Виктория Платова - Куколка для монстра

– Можешь заплатить и за несколько раз вперед, – я бесцеремонно взяла монеты и подбросила их на руке.

– Ты собираешься меня удивлять постоянно?

– Похоже на то. Завтра в двадцать один ноль-ноль он будет в баре «Подкова». Знакомо тебе сие злачное место?

– Теоретически.

– Отправляйтесь туда, там вполне приличная кухня. Заодно и поговорите с будущей жертвой шантажа.

– Так как насчет Инсбрука?

– Я подумаю…

…Инсбрук.

Инсбрук – это отличная мысль. Капитан знает, как развлечь личный состав. Снег в мае, шезлонги на открытой террасе, альпийские луга, эдельвейсы – те самые, которые одичавшие альпинисты подбрасывали мне в палатку… Те самые, только с австрийским акцентом… Стоп-стоп, Анна, я даже тряхнула головой, чтобы избавиться от наваждения, ведь альпинисты и эдельвейсы – они не имеют ничего общего с тобой. Это всего лишь легенда, сусальная сказочка, которую ты рассказала Лещарику на ночь. Не стоит так вживаться в образ влюбленной женщины, иначе ты рискуешь не выйти из него…

Впервые за несколько недель мне захотелось вусмерть надраться, чтобы заглушить пустоту, которая поселилась во мне и завладела моей душой. Пожалуй, стоит поехать к себе, купить можжевеловой водки и соленых огурцов и выпить за здоровье всех будущих врагов. Ты хорошо поработала, ты сделала все как нужно, ты сдала человека, доверившегося тебе, и даже не чувствуешь сейчас угрызений совести. Но что-то мешало окончательно расстаться с Лещом, окончательно похоронить его.

Духи. Дурацкие духи, которые он подарил мне.

Дурацкие духи, которые внесли секундное замешательство в мою душу. Они не принадлежат мне, они должны принадлежать совсем другой женщине: чуткой, ранимой, трепетной и нежной. Ничего похожего на меня.

Я вдруг вспомнила о давно забытой медсестре из клиники, кажется, ее звали Настя. Настя Бондаренко.

Единственная, кто отнесся ко мне с состраданием, маленькая медсестра, птичка на жердочке, именно так я подумала о ней, когда увидела впервые. Трогательная клептоманка, тянущая почем зря сигареты и медицинские карты больных… Тогда она проявила ко мне участие, она отерла мое разбитое лицо тогда в туалете, она даже погладила меня по волосам. И эта книга – «Тайна имени»… Она что-то говорила мне о моем аборте, она даже собиралась выяснить все подробности у анестезиолога Павлика. Отличный повод, чтобы позвонить ей и по-бабски посплетничать. А заодно и узнать кое-что о Павлике и – если повезет – о Владлене. Пригласить ее в свою скромную девичью светелку на «Кропоткинской», рассказать что-нибудь жизнеутверждающее из своей новой жизни – я ведь могу придумать о себе какую угодно историю, и все они будут выглядеть правдой. Подарить духи, порасспросить о грузине-хирурге, устроить симпатичные девичьи посиделки, почему нет?

Я без усилий вспомнила ее номер телефона и прямо на улице, едва выйдя от Лапицкого, позвонила ей по сотовому Леща. Если опять будут долгие гудки, остается только повеситься или признать, что Бог все-таки существует, если хранит таких милых девушек, как Настя, от таких порочных девушек, как я.

Долго ждать не пришлось. На том конце взяли трубку, и мрачный мужской голос произнес:

– Да. Слушаю вас.

– Попросите, пожалуйста, к телефону Настю, – невинным голоском близкой подруги произнесла я.

Воцарилось долгое молчание. На секунду мне даже показалось, что связь прервалась.

– Алло! Настю, пожалуйста.

– Ее нет, – наконец ответили мне.

– Она в клинике, на дежурстве? – Мой голосок стал еще более невинным, ни дать ни взять наперсница по любовным игрищам и забавам.

– Она умерла, – резанул голос. Трубку бросили. Умерла, повторила я про себя. Как просто. Умерла. Может быть, я не туда попала, а на другом конце телефонного провода жила другая Настя Бондаренко, другая девушка с таким же именем, смерть которой не выглядела такой несправедливой. Не птичка на жердочке, а вульгарная девица, замеченная в связях с азербайджанскими торговцами зеленью и первыми грунтовыми огурцами? Совсем другая Настя Бондаренко, не такая милая, не такая трогательная в своем безнадежном желании помочь. Интересно, отчего она умерла, она не производила впечатления больного человека? Впрочем, это легко выяснить, тем более теперь, когда я знаю адрес клиники, в которой лежала. Вот только зачем тебе это нужно, Анна? Она умерла – это следствие, а кого могут волновать причины, когда ничего невозможно исправить.

Я сидела на скамейке в каком-то случайном дворе недалеко от дома капитана. Совсем рядом катались на сломанной карусели дети, а я мрачно курила «Житан» и размышляла.

Известие о смерти девушки, которую я даже и узнать-то толком не успела, вдруг отозвалось во мне неожиданной и почти неприличной болью. Что-то здесь не так, подсказывало мне чутье, взлелеянное первоклассным фокстерьером Костей Лапицким. К смерти всегда нужно относиться подозрительно, она не заслуживает доверия, тем более такая – телефонная, отрывочная, так толком ничего и не сказавшая о себе. Я вытащила из сумки духи, подаренные Лещом. Им не повезло так же, как и Михаилу Юрьевичу Меньших, бывшему охотнику, а ныне – объекту промысла. Они никогда не обретут хозяйки. Я меланхолично откупорила пробку и вылила содержимое флакона на грязный песок – прощайте, мечты о голубых лагунах и нежных спинках крабов на отмелях. И только теперь заметила, что какая-то девочка лет пяти в спущенных гольфах и развязанных бантах в косицах неотрывно смотрит на меня.

Вернее – на флакончик в моих руках, центр детской Вселенной, предмет вожделений, источник радостей и украшение кукольного уголка. Я улыбнулась ей самой настоящей улыбкой (так искренне я не улыбалась за последнее время никому). Она тоже ответила мне улыбкой, на секунду мелькнули маленькие, не очень хорошие молочные зубы.

– Возьми, – сказала я девочке и протянула ей пустой флакон.

Она робко подошла, но за стеклянную бутылочку ухватилась цепко. И сразу же поднесла ее к носу.

– Что нужно сказать тете? – все так же улыбаясь, спросила я.

Немного помявшись, девочка ответила тихим «спасибо» и убежала к горке, сверкая спущенными гольфиками и запачканным травой платьем. Я затушила сигарету, поднялась со скамейки и поехала в клинику.

…Мне повезло, – у самого входа в отделение нейрохирургии я наткнулась на Эллочку Геллер, любительницу серьезной литературы и ночных дежурств с заложенной страницей Бэл Кауфман. Сейчас классицистка Эллочка изменила себе: остановившись на ступеньках, она доедала сомнительного вида пирожок и дочитывала довольно пухлую книгу. На глянцевом переплете я прочла название: «Твин Пикс».

«Твин Пикс» – это уже кое-что, милая тема для разговора, если учесть, что и я в свое время, сходя с ума от безделья в квартире на Кропоткинской, прочла такую же книгу в таком же глянцевом переплете.

Я подошла к Эллочке и заглянула ей через плечо.

– Так какая же сука убила Лору Палмер? – заинтересованно спросила я.

Эллочка вздрогнула и подняла милую курчавую голо-, ву. Нет, она не узнала меня, она никогда не запоминала лица, только нумерацию книжных страниц и имена всех персонажей – от главных до эпизодических. Но даже если бы она была хорошей физиономисткой, она и тогда не узнала бы меня. Ничего общего у роскошной, ослепительной телки, какой я была сейчас, и амнезийного существа в больничном халате, какой я была тогда, не наблюдалось.

– Поговаривают, что отец, – в тон мне ответила она, с уважением относясь к моей осведомленности о несчастьях, постигших злосчастный американский городишко Твин Пикс.

– Но это тоже спорный тезис… Вы читали?

– Имела счастье. Вы бы не могли мне помочь, девушка?

– С удовольствием, – Эллочка подслеповато прищурилась.

– Я ищу одного человека. Медсестру. Она здесь работает. Или, во всяком случае, работала. Я только сегодня приехала, вот выбрала время, чтобы навестить старинную подругу. Настю. Настю Бондаренко.

Лицо Эллочки сморщилось.

– А-а.., вы разве не знаете?

– Что?

– Мы ведь работаем вместе… Работали. Настя погибла.

Я точно отыграла драму узнавания о смерти близкого человека, так точно, что лицо Эллочки сморщилось еще больше.

– Мне очень жаль, девушка… Она погибла еще в марте.

– Когда?

– Числа я не помню. Кажется, это было перед самыми праздниками. Точно! Перед восьмым числом. Ее и хоронили восьмого, а мы с девчонками собирались девичник закатить. Вместо этого поминки получились.

– Как это произошло?

– Ее сбила машина. Возле самого дома. Она возвращалась с ночного дежурства. Даже странно, там такой тихий переулочек, никакого намека на эти дурацкие шоссе… Там и машин-то никогда не бывает…

– Водитель был пьян?

– Я не знаю. Машину ведь не нашли. А ее… Настю насмерть. Ужасно. Говорят, машина волочила ее за собой… Ее даже хоронили в закрытом гробу. Мы так плакали… Знаете, что говорят наши врачи? – Эллочка понизила голос, и глаза ее округлились. – Они осматривали тело, ее ведь привезли сюда. Ее голову изуродовали, как будто специально тащили… Они говорят, что это похоже на убийство…