Михаил Серегин - Ловушка для вора

На этой мысли пиво у Щукина закончилось. Несколько минут он раздумывал, не пойти ли еще за бутылочкой, но отказался от этого. В голове его уже основательно прояснело, а туманить себе мозги алкоголем в его нынешнем положении — дело последнее.

Тем не менее покурить следовало бы.

Николай поднялся с пластикового кресла и тут же боковым зрением заметил двух милиционеров, патрулирующих здание вокзала.

Служители закона направлялись явно в его сторону, поэтому Щукин решил лишний раз не испытывать судьбу, а переждать опасные минуты в общественном туалете — благо время для его посещения уже наступило.

Ничем не выказывая своего волнения, Николай сунул руки в карманы брюк и неторопливо отправился к лестнице, ведущей на первый ярус помещения железнодорожного вокзала.

«На том же месте в тот же час!» — ревела музыка в вокзальных динамиках.

«Лучше бы мне оказаться в этот час в другом месте», — так подумал Щукин, когда услышал за своей спиной растягивающий слова голос:

— …ское отделение, сержант Ивасев. Ваши документы, пожалуйста.

Очень надеясь, что эти слова относятся не к нему, по крайней мере сделав вид, будто не расслышал, Николай продолжал свой путь так же неторопливо.

— Гражданин!

Теперь Щукин не сомневался, к кому обращались, но не остановился и на этот раз, а повернулся только тогда, когда его схватили сзади за локоть.

— Глухой, что ли? — осведомился один из патрульных — немолодой старший лейтенант, на морщинистом лице которого было ясно написано, что ему уже не суждено дослужиться хотя бы до капитана.

— Извини, старлей, — осторожно высвобождая локоток, проговорил Николай, стараясь не обдать милиционера пивными парами, — не расслышал. Музыка орет.

— Документы, — хмуро повторил патрульный.

— Пожалуйста…

Щукин достал из кармана паспорт.

— Арнольд Антонович Маслов, — проговорил патрульный и посмотрел на Николая с такой мрачно-подозрительной миной, будто у того на лбу должны быть написаны настоящие имя-отчество-фамилия. — Приезжий?

— Прописка московская, — кивнул Щукин.

Старший лейтенант достал вложенный в паспорт билет и долго его изучал.

— Через полчаса уезжаю, — пояснил Щукин, — боюсь не успеть. Мне бы в сортир еще зайти…

— Успеешь, — буркнул старлей, снова погружаясь в изучение билета.

Щукин с тоской подумал о том, что все его деньги засунуты под обложку паспорта, который сейчас находится в руках милиционера. А милиционерам Щукин отчего-то привык не доверять. Может быть, оттого, что сам как-то три года отбывал срок в колонии общего режима под Самарой — и отбывал бы еще два года, не случись тогда амнистия. А может быть, по другой какой-то причине.

Молоденький сержантик Ивасев, который первым окликнул Щукина, очевидно, устав стоять без дела, подошел к Николаю поближе и деловито втянул розовыми, как у поросенка, ноздрями воздух.

— Выпили? — как-то даже доброжелательно осведомился он.

— Пива, — ответил Щукин. — Что, нельзя?

— Пива? — оживился старлей. — Так ты что — нетрезвый?

— Почему это — нетрезвый? — удивился Щукин. — Пивка попил… бутылку. Вы чего, мужики, из общества трезвости, что ли? И не пил я, а того… лечился.

— Лечился, — задумчиво проговорил старлей. — А где ты вчера гулял?

Предчувствие ледяной иглой кольнуло Щукина — он так ясно почувствовал холод под сердцем, что даже слегка передернул плечами.

— Вообще-то у друга на дне рождения, — сказал он, — а что? Какие-то странные вопросы.

Патрульные переглянулись, старлей переложил паспорт Щукина в левую руку, а правую отвел немного назад — туда, где у него в поясной кобуре висел пистолет. Николай посмотрел на кобуру и вдруг с особенной отчетливостью заметил, что она расстегнута — и, как он немедленно понял, расстегнута вовсе не из-за невнимательности милиционера.

«Так, — стукнуло у него в голове, — приехали… Недаром мне с самого начала показалась странной та настойчивость, с которой мусора ко мне привязались… Пасли? Уже ищут меня? Не могли они так быстро на меня выйти…»

Впрочем, теряться дальше в догадках не было ни смысла, ни времени. Милиционеры переглянулись, и Николай с точностью до миллионной доли секунды поймал тот момент, когда нужно было начинать действовать.

Он резко и сильно толкнул в грудь старлея — тот вскинул руки и, поскользнувшись на гладком мраморном вокзальном полу, рухнул навзничь. Сержант Ивасев, тоненько вскрикнув, схватился за свою кобуру — она у него тоже оказалась расстегнутой — и все тянул оттуда свой табельный пистолет, который неизвестно почему там застрял, не переставая вопить на весь вокзал тоненьким голосом:

— Караул! Милиция! Милиция! — как будто забыл о том, какие погоны у него на плечах.

Грузный старлей барахтался на гладком полу, пытаясь встать. Николай не стал смотреть — получится у него это или нет, — он рванулся изо всех сил и, начиная разбег, засветил локтем в лицо вопящему сержанту Ивасеву, который, рухнув на пол, немедленно заткнулся; его табельный пистолет вылетел из кобуры, с грохотом покатился к лестнице и застучал по ступенькам вниз — туда, куда побежал Николай Щукин.

Николай бежал по вокзалу, расталкивая прохожих, прыгнул в подземный переход и немного притормозил, перейдя на шаг. Впереди замаячил еще один патруль. Николай заозирался, стараясь не привлекать внимания отъезжающих-приезжающих. Заметил боковой проход и свернул туда. Поднялся на перрон, увидел только что подошедший поезд. Первой мыслью было — нырнуть в вагон, но на ступеньках стоял проводник, а билет Николая остался у патрульного мента, поэтому Николай быстрым шагом направился к толпе нагруженных чемоданами людей и смешался с ней.

Очень скоро Щукин покинул территорию вокзала. На первом же перекрестке он поймал левака и, как только сел в машину, вспомнил, что теперь у него нет ни денег, ни документов, ни даже билета, чтобы уехать из города, который еще вчера считал родным и привычным местом для отдыха.

Впрочем, какая-то мелочовка еще брякала на дне карманов.

«Бабки в паспорт сунул, — с досады кусая губы, думал Николай, — фраерюга позорный… Кто так делает? Так только базарные бабки делают и лохи деревенские, которые свои гроши от карманников прячут… В паспортах-то, кстати, вернее всего и смотреть… поэтому паспорта и тырят у таких носорогов, а потом, выпотрошив, в урны бросают… Или черножопым толкают на первом же рынке… Ч-черт, в дерьме я по самые уши…»

— Куда везти-то? — спросил водила — дряхлый старичок, очень похожий в своей громадной клетчатой кепке на гриб мухомор.

— Куда везти?..

«А куда мне ехать? — подумал Николай. — Были бы бабки, все было бы легче легкого — выбрался бы за город, а там тачку поймал и… ищи ветра в поле. В Питер пробрался бы — здесь недалеко, а там у меня знакомства кое-какие есть. Наладил бы документы, то-се… Хотя и без бабок можно свалить в Питер. Что я — водилу не убазарю, что ли? Это в городе возят за деньги, а на трассе можно и за так… Правда, костюмчик у меня не похож на одежду путешественника, да и вещей нет… А жрать хочется… Л-ладно… Мало ли что случается в этой жизни…»

— На Северную Пустошь вези, — скомандовал Николай, вспомнив название окраинного района города, — знаешь?

— Ага, — кивнул старичок, — как не знать — шестой десяток лет езжу. Стольничек бы…

— Сколько? — возмутился Щукин. — Да туда больше полтинника никогда не брали!

— Может быть, когда-то и не брали, — флегматично ответил мухомор, — а сейчас другие расценки. Стольник.

— Полтинник.

Старичок, очевидно, решив не встревать больше в дискуссии, сбросил скорость и свернул к обочине.

— Будешь платить или нет? — осведомился он. — За полтинник не повезу. Нашел дурака — шестой десяток езжу, таких смешных цен не видел.

— Заплачу, — проговорил Николай, — поехали…

Старичок молча вывернул руль и выровнял машину на полосе.

Щукин тряхнул головой и усмехнулся.

«А чего я паникую на самом-то деле? — подумал он вдруг. — Мало ли в каких я переделках не бывал… Подумаешь, фон барон какой — вчера бабками разбрасывался, а сейчас за сто рваных повелся… Нехорошо… А за проезд я все-таки заплачу. Совесть пассажира, как говорится, лучший контролер. Но и старого за скряжничество наказать надо. Шестой десяток он ездит… А ума не нажил. Посмотрим…»

— Закурить не будет? — спросил Николай у мухомора.

— Не школьник, — пропыхтел старик, — свои иметь надо…

Но все-таки, не отрывая взгляда от дороги, полез в боковой карман куртки, покопался там и достал початую пачку сигарет «Прима».

— Рабоче-крестьянские, — сказал он, протягивая пачку Николаю, — куришь такие?

— А как же?! — усмехнулся Щукин. — Такую прелесть и не курить…