоих оказался смертельно ранен.

И среди них не было Стандарда.

— Ты брал здесь свинину?

— Да, всего лишь каких-нибудь раз двадцать. Отличная куртяшка. Новье?

— Одни шутники вокруг.

Даже в столь ранний час, без чего-то шесть, «У Густаво» яблоку было негде упасть. Мэнни искоса глянул на Ансельмо, который поставил перед ним кружку «Модело».

— Грациас.

— Как поживают бумагомараки?

— Целыми днями сидим на заднице и медленно приближаем катастрофу. Машина или сценарий летит в пропасть — и все начинается сначала. — Мэнни двумя глотками осушил кружку пива. — Хватит этого дерьма, давай-ка отведаем стоящего напитка. — Он вытащил из рюкзака бутылку. — Кое-что новенькое, из Аргентины.

Появился Ансельмо с бокалами для вина. Мэнни наполнил бокалы и толкнул один на противоположную сторону столика.

Пригубили.

— Я прав?.. О да. Я прав. — Держась за бокал, словно за спасательный круг, Мэнни огляделся. — Ты когда-нибудь предполагал, что твоя жизнь станет вот такой? Не то чтобы я чертовски много знал о твоей жизни…

— Да я и не задумываюсь… — пожал плечами Водитель.

Мэнни поднял бокал так, чтобы темная поверхность жидкости оказалась вровень с его глазами, и принялся смотреть на мир сквозь вино.

— Я собирался стать очередным великим американским писателем. Причем у меня не было на этот счет ни тени сомнений. Напечатал целую кучу дерьмовых рассказов в литературных журналах. А потом вышел мой первый роман — и подтвердил правоту тех, кто верит, что Земля плоская: перевалил прямо через край мира и исчез в бездне. Второй роман даже не смог издать последнего писка, следуя за первым. А какова твоя история?

— По большей части я стремился дожить с понедельника до среды. Выбраться со своего чердака, и из дома, и из города.

— Каков масштаб!

— Обыкновенная жизнь.

— Ненавижу обыкновенную жизнь!

— Да ты лучше скажи, что ты не ненавидишь.

— Бывают исключения, сэр. Оно, может, и правда, что я испытываю ненависть к таким отбросам, как американская политическая система, голливудская киноиндустрия, нью-йоркский издательский мир, все до одного фильмы последнего десятилетия, не считая производства «Коен бразерс», газеты, радиоинтервью, американские машины, музыкальная индустрия, промывка мозгов «а-ля масс медиа»…

— Целый каталог!

— Зато многими явлениями жизни я едва ли не благоговейно восхищаюсь. К примеру, вот этой бутылкой вина. Погодой в Лос-Анджелесе. Или едой, которую нам сейчас принесут. — Он вновь наполнил бокалы. — Заказов много?

— В общем, да.

— Хорошо. Тогда киноиндустрия не совсем пропащее дело. В отличие от большинства современных родителей, по крайней мере способна сама себя обеспечить.

— Только некоторые из студий.

По обыкновению, принесенная еда оправдала все ожидания. Потом друзья переместились в близлежащий бар, где Водитель выпил пива, а Мэнни — бренди. Зашел какой-то старик, который почти не говорил по-английски; уселся и принялся играть на видавшем виды аккордеоне танго и песни своей юности — военные и романтические; благожелатели ставили ему выпивку и бросали банкноты в чехол из-под инструмента, а по щекам старика катились слезы.

К девяти вечера речь Мэнни сделалась сбивчивой.

— Довольно с меня больших гулянок в городе. А ведь раньше мог проводить так ночи напролет.

— Отвезти тебя домой?

— Конечно.

— Давай-ка выгрузимся вот там, — сказал Мэнни, когда они свернули на улицу, где стояла его хибара. — На следующей неделе мне нужно быть в Нью-Йорке. А я не летаю.