Никита Филатов - Последняя ночь майора Виноградова

— Поберегись!

Темный маслянистый поток устремился через край на асфальт.

— Все. Знаешь, Виноградов, кажется, можешь идти свечку ставить. Бережет тебя Бог!

Аккуратненько, двумя пальцами, полковник отцепил от внутренней поверхности ведра приклеившийся у самого дна белый и липкий прямоугольник. Вытянул его наружу.

На первый взгляд это было похоже на фотобумагу — стандартный размер, глянцевая поверхность.

— Сходится, пожалуй.

При ближайшем рассмотрении плотность и фактура находки оказалась неоднородной — в центре выделялся овал посветлее, попрозрачнее.

— Товарищ полковник, вон еще!

На полу, мертво склеившись с обрывком газеты, сырел небольшой клинышек полупрозрачной пленки.

— Иди сюда. — Виноградов поманил оперативника, сидевшего за рулем. — Глянь.

В лотке для инструментов, где были щедро рассыпаны разнокалиберные винты и шурупы, Владимир Александрович увидел нечто напоминающее простенькую деревянную лопатку: скошенный рабочий край этого нехитрого приспособления отличался от остальной поверхности неровным слоем налипшей на него бумажной массы.

— Это что? — Опер протянул было, но вовремя отдернул руку — могли сохраниться отпечатки пальцев. — Понял!

— Внимание! Значит, так, ты за старшего. — Полковник пихнул пальцем в грудь сотрудника в плаще. — Протокол осмотра, выемки…

— Экспертов вызывать?

— Однозначно! По полной программе. Лейтенант! На тебе понятые, и мало ли еще что понадобится. Супругой вон займись.

— Есть! — Собственно, для участкового все это было лишней головной болью, но привычка к дисциплине и шанс попасть в премиальную сводку по Главку тоже кое-что значили.

— Окна матери сюда выходят?

Оказавшаяся снова под чужими перекрестными взглядами женщина отрицательно покачала головой.

— Ладно, оставлю еще одного.

— Слушаюсь, — обреченно вздохнул любитель кофе и направился было к «форду».

— Куда?

— Термос забрать. И папку.

— Успеешь. На тебе будет мамаша. И обход поквартирный.

— Слушаюсь.

— Не вижу рвения к работе! Та-ак…

Виноградов почувствовал, как кто-то тронул его за рукав.

— Не куришь?

— Нет, извини.

— А то у меня уже кончились. — Лейтенант улыбнулся и, понизив голос, спросил: — А в чем дело? Что это значит-то?

— Ты про то, что нашли?

— Ага! — Нельзя сказать, что Виноградов вызвал у участкового какое-то особое чувство доверия. Просто он был занят меньше остальных.

— Это основа от наклейки. Знаешь, лепят такие на автомобили — «РУС», «ФИН»…

— Ага, — снова кивнул лейтенант. — А деревяшкой соскребывали?

— Вероятно.

— А машина тогда где?

— Кто бы знал. Сейчас будем искать.

Полковник раздавал последние указания:

— Осмотрите мусорные баки, хотя вряд ли… И если есть выбитые окна в подвалах — тоже, на всякий случай! Поехали. А ты, Виноградов, чего встал? Залезай.

— Счастливо оставаться!

— Слушай, а может, ты домой хочешь? Можно, в принципе…

— Дудки! На самом интересном месте?

— Шучу. Уговор дороже денег.

Настоящего опера не исправить. Его можно только убить.

— Неужели только за это и уволили? Врешь, наверное?

Оперативник прибавил газу и со свистом миновал привычного ко всему гаишника. Главное на Московском проспекте — это попасть в «зеленую волну» светофоров. А то получается не езда, а сплошное мучение.

— Вот те крест!

— Да-а… У меня куча знакомых, которые и круче залетали. И ничего, трудятся — неполное служебное схлопотали или строгача по управлению.

— Бывает.

— У него случай особый, — оторвался от трубки радиотелефона Константин Эдуардович. — Личность больно приметная.

— В смысле?

— Знаешь пять заповедей спокойной жизни? Расскажи ему, Виноградов.

— Та-ак… Первая: не думай. Вторая: если думаешь — не говори. Третья: если думаешь и говоришь — не пиши. Четвертая… Если думаешь, говоришь и пишешь — не подписывайся.

— Здорово!

— А пятая: если думаешь, говоришь, пишешь и подписываешься — не удивляйся.

— Классно! — Оперативник замолчал, прокручивая анекдот в голове, чтобы запомнить на будущее. — В самую точку.

— Да! Слушаю, девушка… — Зажав трубку между плечом и подбородком, полковник зачирикал в блокноте. — Как, еще раз? Понял, спасибо. Хорошо, я перезвоню.

— Константин Эдуардович! — Поняв, что телефонный разговор закончился, Виноградов посчитал, что настал удобный момент. — Мне бы с шефом связаться.

— Хо! Почему бы и нет? Когда есть о чем докладывать…

Настроение у полковника улучшалось — стремительно и неудержимо.

— Что-нибудь нашли?

— Увидишь. Косте передай, что… Нет, ничего пока не передавай. Только насчет гаража.

— Как скажете. Алло, шеф!

— Алло, ну наконец-то. Как дела?

— Пока нормально. Вроде в точку. Водитель, который с курьерами работал, пропал со вчерашнего дня. Нашли гараж его, осмотрели.

— Где гараж?

— Да как и думали — неподалеку. Несколько минут от кабака. Главное, что теперь можно на сто процентов быть уверенными — там весь этот камуфляж клеили, там же и сдирали. Следов куча.

— Отлично, Виноградов! Ты где сейчас?

— Шеф, я тут с…

— Дай трубку! — Перегнувшись назад, полковник почти вырвал телефон у Владимира Александровича. — Алло, Костя?

— Ну? Доволен?

— Посмотрим.

— Парня моего собираешься отпускать?

— А он сам не хочет. Я предлагал.

На том конце линии немного помолчали:

— На прямую вышли?

— Похоже.

— Ладно, пусть сам решает. Позови!

— Пожалуйста!

— Шеф, все в порядке. Я проедусь с ними еще немного?

— Давай. Голова есть на плечах. Будь осторожен! Звони.

— Попробую, вы в конторе остаетесь?

— Куда я денусь? Рабочий день…

— Возьмите. — Владимир Александрович вернул трубку. Впереди уже виднелись обрубленные силуэты аэропортовских башен.

— Интересно, Виноградов, что ваш клиент скажет? Который с рогами? Вы же сегодня должны опять за дамочкой присматривать?

— Найдется кому! Подменят. Хотя…

— Да я тоже думаю. Хахалю ее сегодня не до коечных вариантов. Другие заботы имеются. Все-таки считаешь, что он не при делах? И баба?

— Не знаю. Возможно…

— Уж больно они там кстати. Для нас.

— Не знаю. Сами же сказали — как это? Интерференция?

— А это что такое? — покосился на начальника молодой опер.

— Наложение волн. От разных источников. Смотри-ка, запомнил! — Все-таки Константин Эдуардович был обыкновенным стареющим толстяком, разговорчивым и немного тщеславным.

— У вас внучка в седьмом классе?

— Внук. В шестом. Вот сукин сын!

Это явно относилось к водителю автобуса, решившему развернуться прямо на полосе встречного движения. Чудом избежав столкновения, «форд» подкатился к шлагбауму, перекрывшему пандус.

— Куда теперь?

— Вон, машут!

Платная, огороженная условным заборчиком из металлической сетки автомобильная стоянка занимала почти целый гектар. Откровенно говоря, Виноградов представлял себе эту единицу площади чисто теоретически, не зная, как она выглядит в реальности, но почему-то он сразу решил, что именно гектар, ни больше ни меньше. Во всяком случае, стоянка была большая.

— Здравствуйте. Сюда!

— Вы из линейного?

— Да. Константин Эдуардович?

— Он самый. Это мои люди.

— Привет. О, Виноградов! Сколько лет…

— Здорово, Гребнев!

Они давно не виделись — Владимир Александрович и рыжий, со шрамом на щеке, младший инспектор уголовного розыска. Еще со времен той истории, связанной с контрабандой ядерных зарядов для гаубиц. Гребнев теперь, по слухам, почти не пил и всеми способами добивался звездочки на погоны[2].

— Саныч, а у нас говорили, что ты… того!

— Ну, в общих чертах…

Ханыжного вида сторож в мокрой почему-то фуражке и резиновых ботах на босу ногу торопливо потянул на себя створку ворот:

— Здравия желаю!

— Здорово, дед. Смотри у меня!

На самом деле «земля» эта к транспортной милиции отношения не имела, совершенные здесь преступления регистрировались территориалами. Но сотрудников аэропортовского отдела принято было уважать — когда еще наряд из города приедет, а эти здесь, под боком. Так могут жизнь подпортить, что не обрадуешься!

— Пойдемте. Вот!

«Девятка» стояла достаточно далеко — ряду в третьем, предпоследняя от противоположного края. Пришлось пошевелить затекшими от длительного сидения ногами.

— Да, она самая. Вы нашли?

— Народ помог. Комсомольский актив. — Гребнев показал большим пальцем через плечо, в сторону будки у входа.

— Отлично.

Номер совпадал, все остальное тоже.