Виктор Банев - Череп императора

Момент был решающим. Я смотрел на капитана, капитан смотрел на меня. Секунды сочились, словно капли крови.

Капитан не произносил ни звука, и я решил нажать посильнее:

— Можете не отвечать, если не хотите, — есть более простой способ проверить, прав я или нет. Хотите, мы прямо сейчас узнаем, не вы ли прикрывались детьми от пуль снайперов? Не вы ли взорвали бристольский порт и сбежали, прихватив с собой чуть ли не два миллиона фунтов? И не вы ли, наконец, убили Шона?.. Давайте поступим просто — покажите нам свое предплечье. Скорее всего вы давно успели свести эту татуировку, но нельзя же свести ее бесследно, что-то должно остаться. Покажите нам свою руку, и давайте закончим этот разговор.

Я понимал, что рискую. Ни единого факта у меня в руках не было. На основании всех этих совпадений, нелепостей и догадок трудно выстроить судебное обвинение, но легко — заключение психиатра о том, что я со своей гипотезой являюсь законченным психом и самое место мне в палате для тихих помешанных… Мне нужно было немного: всего-навсего, чтобы он хоть на секунду потерял свое ледяное спокойствие и открылся. Всего на секунду — и тогда он обязательно проиграет.

Другой возможности у меня не было. Если бы ирландцы улетели к себе, а я остался с капитаном один на один, то рано или поздно ему обязательно надоело бы жить под угрозой разоблачения, и тогда основной улике следствия — моему отпечатку на рукоятке топора — был бы дан зеленый свет. И весь остаток дней я провел бы где-нибудь в местах, о которых не каждая газета рискнет писать. А он все равно остался бы живым, здоровым и свободным.

Он мог просто послать меня со всеми моими версиями и вместо ответа вызвать по рации своих плечистых ассистентов, ни слова не отвечая. Но он ответил… Мой расчет оказался верным.

— Руку? — зло ухмыляясь, произнес капитан. — Руку тебе, падла, показать? Сейчас увидишь…

Он молниеносным жестом выдернул из-под мышки пистолет и, держа его в вытянутой руке, переводил с ирландцев на меня и обратно.

— Йес-с-с! — выдохнул я. Все-таки он не выдержал и совершил ошибку.

— Так это сделали вы? — шепотом спросила Дебби. — Это вы его убили?

— А что ты, милая, думала? — не опуская пистолет, сказал капитан. — Что я позволю всяким ирландским недомеркам совать свой нос куда попало? Ну увидел он у меня наколку — сиди, помалкивай в тряпочку. Так нет, полез со своими вопросами…

— Вы — мерзавец, — сказала она все так же тихо. Только теперь в ее голосе слышалась ненависть — холодная, настоящая.

— И еще какой! — гоготнул капитан.

— Вас будут судить и расстреляют. Как взбесившуюся собаку…

— Нет. Меня не будут судить. О том, что мы здесь говорили, не знает ни одна живая душа. Только вы и я. А вы очень скоро перестанете быть живыми душами… Простите за каламбур. — И он рявкнул: — Все вчетвером — к стене! Быстро! — По тому, как произносил команды капитан, было видно: занятие это для него привычное.

Я взглянул на ирландцев. Они замерли в нерешительности и явно собирались подчиниться.

— Парни, — сказал я, — нас здесь трое. Этот мерзавец — один. Каким бы суперменом он ни был, втроем мы его скрутим.

Капитан медленно поднял руку с пистолетом и навел ствол ровнехонько Брайану в середину лба. Ни слова не говоря, Брайан отскочил к стене, прижался к ней и зачем-то заложил руки за голову. Мартин без лишних понуканий пристроился рядом с ним.

— Вы двое тоже, — повернулся капитан к нам с Дебби.

Выхода, похоже, не было. Мы молча подошли к стене и встали рядом с парнями. Презрительно глянув на них, Дебби сказала:

— Похоже, что из всех присутствующих здесь мужчиной может называться только Стогов.

— Твой идиот Стогов затащил нас в этот туннель, и нет никакой гарантии, что мы выберемся отсюда живыми, — буркнул Брайан. — Нашел место выяснять отношения…

— Насчет гарантий ты прав, — сказал капитан, разглядывая нашу шеренгу. — Нет у тебя никаких гарантий. Я, знаете ли, не для того на брюхе полз через все границы из самой Англии, чтобы здесь, у себя дома, так позорно погореть. Уж будьте уверены: выбрался оттуда, выберусь как-нибудь и из этого туннеля. А вот вы, ребята, вряд ли…

— Вы что, все это серьезно? — заговорил Мартин неожиданно слабым, дрожащим голосом.

— Шутки кончились еще до того, как за нами закрыли шлюзы. Теперь все абсолютно серьезно.

— Вы не станете… — всхлипнул Мартин. — Я имею в виду… Зачем?.. Не надо… Я никому не скажу… Я уеду отсюда и навсегда забуду обо всем, что здесь происходило…

— Не позорься, Мартин, — процедила Дебби. На парня было просто жалко смотреть.

— Из Англии вы, капитан, поползли на брюхе с вполне определенной целью, — сказал я, глядя на него в упор, — вы спасали свою жалкую жизнь. Не надо теперь маскировать все это красивыми словами. Вы украли деньги. Большую сумму. И, потея от жадности, бежали с этими деньгами, оставляя труп на трупе. Вы — вор, просто вор. А после того, как вы прикрывались щитом из детей, я даже не знаю, как вас и назвать…

— Я служил своей стране, — процедил он.

— Да неужели! Вы считаете, что нашей стране нужны трупы английских школьников? Не думаю… Что там было, в этом Ист-Энде? Чем вы там занимались? В газетах пишут, что торговали наркотиками, — это нужно было стране?! Вы сбежали с огромными деньгами — неужели вы сдали их в государственную казну? Что-то не верится. Сдается мне, что вы поделили их со своими шефами — еще большими мерзавцами, чем вы. Вы сдали им часть награбленного, а они взамен пристроили вас на непыльную должность куратора метро. Пообещав протекцию и обеспеченную старость. Так все это было, а? И тут совсем некстати подвернулись мы…

Капитан усмехнулся и демонстративно поиграл пистолетом. Он был у него большой и явно тяжелый.

— Ладно, — сказал он, — с этим пора кончать.

Он подошел ко мне и заглянул в глаза. Он больше не казался мне героем модного action, смотреть на него сейчас было просто противно. На его гладко выскобленной верхней губе блестели бисеринки пота, лицо свело от напряжения, а в глазах светилось явственное безумие.

Я сделал последнюю попытку оттянуть финальный аккорд:

— Собираетесь нас убить? А что потом вы скажете своим коллегам, которые остались наверху?

— Что-нибудь придумаем, — просипел он. — Вы все здесь — подозреваемые. Могли же вы, сговорившись, напасть на меня? И в порядке самообороны… В общем, за меня не волнуйтесь, я соображу, что сказать.

Я огляделся по сторонам. Выкрашенные в черное стены, тусклые лампы прожекторов, зеленые от страха Мартин и Брайан… И Дебби — красивая, как может быть красивой женщина, решившая, что ей больше нечего терять. Вот уж не думал, что придется умирать так…

— Знаете, капитан, хочу попросить вас о любезности.

— Валяй. Воля умирающего — закон…

— Вы настолько омерзительно выглядите… Простите, но не могу отказать себе в удовольствии…

Я коротко, без замаха, выбросил руку вперед и впечатал ему аккурат в волевой подбородок. Умирать, как баран, даже не попытавшись хоть что-нибудь сделать, было просто обидно…

Капитан лишь слегка покачнулся и даже не изменился в лице.

— Легче? — спросил он.

— Вы знаете, намного.

— Ну, не обессудь, теперь моя очередь.

Он наотмашь ударил меня рукояткой пистолета, а когда я упал, добавил еще. Несколько раз. Получить по затылку стальной штуковиной — удовольствие, надо сказать, небольшое, а у капитана плюс ко всему был, похоже, в этом деле неплохой навык. «Умники хреновы… — повторял он, методично обрушивая на меня удары. — Ненавижу… Разгадку он, видите ли, нашел… Сдохнешь с этой разгадкой, как собака…»

Утомившись, он шагнул в сторону и взвел курок. В ушах у меня стучала кровь, единственное, что я видел, — это пыльные, вымазанные мазутом шпалы, находящиеся всего в нескольких сантиметрах от моего лица. Что творилось вокруг и почему вдруг Дебби звонко вскрикнула, видеть я из этого положения просто не мог…

Я зажмурился, ожидая пули, но — ничего не происходило. Я лежал неподвижно и ждал, а затем решил открыть глаза.

Капитан, неуклюже раскидав ноги, лежал поперек рельсов. Сквозь волосы на затылке у него сочилась кровь, а над ним, ухмыляющийся и довольный, стоял… Нет, это не было галлюцинацией — это действительно был Осокин. Небритый, веселый и по-прежнему одетый в мой, старый плащ.

Все это было настолько нереально, настолько невозможно и абсурдно, что я даже не удивился. Я с трудом поднялся на ноги, автоматически отряхнулся и посмотрел на него.

— Жив, боец? — усмехаясь, спросил Леша.

— Да пошел ты… Дай сигарету.

— Здесь, говорят, не курят…

— Ага. Здесь только трескают по башке топором и собираются стрелять в затылок. Больше ничего.

Осокин бросил мне пачку «Лаки Страйк», и я наконец закурил. Затянулся, закрыл глаза и на целую вечность замер, поражаясь тому, как же это все-таки здорово. Живой… Живой, черт возьми… Все продолжается…