Владимир Кочергин - Судьбы, как есть

Зеленин вспоминал Афган, но всего не вспомнить. Крепко сидит в памяти та эвакуация техники, где ранило его в бедро, и как он месяц провалялся в медсанбате. От машины, взорвавшейся с боеприпасами, он получил жуткую контузию. Вспоминая это, Виктор невольно поежился.

Электропоезд приближался к станции Петушки. В Петушках в вагон вошли двое в военной полевой форме, в зимних куртка и в голубых беретах. У одного из них на груди висела гитара. Они запели под гитарные аккорды:

Они допели песню, извинились и попросили помочь деньгами, кто, сколько сможет, для их друга, на протезы и коляску.

Виктор вдруг придержал того, что был без гитары, тихо, но так, чтобы он услышал его слова, спросил:

— Сынок, под Ведено доводилось бывать?

— Нет, батя, не доводилось. Извиняй. — Ответив, он отправился, за своим товарищем в тамбур, где они, перекурив и подсчитав свою выручку, пошли в следующий вагон.

Виктор хоть и жил последнее время в деревне, но телевизор смотрел, радио слушал, с военными общался, и все, как один, даже простые гражданские лица, явно говорили и понимали, что войну закончить военным просто не дают. Больно смотреть на тех, кто возвращается и не может себя найти на гражданке. Работу им никто не подыскивает, а многие работодатели считают этих ребят больными на голову. А посему тыкается, мыкается и пьет эта братва да идет туда, где их принимают, киллерами, вышибалами, рэкетирами, идут в бандиты. Выходит, нет до них дела в Стране. Правильно пел Володя Печкин, военный бард. Виктор не раз слышал его песни по радио «Россия», радио «Славянка».

А из другой песни Виктор запомнил:

Да и солдатики, похоже, тоже его песню пели. На коляску и протезы деньги собирают. Черт с ним, с правительством, а где местная администрация, разные там мэры и депутаты? В конце-то концов, надо назвать войну войной и соответственно выработать законы, чтобы помочь реабилитироваться тем, кому искалечила душу и тело война.

Зеленин смотрел на заснеженные поля и вспомнил вдруг о самом дорогом в его жизни человеке, его любимой и ненаглядной Аннушке, с которой судьба разлучила их навсегда, в прошлом году. А он все продолжает с ней говорить, советоваться. Он и сегодня не верит, что ее нет на земле, нет ее рядом живой, красивой и такой всегда желанной.

Аннушка.

Витя и Аня встретились в первой тымовской школе на любимом Сахалине в пятом классе. Дети еще, всего-то по одиннадцать лет, а понравились друг другу, влюбились на всю жизнь. Женились. Анна всегда была рядом. Без всяких недовольств переезжала с Виктором то под Южный, то в Приморье, Москву, Монголию, снова в Москву и в город Владимир, где наконец-то они получили трехкомнатную квартиру. Живи да радуйся! Так любят друг друга, с неугасающей любовью, только в кино, но это было в семье Зелениных наяву. Виктор, уезжая в командировки, мучительно переносил расставания. Анна любила его и никогда не ревновала, верней, не показывала при нем или при ком-то еще свою ревность. Хотя находились люди, вбивавшие от зависти клинья раздора в их прекрасные взаимоотношения. Интриги, наговоры и всё многое другое им пришлось преодолеть вместе с их большой любовью. Анна имела всегда особую тактичность в сложных ситуациях. Никогда не вырывала у мужа рюмку, даже когда он был «готов» от перебора, не кричала на всю квартиру, не била посуду, не тыкала имеющимися у него недостатками, не роптала на быт. Когда Анна тяжело заболела, Зеленин часами сидел у ее кровати, они вспоминали, они говорили, порой забывая о неизлечимости болезни. Они понимали, что конец близок, и не могли наговориться. Рак — страшная болезнь.

Ни вторая, ни третья операции к улучшению не привели. Его красивая Аннушка сильно похудела, лицо высохло, глаза ввалились, но когда приходил Виктор, то никогда не комплексовала, она знала его душу, она знала, что он любит ее. И они вспоминали, и они говорили. После приема очередной дозы наркотиков ее глаза блестели, и она улыбалась, потом резко начинала тихонько плакать и тосковать. Но никогда Анна ни о чем не пожалела за прожитые годы. Виктор укорял в душе себя за то, что не смог как-то повлиять на выявление болезни на ранней стадии.

Вот если бы тогда да не поехать на юг, да не купаться в холодной воде, да после той простуды не заниматься самолечением, а серьезно полечиться у врачей. Эх, да кабы, да знать бы, где и как?

Когда Виктор пытался говорить это вслух, то Анна останавливала его и успокаивала:

— Витя, так Богу угодно. А когда я, Витя, умру, то ты для приличия годик официально не женись, чтобы мои родители не подумали о тебе плохо, и не перебивай меня, и не сопротивляйся, а попадется хороший человек — женись.

После этих слов Виктору хотелось реветь, рвать и метать, но он молча качал головой и шептал:

— Нет, нет, нет, так быть не должно. Я не хочу даже об этом говорить.

Все чаще наступало время, когда Анне становилось плохо, и ее сразу забирали врачи. Последний месяц, последние дни, это бессонные ночи, кошмары и горькая глубокая тоска, которая все сильней входила в его душу. Съедала поедом. Он когда выпивал после Хосписа, то меру держал лишь потому, что на следующий день не хотел дышать на жену перегаром. А ведь так хотелось напиться от этой безысходности. Двести грамм помогали лишь для того, чтобы что-нибудь поесть. А после Хосписа в глотку вообще ничего не лезло. Виктор тоже похудел, Анна его за это ругала и просила хорошо кушать.

Виктор очнулся от воспоминаний. Контролер будил его соседа и требовал у него билет. И снова он подумал: «О, сколько б он отдал сейчас и себя, и своей жизни за то, чтобы, приехав во Владимир, на перроне увидеть ее, свою любимую Аннушку. Ту, которая провожала его на службу, на войну. Ту, которая была верна ему всю жизнь, жизнь, которая закончилась у Анны, не достигнув и сорока шести лет». Виктор порой в поддатой компании офицеров, где заходил разговор о женщинах, о сексе, об изменах, о том, что каждый в этой жизни обязательно влюблялся на стороне и хоть раз, да изменял жене, разговора не прерывал, ничего не доказывал. Внешне он был с ними согласен, но про себя вспоминал, что были у него тоже моменты, когда он оставался наедине с другой женщиной, которой он нравился, и которая готова была с ним на интимную близость, готова на секс, но он держался. Пусть смеются мужики, но он находил в этих непростых ситуациях способы и силы устоять от соблазна. Зная, насколько непросто вели двойную игру его товарищи и как потом многие сожалели, после разоблачения о потере доверия любимых людей. Виктор, устояв от соблазна, в душе ликовал, как мальчишка. Он устоял, устояла любовь, он не предал Анну, своего лучшего друга, спутницу его жизни, мать его детей. А там, на войне, за два года расставаний с женой, она ему была ангелом-хранителем. И когда стоял вопрос, как удалось выжить, то отвечал Симоновскими словами: «Просто ты умела ждать, как никто другой!»

И если проанализировать жизнь окружающих их семей, то можно сказать, что такая взаимная любовь, не сломленная никакими жизненными передрягами, бывает одна из ста и более семей.

В деревне о его отъезде был в курсе только Кузьмич и его жена. Зеленин попросил их присмотреть за пятью курочками и двумя крольчихами, которые в марте должны были принести потомство. Виктор попросил также Кузьмича сегодня же в двадцать часов, позвонить в Москву по указанному номеру и сказать Людмиле Афанасьевне Шмелевой:

— Виктор уехал по делам во Владимир, будет не раньше чем через два дня, и просил Вас звонить мне, если будут какие новости на этот номер. У меня с ним будет своя связь.

Когда Кузьмич подвез Зеленина на станцию, то только тогда понял, что его сосед едет на войну.

Улыбаясь, Виктор сказал, на прощанье:

— Иван, если вдруг не вернусь, ты знаешь, как связаться и с кем.

— Да ладно, Степаныч, все у тебя будет хорошо, хватит тебе горя. Бог все видит! Я думаю, жив твой Егор. — Он говорил, а сам смотрел на бравого старого солдата в коммуфляже, яловых сапогах и с вещевым мешком за спиной, — А почему без погон? Полковнику-то было б легче пройти заслоны на армейском пути.

— Ан нет, братишка! Не скажи. Я нелегал, проще будет затеряться среди контрактников и то еще, на кого нарвешься. Военный люд тоже не малина. Мне бы только на самолет пробиться до Моздока, а там с бойцами я как-нибудь договорюсь.