Фридрих Незнанский - Оборотень

   — Милиция?.. Большая Пестовская, пятьдесят три, четвертое строение, квартира двадцать три... да... Судя по всему, совершено убийство... Все!

   Рама, с девятьсот тринадцатого года обраставшая все новыми слоями краски, поддалась сразу. Выглянув через подоконник, Алексей увидел карниз, лепившийся к стене под окном. Он вел как раз в нужную сторону и был сантиметра три шириной.

13:10.МУР

   Александра Ивановна не сразу сообразила, кто с ней говорит и что говорят. И только когда краткий разговор был закончен, оправилась от изумления, вызванного уже тем, что ей позвонили ПО ТОМУ телефону.

   Второй мыслью было осознание того, что назван очень знакомый адрес. До боли знакомый. Потому что по Большой Пестовской, пятьдесят три, четвертое строение, квартира двадцать три, проживал не кто иной, как гроза преступников, лучший из омоновских командиров майор Карелин.

   Убийство? На квартире у Карелина? Это могло бы показаться розыгрышем, если бы не голос. Голос был странным и очень знакомым. Романова не сразу поняла, где она его слышала.

   Потом догадалась — это был голос киллера, который давал интервью Ветлугиной.

   Все это пронеслось в голове Александры Ивановны за секунду, не более. И со стороны могло показаться, что она и не раздумывала вовсе, а, положив трубку, сразу же начала набирать другие номера.

   Не прошло и пяти минут, как на ноги были подняты все — группа Артура Волошина, Турецкий, Меркулов, ребята из районного отделения.

   Вернувшись к реальности, Олежка первым делом ощутил, что случилось непоправимое и он промочил брюки. Это было ужасно. Разум не вполне еще прояснился, Олежка никак не мог взять в толк, что произошло и где он вдруг оказался. Он дернулся, приподнялся и неожиданно понял, что лежит плашмя на гладком линолеуме и не может пошевелиться.

   Мокрое полотенце хлестнуло его по лицу, и Олежка открыл глаза.

   «Борис Германович!..» — рванулся из груди возглас, полный радостного облегчения. Рванулся — и застрял, остановленный забитым в рот кляпом. Вся нижняя часть лица была замотана липкой лентой, сквозь которую наружу проникало только слабенькое, придушенное мычание. Но ни путы, ни кляп уже не имели значения. Потому что на подмогу подоспел сам майор Карелин, а значит, все будет хорошо.

   Почему-то, однако, Карелин,- стоявший над ним в маечке и спортивных штанах, не спешил освобождать Олежку и отдирать с его лица скотч. Тому понадобилось несколько долгих секунд, чтобы в полной мере осознать: майор смотрел на него сверху вниз безо всякого участия. Скорее наоборот.

   — Сейчас ты мне кое о чем расскажешь, — проговорил он холодно и спокойно. — Меня интересуют две вещи. Первое: как Турецкий меня вычислил? И второе: кто еще знает?

   Карелина сгубила боязнь провала, вызвавшая болезненную подозрительность. Если бы, обнаружив Олега, он открыл дверь и весело поинтересовался, какого рожна тот ошивается у него под дверью, события могли бы принять совершенно другой оборот. Смех, извинения, хлопание себя по лбу и поспешное отбытие пристыженного Золотарева, сделавшего еще одну глупость. Однако Карелин запаниковал, вообразил, что засветился, и в результате наломал дров не хуже неопытного следователя Золотарева. Ибо только теперь, беспомощно растянувшись в собственной луже, на линолеуме кухонного пола майорской квартиры, Золотарев с ясностью внезапного озарения понял, КТО убил журналистку. И кто подставлял Снегирева, разыгрывая спасение из могилы на Востряковском кладбище. И что означали слова настоящего Скунса, сказанные для передачи Турецкому: «Пускай оборотня поищет...»

   В сумерках, в темноте, в соответствующей одежде и маске, стоявший над ним коренастый светлоглазый мужчина мог вправду сойти за легендарного киллера.

Гипнотически глядя Олежке в глаза, Карелин сказал:

— Ну как? Надумал по-хорошему?

Олежка, леденея от ужаса, отчаянно замотал головой.

   — Значит, надумаешь по-плохому, — с прежним равнодушным спокойствием сказал майор. Он опустился на корточки, и Олежка почувствовал, что с него стаскивают ботинки. — Сам не мог догадаться, больно соплив, — приговаривал «оборотень». — Турецкий, стало быть. Что ж он тебя, сосунка, сюда послал?

   Он вытащил из шпика кухонного стола огарок свечи, зажег фитилек, покапал расплавленным парафином на край жестяной крышки и прилепил огарок, сделав нечто вроде подсвечника.

   — И ты не воображай: никто сюда за тобой не придет, — доверительно сообщил он Золотареву. — Ну так каким образом он меня вычислил, твой гениальный следователь?

   Олег кое-как оторвал голову от пола, чтобы посмотреть на свои ноги, но тут же ощутил прикосновение язычка пламени, и тело, вышедшее из повиновения, вновь начало биться и корчиться. Отчаянный крик раздирал челюсти, но не мог пробиться наружу. Мерзкие соленые капли скатывались по щекам. Олег почувствовал, что задыхается.

   Несмотря на ужас и боль, голова молодого юриста продолжала работать достаточно четко. Он понимал, что Карелин его убьет. Сейчас или погодя, но убьет обязательно. Не в живых же оставлять такого опасного свидетеля. А от трупа Карелин избавится с легкостью.

— Ты лучше представь, как твоей маме расскажут, — усмехнулся Карелин. Олег представил.

   Остаться в живых у него никакой возможности не было. Защитить Александра Борисовича — тоже. Он мог только одно. Протянуть время. Запираться, пока оставались хоть какие-то силы. Карелин смотрел на него, подкидывая в ладони сероватую горсть соли. Несколько блестящих крупинок скатилось с ладони майора и упало вниз, прямо на закопченные, окровавленные ступни. Олегу показалось, что его ноги начали протыкать раскаленными спицами. Он вздрогнул, рванулся, потом упрямо замотал головой. Он догадывался, что арсенал у майора был богатый.

   Карелин опустился на корточки, и Олег понял смысл выражения «душа с телом рассталась». Дикая боль словно бы отодвинулась, превратилась в неподъемную тяжесть, придавившую разум. Олег начал терять сознание.

   В это время через коридор из комнаты долетел звонкий дрызг, как будто разлетелось оконное стекло, выбитое прямым попаданием кирпича.

* * *

   Сознание, уже уплывавшее в темноту, все-таки зарегистрировало: что-то случилось. Олегов мучитель вскочил как подброшенный. Неужели все-таки происходило то невероятное, на что, балансируя у самого края, вопреки всему продолжает надеяться гибнущая жизнь?.. Олег, впрочем, отлично знал: спасению неоткуда явиться. Чудес ведь не бывает. Сквозь наползавшее беспамятство он слышал какой-то звон. Наверное, это телефон зазвонил. Сейчас Карелин снимет трубку и приветливо скажет: «Здравствуйте, Александр Борисович!» И Турецкий вряд ли когда-нибудь узнает, что, разговаривая с ним, майор одним глазом присматривал за обреченной жертвой, растянутой на кухонном полу.

   ...Карелин, выскочивший в маленький коридор, возвращался на кухню почему-то пятясь, словно отступая неведомо перед кем. Олежка вдруг понял, что невероятное все же случилось, и, оживая, попытался приподнять голову. Тело плохо повиновалось, перед глазами плыли круги. Но вот Карелин сделал еще шаг назад, и Олег, наконец, разглядел человека, материализовавшегося в квартире явно волшебным путем.

Это был Скунс.

   — Ну, привет, кагэбэ,— негромко проговорил Снегирев. — Вот, значит, чем ты теперь у нас занимаешься. Закосить, значит, вздумал под Скунса?.. А кишка не тонка?..

   Наверное, у Карелина где-нибудь в пределах досягаемости лежал пистолет. Но что-то мешало майору: грохнет выстрел, поднимет переполох. Труп Снегирева можно будет объяснить без труда. Чего проще: сумасшедший киллер влез в квартиру оперативника, а тот застрелил негодяя. Но вот как прикажете истолковывать еще и труп Золотарева, предварительно замученного до полусмерти?

   В это время в прихожей заверещал телефон. Это в милиции захлопали крыльями по поводу убийства у коллеги. Снегирев звонка ожидал, понимая, что там быстро сопоставят названный им адрес с координатами собственного сотрудника. А сопоставив, сейчас же вышлют ребятушек разбираться. Будем надеяться, что уже выслали.

   Карелин звонка не ожидал. Он вздрогнул, рука метнулась к полуоткрытому ящику кухонного стола... Скунс, подобравшийся уже достаточно близко, ответил мгновенным ударом ноги, отшвырнув его руку и заставив майора развернуться волчком.

   То, что происходило дальше, так же мало походило на роскошные драки из кинобоевиков, как роковые страсти из мыльной оперы на настоящую любовь. Тут не соблюдали никаких правил и разукрашивали друг друга настоящей кровью, а не клубничным сиропом. Олег слышал над собой хрип и рычание. Он вспомнил об изувеченных руках Скунса и снова испытал приступ ужаса, поняв, что наемный убийца проигрывал этот бой. Про Карелина не зря ходили легенды. Олег с трудом разлепил ресницы, перед глазами все вертелось и плыло, но он увидел, как Скунс нечеловеческим образом извернулся, уйдя от лобового столкновения с холодильником, и сразу вскочил на ноги. Рубашка на нем была растерзана в клочья и пропитана кровью, с лицом произошло нечто вовсе непонятное, но уцелевший глаз смотрел зорко и трезво. Он не боялся. И своего последнего слова еще не сказал.