Жан-Пьер Конти - Игра в безумие. Прощай,сестра. Изверг

— С оливкой, — ответил Клинг.

— Слушаюсь, сэр. Желаете меню?

— Благодарю, потом, когда выпьем. Хорошо, Клер?

— Да, отлично, — сказала она.

Они сидели молча. Клинг смотрел в окно.

«МОЖНО ЖАРИТЬ»…

— Клер?

— Да.

«МОЖНО ПЕЧЬ»

— Ну, просто ужасно, да?

— Прошу вас, Берт…

— Этот дождь… и это кошмарное кино. Я не хотел, чтобы так вышло. Я хотел…

— Я знала, что все так и будет, Берт. Я ведь пыталась вам объяснить, не так ли? Разве я вас не предупреждала? Разве я не говорила, что я самая унылая девушка на свете? Зачем вы настояли, Берт? Теперь я себя чувствую как… как кто?

— Не хочу, чтобы вы себя чувствовали как… как не знаю кто, — прервал он. — Хотел только предложить, чтобы… чтобы мы начали все сначала. Прямо сейчас. Забудем о том, что было.

— Ох, зачем все это? — спросила Клер.

Официант принес напитки.

— Виски для дамы? — спросил он.

— Да.

Клинг поднял бокал «мартини».

— За новое начало, — сказал он.

— Ну, если вам угодно переводить продукт, — ответила она и тоже выпила.

— Что касается вчерашнего вечера…

— Я думала, что мы собирались начать все сначала.

— Я только хочу вам объяснить. Меня забрали двое из криминальной полиции и отвели к их лейтенанту, который потребовал, чтобы я перестал заниматься убийством Дженни Пэйдж.

— И вы перестанете?

— Да, разумеется. — Он умолк. — Я слишком любопытен… допустим, но…

— Понимаю.

— Клер, — спокойно спросил он. — Что с вами?

— Ничего.

— О чем вы думаете? В мыслях вы совсем не здесь.

— Что-что?

— О чем вы думаете?

— Я не думала, что это заметно. Простите.

— Заметно, — подтвердил Клинг. — Кто это был?

Клер покосилась на него.

— Вы лучший сыщик, чем я думала.

— Для этого не нужно быть великим детективом, — ответил он.

В голосе его звучали грустные ноты, словно подтверждение его подозрений остудило весь его пыл.

— Мне не мешает, что вы грустны или разочарованы. Многие девушки…

— Не в том дело, — перебила она его.

— Много девушек грустных и разочарованных, — продолжал он. — Их оставит парень или просто они перессорятся, — ну, как обычно кончаются все романы…

— Не в этом дело, — отрезала она, и, взглянув через стол, он увидел ее затуманенные слезами глаза.

— Эй, послушайте, я…

— Прошу вас, Берт, не надо…

— Но вы же сами сказали, что это был мужчина. Вы сказали…

— Ничего, — ответила она. — Ничего, Берт, — и закусила губу. — Ничего. Был один парень, и я по нему с ума сходила. Мне было семнадцать, как Дженни Пэйдж, а ему девятнадцать.

Клинг ждал. Клер подняла бокал и отпила из него. С трудом проглотила, потом вздохнула. Клинг молча наблюдал за ней.

— Я встретила его в клубе «Темпо». Мы безумно полюбили друг друга. Знаете, как это бывает, Берт? Так случилось и с нами. Мы строили такие планы… грандиозные планы. Мы были молоды, сильны и любили друг друга.

— Не… не понимаю.

— Его убили в Корее.

За рекой засветилась реклама: «МОЖНО ЖАРИТЬ».

Над столом повисла тишина. Клер уставилась на скатерть. Клинг нервно потирал руки.

— Так что не спрашивайте меня, почему я хожу в «Темпо» и как дурочка вожусь с детишками вроде Хада и Томми. Вновь и вновь я ищу его, Берт, вы понимаете? Ищу его лицо, его голос, его юную красоту…

— Вам не найти его, — твердо сказал Клинг.

— Я…

— Вам не найти его. Нет смысла пытаться. Он мертв и погребен. Он…

— Я не хочу вас слушать, — заявила Клер. — Проводите меня домой, пожалуйста.

— Нет, — отказался он. — Он мертв и погребен, а вы хороните себя заживо, делаете из себя мученицу, ведете себя как вдова в трауре. В двадцать лет! Что, черт возьми, с вами происходит? Вы что, не знаете, что люди умирают ежедневно? Вы этого не знаете?

— Замолчите, — крикнула она.

— Вы не видите, что губите сами себя? Из-за детской любви… из-за…

— Замолчите, — крикнула она снова. На этот раз была на грани истерики, и некоторые из соседей по залу оглянулись на них.

— О нет! — дрожащим от напряжения голосом сказал Клинг. — Похороните себя! Похороните свою красоту и замкнитесь в себе! По мне хоть всю жизнь носите траур. Но, думаю, это только предлог, вы обманываете саму себя. — Он умолк, потом сердито закончил: — Пошли из этого аквариума!

Уже начал вставать, одновременно поманив официанта. Клер неподвижно сидела напротив него. А потом вдруг ни с того ни с сего расплакалась. Слезы вначале понемногу пробивались из-под опущенных век и медленно стекали вниз по щекам. Потом она вся поникла, плечи ее задрожали, она судорожно сжала руки, тихо всхлипывая, и слезы уже хлынули рекой. Никогда до того не видел он такого откровенного проявления горя. Отвернулся, не хотел смотреть на нее.

— Что угодно, сэр? — спросил официант, бесшумно подойдя к столу.

— Еще раз то же самое, — ответил Берт. Официант уже уходил, когда Берт схватил его за рукав.

— Нет, подождите! Вместо одного виски с содовой принесите двойной чистый виски.

— Да, сэр, — ответил официант, удаляясь.

— Я больше не хочу, — захныкала Клер.

— Ничего, выпьете.

Она снова расплакалась. Теперь Клинг смотрел на нее. Немного повсхлипывала, и потом слезы перестали течь так же неожиданно, как и начали. Лицо ее осталось чистым, как улица после внезапной летней грозы.

— Простите, — сказала она.

— Вы не должны извиняться.

— Мне уже давно надо было поплакать.

— Ага.

Официант принес напитки. Клинг поднял бокал:

— За новое начало.

Клер взглянула на него. Только после долгой паузы потянулась к стоявшему перед ней двойному виски. Но все-таки взяла бокал, подняла его и коснулась им края бокала Клинга.

— За новое начало, — сказала она и быстро выпила виски. — У, крепко!

— Вам полегчает.

— Да, простите меня, Берт. Я не должна была обременять вас своими проблемами.

— Скажите мне прямо: думаете, кто-нибудь еще понял бы их так быстро?

— Нет, — признала она и устало улыбнулась.

— Видите, уже лучше.

Она смотрела на него, словно видела впервые. Слезы еще сверкали в ее глазах.

— Может быть… может быть, понадобится много времени, Берт — ответила она. Голос ее доносился словно издалека.

— У меня уйма времени, — сказал он. И потом, словно испугавшись, что она его высмеет, быстро добавил: — Я только и делаю, что убиваю время, Клер, и вполне могу подождать.

Казалось, она снова расплачется. Протянув руку над столом, он накрыл ее запястье.

— Ты… Ты прелесть, Берт, — и голос ее задрожал, едва не срываясь в плач. — Ты добрый, милый, нежный и очень красивый, знаешь? Думаю… думаю, ты очень красив.

— Видала бы ты меня, когда я причешусь, — рассмеялся он.

— Я не шучу, — сказала она. — Ты все еще думаешь, что я шучу, но ты ошибаешься, я… я серьезно.

— Знаю.

— Да…

Он заерзал на стуле и поморщился.

— Что случилось? — удивленно и озабоченно спросила она.

— Ничего, это все проклятый пистолет, — и он снова заерзал.

— Пистолет?

— Да, он у меня в заднем кармане. Понимаешь, я должен носить его все время. И не на службе тоже.

— Серьезно? Пистолет? У тебя с собой пистолет?

— Разумеется.

Она склонилась поближе к нему. Теперь глаза ее просветлели, словно никогда не знали ни печали, ни слез. Они горели от любопытства.

— Можно посмотреть?

— Разумеется.

Расстегнув пиджак, достал из заднего кармана пистолет в кожаной кобуре. Положил ее на стол.

— Только не трогай, а то еще выстрелит.

— Выглядит он грозно.

— Так оно и есть. Я самый опасный стрелок 87 участка.

— Серьезно?

— Меня зовут Клинг Кинг.

Она расхохоталась.

— Я уложу любого слона на расстоянии одного метра, — продолжал Клинг.

Она расхохоталась еще сильнее. Он смотрел, как она смеется. Казалось, она не замечает происшедшую с ней перемену.

— Знаешь, чего мне сейчас больше всего хочется?

— Чего?

— Взять пистолет и расстрелять к чертовой матери ту проклятую рекламу «МОЖНО ЖАРИТЬ»…

— Берт, — сказала она, положив свою другую руку поверх его, так что их руки образовали на столе пирамиду. Лицо ее стало серьезным. — Спасибо, Берт. Я тебе очень благодарна.

Не знал, что сказать. Чувствовал себя растерянным, глупым, счастливым и очень сильным. Казалось, он вырос метров на десять.

— Что… что ты делаешь завтра? — спросил он.

— Ничего. А ты?

— Зайду к Молли Белл и объясню ей, почему больше ничего не смогу сделать. Потом заеду к тебе и поедем на пикник. Если повезет с погодой.

— Повезет, Берт.

— И я верю, что повезет.