Картер Браун - Том 28. Исчезнувший мертвец. Блондинка. Труп. Прекрасная, бессердечная

— То есть как это я? — спросила она негодующе.

— Спокойно, Золушка, — сказал я. — Кстати, тебя не раздражает, что я так тебя зову?

— Почему бы тебе прямо не сказать, в чем дело, Эл Уилер, — сказала она ледяным тоном, — и не прекратить эту комедию!

— Может быть, в имени Камилла ты нашла именно ту экзотику, которой не хватает в имени Сандра? — сказал я.

Она медленно поднялась с кушетки, подошла к стенному шкафчику и, повернувшись ко мне спиной, начала смешивать себе коктейль.

— Как ты узнал? — спросила она спокойно.

— Что твое имя Сандра Шейн? — сказал я. — Наверное, в Окридже. Когда услышал, что Руди и Джуди Мэннерс приезжали туда три месяца назад, я сразу понял, что такая девушка, как ты, не создана для Окриджа, а Руди как раз такой мужчина, который оценит твои таланты.

— Я жила там еще целую неделю, — медленно сказала она. — Затем я приехала в Пайн-Сити, позвонила ему и на следующий день сняла себе здесь квартиру.

— Руди немного перестарался, когда рассказывал мне о тебе, — сказал я. — О том, как вы познакомились в Париже и что он специально смотрел твой паспорт, чтобы убедиться в том, что ты Камилла Кловис. Я даже удивился, зачем он так старается.

— Да, — согласилась она. — Руди плохой актер.

— И когда-нибудь то, что он сыграет, станет кошмарной былью, — ответил я.

— Благодарю вас, профессор! — воскликнула она с энтузиазмом.

— Не пропустите следующей моей лекции в среду, — сказал я. — Дегенеративные пороки людей и их влияние на половую жизнь птиц и пчел. Интереснейший материал.

Она нетерпеливо пожала плечами:

— Что с того, что я Сандра Шейн, и какое это имеет значение?

— Для меня ты всегда будешь Золушкой, — сказал я страстно. — Но если тебе интересно, это имеет огромное значение. Это указывает, что ты знала Джуди Мэннерс еще в Окридже, а следовательно, у тебя была причина ее убить.

— Я не знала, что ее убили, — сказала она спокойно.

— Существует версия, что смерть секретарши — это ошибка преступника. Жертвой должна была стать Джуди Мэннерс. Ты была любовницей ее мужа, он платил за тебя ренту, а многие женщины предпочитают быть миссис. А не мисс.

— Не я, — сказала она холодно.

— Уводить у Джуди мужчин из-под носа, кажется, вошло у тебя в привычку, — заметил я. — Сначала Джонни Кей, теперь Руди.

— Что здесь такого? — Она пожала плечами. — Я интереснее Джуди. После того как умерла Пирл Коулмен, нам с Джонни не имело смысла хранить в тайне наши отношения, нравилось это моему отцу или нет. Тем более, что Джонни должен был идти в армию.

— Джуди тебя, наверное, обожала, — сказал я.

— Наши чувства всегда были взаимными, — ответила она холодно.

— Вчера вечером ты мне сказала, что Руди в ту ночь был у тебя и что он ушел примерно в половине двенадцатого. Так?

— Да.

— Но раньше ты говорила, что это было в половине первого.

— Половина двенадцатого, половина первого., неужели ты думаешь, что я смотрела на часы?

— Тогда я подумал, что ты просто даешь Руди алиби. Сейчас я не уверен. Это алиби нужно и тебе.

— В каком бы часу Руди от меня ни ушел, лейтенант, я всю ночь провела в своей квартире в постели!

— Это может кто-нибудь подтвердить? — спросил я холодно.

— Почему бы тебе не поинтересоваться у этого лилипута с биноклем? Он наверняка торчал в кустах за окном.

— А если нет? Кто это подтвердит?

— Зачем?

— Затем, что это наводит на размышления.

Камилла — это имя действительно подходило ей куда больше, чем Сандра, — весело мне улыбнулась:

— Не забываешь ли ты об одном обстоятельстве?

— Каком?

— Мы с Джуди знаем друг друга с детства. Если бы даже у нее была сестра-близняшка, я и то сразу бы их отличила. И если бы я захотела убить Джуди — ошибки бы не произошло.

— Может быть, — согласился я. — И все же лучше тебя никто не знает ее окриджского прошлого, а в тех письмах, что она получила, это прошлое пересказано чуть ли не наизусть.

— Ну ладно! — В ее глазах загорелась злость. — Так что же ты собираешься делать? Арестовать меня?

Я взглянул на часы — было уже четверть третьего — и покачал головой.

— Не могу, — сказал я. — У меня сейчас просто не осталось сил.

— Прекрасно, — сказала она. — Тогда спокойной ночи!

— Прощай, Золушка, — сказал я с сожалением.

Я уже дошел до двери, когда услышал за спиной смех. Камилла стояла всего в нескольких шагах позади меня: шорты и рубашку она успела потерять где-то по дороге.

— Золушка! — повторила она. — Ты опять прибегаешь к нечестным приемам, Эл! — Она рассмеялась. — Сегодня холодная ночь, Эл Крестьянин. Зачем тебе уходить?

— Сейчас я действительно не знаю зачем, — признался я.

— И тебя даже не волнует, убийца я или нет? — спросила она мягко. — Смотри, Крестьянин, не ошибись!

А?

— А вдруг я всажу в тебя нож? — Она зверски блеснула глазами. — Конечно, я выберу подходящий момент!

— Смерть в экстазе! — сказал я. — Какой заголовок для газет!

— Он стрелял в Равеля, и вы его не арестовали? — взревел Лейверс.

— Верно, шеф, — согласился я.

— А если бы он убил Равеля, вы бы погрозили ему пальчиком, наставили на путь истинный и потом все равно отпустили бы?!

— Я забрал у него пистолет, — объяснил я, — и предупредил, чтобы он больше не встречался с Харкнессом. Ничего страшного не произошло.

— А если бы произошло, то уж я бы позаботился о том, чтобы вам мало не показалось, — пообещал он мне. — То, что я сейчас от вас услышал, только усложняет дело. Девчонка из Окриджа по фамилии Шейн — любовница Равеля; грязные делишки Харкнесса, да еще и Лютер, возомнивший себя убийцей. Да мы увязли по уши!

— Да, сэр, — согласился я.

— Какого черта вы тут сидите и поддакиваете?! — разбушевался он. — Вон отсюда! Идите и хоть что-нибудь делайте!

— Я напишу мемуары, — сказал я вежливо, — у меня давно уже готово название: «Я был среднего возраста шерифом полиции». В первой главе будет говориться о…

— Вон! — прохрипел Лейверс.

— Не забудьте, шериф, — сказал я спокойно, — я мог бы посвятить эти мемуары и вам!

Я быстро закрыл за собой дверь, пока в меня не успели чем-нибудь швырнуть. Аннабел Джексон подняла свою белокурую головку и с любопытством на меня посмотрела.

— Иногда мне кажется, что ты хочешь убить его, — задумчиво сказала она. — Путем преднамеренного повышения кровяного давления. Я, конечно, немедленно обращусь в полицию.

— Это очень умно с твоей стороны, — сказал я, — подставить меня под удар, переложить на мои плечи всю ответственность. Ты ведь прекрасно знаешь, что это именно твои девственные формы повышают давление у каждого мужчины в нашем управлении!

— Какие формы? — спросила она подозрительно.

— То слово, о котором ты думаешь, обозначает лишь душевное состояние.

— В своем душевном состоянии ты умудряешься найти секс даже в пишущей машинке, — сказала она с отвращением.

— Ты хочешь сказать, что на ней можно напечатать такие изумительные слова, как…

— Так я и знала, — сказала она. — Пока ты был у шефа, тебе кто-то звонил.

— Что-нибудь случилось?

— Я сказала, что ты сейчас занят. Мне не хотелось прерывать шерифа, когда он намыливал тебе шею.

— Без шуток, — сказал я, — кто это был? Монро? Мэнсфилд, Бордо-Коллинз?

— Ни один из этих господ, — сказала она счастливым голосом. — Мистер Харкнесс просит передать, что ему срочно нужно тебя увидеть.

— Опять совпадение! — сказал я. — Это становится невыносимым.

— Соединить тебя? — спросила Аннабел безразличным голосом.

— Он хочет видеть меня, я хочу видеть его, я пойду и повидаю его, — сказал я.

Когда я добрался до отеля «Старлайт», на моих часах было немногим более десяти. Когда я расставался с Камиллой ранним утром на краю бассейна, небо было чистым и прозрачным, теперь же стали появляться облака, что было для меня истинным облегчением: противно вставать и идти на работу, когда утро начинается хорошо, но если еще и днем ярко светит солнце — это уже просто мука.

Я постучал к Харкнессу, и дверь быстро открылась. Он опять был в пижамных брюках и черном шелковом халате.

— Это ваш рабочий костюм? — спросил я его.

Он добродушно улыбнулся:

— Входите, лейтенант, вы как раз поспели к завтраку.

— Не надо! — Я вздрогнул.

Он уселся за стол и бросил на него оценивающий взгляд, пока я усаживался в кресло, тщательно отворачивая голову.

— Вы хотели меня видеть, — сказал я. — Вы меня видите.

На стоящей перед ним тарелке возвышались три огромных куска ветчины. Он осторожно положил на каждый кусок три печеных яйца, затем поколебался и в конце концов полил все блюдо густым кленовым сиропом.