Дэн Абнетт - Инквизиция: Омнибус

— У нас не было выбора, — произнес Катанен, — они видели демонический меч.

— Ты убийца и предатель, заигрывающий с богохульным колдовством. Я увижу, как твои братья будут стерты с лица Империума за свои преступления!

— Преступления? — рявкнул Реликтор, кожа на его шее покрылась волдырями и покраснела от жара, — Ты смеешь обвинять меня в преступлениях?! Мы пытались спасти Империум, используя все необходимые средства. И я не боялся пролить кровь, если это было нужно для нашей цели.

— Ты связался с демонами и убил истинных слуг Императора, — сплюнул Циарро, сильнее прижимая меч, — Ты предатель, лишенный права на жизнь, и я больше не буду слушать твои слова.

Катанен закрыл глаза и произнес, — Делай что хочешь, но ты лишь обрекаешь себя на быструю погибель без добытых нами знаний.

Клинок инквизитора опустился.

Циарро наблюдал, как собранный им на Беллис Короне флот стирает в порошок развалины крепости-монастыря Реликторов концентрированными залпами орудийных батарей. Для уничтожения огромного звездного форта "Рамийи" потребуется время, но обстрел прекратиться лишь тогда, когда от крепости-монастыря не останется камня на камне, а все следы Реликторов превратятся в пыль. Инквизитор с мрачным удовлетворением наблюдал за тем, как мощный взрыв разорвал обломки звездного форта, и стучал пальцами по покрытой защитными пентаграммами резной деревянной шкатулке, скованной серебряными цепями. Он быстро набросил на неё черную тряпку и обернулся, услышав позади шаги.

— Какие новости, капитан?

— Некоторые из их кораблей пытаются прорваться через наши пикеты, — ответил Серый Рыцарь, — Инквизитор, звездного форта больше нет, но мы должны перехватить тех, кто пережил его уничтожение, иначе потеряем их в Оке.

— Да… — медленно сказал Циарро, положив руку на накрытую тканью шкатулку.

— Вероятнее всего то, что Реликторы похитили из Архива Диамеда, находится на борту одного из их судов. Нельзя позволить им ускользнуть.

— Хорошо, — сказал инквизитор, — мы уходим с орбиты и начинаем погоню. Вы действительно правы, капитан Пелега, скорее всего кто-то из предателей бежит с добычей, как последний трус.

Серый Рыцарь поклонился и вышел из покоев инквизитора.

Циарро погладил рукой черную ткань на изрезанной символами шкатулке.

И улыбнулся.

Пока транспортник приближался к нижнему краю облачного слоя, Лукан Вон ещё раз проверил состояние пробивного лазгана.

«Двадцать лет держу в руках оружие, но до сих пор не доверяю ему».

Пассажирский отсек внезапно содрогнулся, и наспинный ранец стукнул Лукана по плечам.

Ницин, второй после Вона человек в отряде, стоял у люка и наблюдал за обстановкой снаружи через маленький иллюминатор. Когда транспортник тряхнуло, он покачнулся, но сохранил равновесие, хоть и не без труда. Сидевший напротив командира Андус «Святоша» Гаррен заржал, и Ницин резко, сердито взглянул на него. По отсеку разносился рокот моторов.

«Пора напомнить, кто здесь главный», — подумал Лукан. Повернувшись, он включил интерком.

— Сколько ещё, Лао?

— М-м, посмотрим… — в голосе Корнелия Лао звучала аристократическая скука. Вон знал, что пилот рисуется: Корнелий набрался подобных привычек за годы, проведенные в истребительном авиакрыле Флота. — Я бы сказал, чуть больше десяти минут.

Отключив интерком, Лукан оглядел затемненный отсек.

— Итак, десять минут. Всем проверить снаряжение и приготовиться. Если кто-то желает помолиться, сейчас крайний подходящий момент.

Транспортник снова влетел в зону турбулентности и задрожал, будто от испуга. Салия Ташак по прозвищу «Таша», что сидела рядом со Святошей, зажмурилась, и командир увидел полоску чёрной сажи на её веках.

«Привычка — вторая натура», — подумал Вон, снова проверяя лазган. Если бы бойцы 43-го Талларнского поймали Ташу, то, скорее всего, вздернули бы её, но женщина по-прежнему носила боевую раскраску своего бывшего полка. Интересно, Салия молилась или просто внутренне подобралась на тот случай, если транспортник рухнет?

Отстегнув привязные ремни, Лукан поднялся и подошел к двери. Ницину пришлось наклониться к нему — заместитель был на несколько дюймов выше Вона, и его седые волосы касались потолка.

— Всё в порядке? — спросил командир.

Ницин взвесил в руках плазмаган.

— Всё в норме. Слушай, Лукан, — добавил он, заметно нахмурившись, — прежде мы уже нарушали законы, но до такого ещё не доходило.

— Не думал, что тебя это встревожит, — Вон глянул налево, вглубь отсека, но Салия и Святоша их не слушали.

— Как и я сам — вначале.

Самолёт вновь тряхнуло, и Лукан, чтобы не упасть на товарища, уцепился за свисавший с потолка ремень.

— Но это, друг, — продолжил Ницин, — серьезное святотатство.

— Так чего ты хочешь? Вернуться и сказать Харсеку, что нас всех внезапно накрыло волной милосердия? Ты же знаешь, я не могу так поступить.

— Речь не об этом, — пожилой боец помедлил, видимо, осознав, что спорить бессмысленно. Затем он заговорил вновь, уже без напряжения в голосе. — Просто я хотел сказать, что мне это не по душе.

— Мне тоже, но мы делаем то, что приказывает Харсек. Ты же знаешь, тут или мы, или они.

— Как и всегда, — мрачно ответил Ницин, и, отодвинувшись, взглянул на индикатор уровня заряда сбоку плазмагана. — Иначе никогда не бывает.

Затрещал интерком.

— Одна минута! — объявил Лао.

Содрогаясь, транспортник резко пошел на снижение. Глядя в иллюминатор над плечом Ницина, Вон видел оранжевые каньоны и выходы горных пород Ранда-XXI; затем возникли башни и купола, прилепившиеся к скалам, словно наросты на спине чудовища. Самолёт приблизился к ним, и Лукан различил отдельные здания, а потом и огромные витражные окна. Наконец, в поле зрения оказалась круглая посадочная площадка, серебряно-белая и украшенная огромным изображением геральдической лилии.

Транспортник заложил вираж, дёрнулся и с такой силой ударился посадочными опорами о площадку, что Вон пошатнулся. Откинулась дверь, ставшая рампой; Лукан крикнул «Пошли!» и ударный отряд выбежал наружу, вдыхая разреженный горный воздух.

Спрыгнув, командир приземлился на пластобетон, тут же пригнулся, обогнул рычащие двигатели и внезапно оказался на открытом месте. Быстро оглядев крепость-скит, что раскинулась по склону, будто серый гребень, Лукан в тот же момент увидел вдали бесплодные красные горы и ощутил себя невероятно уязвимым. Пора искать укрытие. Обернувшись, командир убедился, что отряд следует за ним, и услышал нарастающий рёв моторов.

На дальнем краю посадочной площадки начиналась лестница, вырубленная в скале и ведущая к скиту. Как раз в этот момент, преодолев последние ступени, по ней поднялась женщина, одеяния и волосы которой трепал ветер; в латных перчатках она держала массивный красный болтер, прижимая оружие к нагруднику.

Сестра Битвы. Вон не был уверен, видел ли он хоть одну из них прежде — в любом случае, не с такого близкого расстояния. Женщина выглядела крепче, чем ожидал Лукан, у неё были суровые глаза и застывшее, бесчувственное лицо. Перекрикивая ветер и шум моторов, Сестра кричала что-то о разрешении на посадку, повторяя вопрос, заданный ещё со ступеней.

— Эй, ты! — гаркнул Вон. — Бросай оружие!

Разумеется, это не имело никакого смысла. Как только женщина разглядела их как следует, то немедленно перехватила болтер — и в ту же секунду справа от Лукана злобно затрещали выстрелы его бойцов. Пробивные лазганы, подсоединенные к наспинным батареям, справились со своей задачей. Сестра, стоящая на краю платформы, сложилась вдвое, как от удара под дых. Когда Вон приблизился к женщине, она подняла голову, и кровь, вытекавшая из носа и рта, показалась удивительно яркой на бледном лице. Затем Сестра рухнула на площадку.

Подойдя к краю платформы, Лукан заглянул за него: после длинной лестницы начинался обрывистый склон горы, уходивший ещё дальше вниз. Вон никогда не любил высоты.

Отполированный доспех убитой блестел, словно чёрный мрамор. Один из лазразрядов пробил нагрудник, и отверстие в броне напоминало дыру от брошенного камешка в дымчатом стекле.

Вон смотрел на женщину несколько долгих секунд. После смерти она побледнела, будто фарфоровая кукла, кожа лица казалась гладкой и бесцветной, словно свечной воск. В тёмно-коричневые волосы Сестры была вплетена маленькая молитвенная лента.

Затем Лукан, подталкивая мертвую женщину в бедро носком сапога, сбросил её в бездну.

— Далековато до низа, — прокомментировал Святоша. Он вырос в городе-улье, где очень редко видели солнечный свет.

Как только Вон вбежал на лестницу, рык моторов усилился, и транспортник Лао оторвался от площадки. Развернувшись в воздухе, грязно-белый самолёт взял курс на север и пропал из виду за склоном горы, укрываясь в каньонах.