Андрей Левин - Тайна «Запретного города»

Он отступил в сторону, пропуская поздних гостей. Все трое прошли в комнату. Виен повернулся к отцу. В его глазах сверкнул недобрый огонек, черты лица стали жесткими. В упор глядя на Хоанга, он спросил:

— Что вам нужно в моем доме?

— Виен, как ты разговариваешь с отцом? — возмутилась Лан.

— Подожди, Лан, — чуть мягче произнес Виен. — Я хочу выяснить, что этому человеку нужно от меня. Ты, видимо, не знаешь, что он вьетконговец и что он убил мою мать.

«Кажется, успел, — облегченно подумал Хоанг. — Уоррел еще не звонил».

Он все моментально понял. Не Виен написал ему о встрече Шона с Уоррелом. Письмо подготовили в охранке. А из Виена хотели сделать подсадную утку. Но у них ничего не вышло: Виен не научился лицемерить.

— Ложь! — коротко бросил Хоанг сыну.

— Ложь? — переспросил Виен, прищурившись. — Вы будете отрицать, что вы — вьетконговец? Не надейтесь, я не поверю.

— Нет, этого я отрицать не буду. Но я буду отрицать, что убил Лан.

— Кого? — непонимающе наморщил лоб Виен.

— Настоящее имя твоей матери — Лан, а Фам Тху — псевдоним. В партию мы с ней вступали вместе двадцать лет назад. Так называемым агентом майора Туана она стала по заданию подполья. А убил ее мой брат. Он состоял в нашей группе и оказался провокатором. Я только что застрелил его.

Увидев, что Виен пришел в замешательство, Хоанг решил перейти в атаку.

— Я отвечу на вопрос, что мне нужно в твоем доме, — сказал он. — Но сначала я хочу задать вопрос тебе. Майор Туан дал тебе указание убедить меня в том, что ты сочувствуешь вьетконговцам?

— Какое это имеет значение? — хмуро спросил Виен.

— Да или нет?

— Предположим, — неохотно отозвался Виен.

— Почему же ты не выполнил его приказ?

— Это неважно.

— Неважно так неважно, — согласился Хоанг. — А теперь я скажу, зачем мы с Лан здесь.

Виен медленно повернул голову к Лан:

— И ты… тоже с ним?

— Да, Виен. Я — с коммунистами.

— Значит, он уже успел тебя обработать? — покривился Виен.

— Уже три года я состою в подпольной студенческой группе.

— Та-ак. И что же вы от меня хотите? Судя по этому, — Виен кивком головы указал на перевязанную руку Хоанга, — вы участвовали в какой-то перестрелке. И теперь хотите, чтобы я спрятал вас у себя или помог добраться до какого-нибудь безопасного места: ведь на улице комендантский час. Я угадал?

— Нет, — ответил Хоанг. — Тебе звонил сейчас Уоррел?

— А при чем здесь Уоррел?

— Это он ранил меня.

— Вот оно что! — Виен снова повернулся к Лан: — Значит, ты участвовала в покушении на собственного отца? Кто же после этого убедит меня, что у коммунистов есть что-либо святое?

— Есть, Виен, — сказала Лан. — Родина — вот самое святое, что есть у каждого человека. Во имя родины я стреляла в своего отца. Он — враг моей родины.

Виен саркастически засмеялся:

— Родина, патриотизм… Слова. Пустой звук. Все одинаковы — и вы, и те, против кого вы воюете. Каждый умеет порассуждать о родине, о высоких идеалах. Но когда речь заходит о жизни, каждый выбирает жизнь. И желательно с тугим кошельком.

— Неправда! — воскликнула Лан.

— Неправда? — Виен удивленно поднял брови. — Ну почему же? Вот вы, например. Зачем вы пришли ко мне? Вы боитесь за свою жизнь после неудавшегося покушения. Вы пришли, чтобы я помог вам выжить. Что ж, я сделаю это. Для человека, которого я считал своим отцом… и для девушки, к которой я — чего скрывать? — неравнодушен. В отличие от тебя, Лан, я чту родственные отношения. Я спрячу вас у себя и ничего не скажу Уоррелу. Но завтра мы расстанемся. Навсегда.

— Нам не нужна твоя помощь, Виен, — горячо заговорила Лан, — твоя помощь нужна другому человеку. Его жизнь — в твоих руках.

— Вы хотите, чтобы я еще помог вашим сообщникам? — Виен покачал головой. — Нет, этого я не стану делать. Достаточно того, что я сделаю для вас, хотя это противоречит моим убеждениям и хотя вы — мои враги. Точнее, были ими. Сейчас вы подняли руки, и не в моих правилах добивать людей, молящих о пощаде. Сдавшийся враг вызывает только жалость — не больше.

Хоанг жадно ловил каждое слово сына, не вмешиваясь пока в разговор. Времени оставалось в обрез, и он хотел за эти считанные минуты хоть как-то убедиться, что не напрасно пришел сюда.

— Пойми, Виен… — начала Лан.

— Подожди, дочка, — остановил ее Хоанг и повернулся к сыну: — Мы пришли к тебе не для того, чтобы искать здесь убежища. Лан не нуждается в этом, потому что Уоррел видел только меня. А я…

В прихожей раздался телефонный звонок.

— Не надо подходить к телефону, — сказал Хоанг.

— Не волнуйтесь, — усмехнулся Виен. — Если это Уоррел, я ничего ему не скажу.

— Уоррел позвонит еще раз. И тогда ты ответишь ему, что я у тебя.

В глазах Виена мелькнуло удивление. Лан недоуменно посмотрела на Хоанга.

— Хватит шутить! — резко произнес Виен. — Я же сказал, что вы можете не волноваться за свою жизнь.

— Мне не до шуток, Виен. Уоррел обязательно позвонит еще раз. И ты ему скажешь, что я нахожусь у тебя.

Хоанг уже все обдумал и теперь говорит спокойно, неторопливо, не пытаясь угадать, какие мысли появляются в голове Виена.

— Тогда я не понимаю, зачем вы пришли ко мне? — сказал тот.

— Сейчас поймешь. У подполья оборвалась связь с нашим человеком, который работает там же, где и ты…

— Не хотите ли вы предложить мне восстановить эту связь? — на губах Виена вновь заиграла саркастическая усмешка.

— Давай договоримся, что ты не станешь перебивать меня, — твердо и властно произнес Хоанг. — Я скажу все, что хотел сказать, а потом наступит твоя очередь. Итак, вернемся к оборванной связи. Я восстановил ее. Очередная встреча намечена на завтра в кафе «Виньлой» в двенадцать часов. Вместо меня туда должен был пойти мой брат, потому что мне в «Виньлое» появляться нельзя. Час назад я узнал, что мой брат — агент Уоррела. И Уоррелу стало известно о завтрашней встрече. Я хотел застрелить обоих, но это мне не удалось. Тогда я вспомнил о тебе. Ты единственный, кто может предупредить нашего человека о грозящей ему опасности.

Виен хотел что-то возразить, но Хоанг поднял руку:

— Я еще не кончил. Подумав о тебе, я сообразил, что мне будет трудно это сделать. Я понял, что нелегко будет заставить тебя пересмотреть свои взгляды за один вечер. И еще мешает проницательность Уоррела. Он видел меня и наверняка догадался, что я могу рассчитывать только на тебя. И даже если ты согласишься помочь мне, Уоррел не выпустит тебя из поля зрения до тех пор, пока наш человек, которого он ищет, не окажется в его руках.

Хоанг помолчал немного и продолжил:

— Но я решил обмануть Уоррела. Ты выдашь меня, и это собьет его с толку. Он не станет наблюдать за тобой. Вот зачем мы пришли к тебе, сын. Человек, которого ты должен предупредить, — небольшого роста, с одутловатым лицом и коротко подстриженными волосами. На вид ему лет сорок. Он ходит с погонами капитана.

— Нго Чак? — изумленно воскликнул Виен. — Заместитель начальника отдела безопасности? И он — тоже?

— Я не знаю его имени, — ответил Хоанг. — Но очень хочу надеяться, что ты угадал. Теперь звони Уоррелу. А лучше — к себе на службу.

— Ты… уверен, что я пойду на это?

Виен снова обратился к отцу на «ты», и Хоанг понял, что выиграл. Выиграл не просто схватку с Уоррелом за жизнь Смелого. Он схлестнулся с ним в поединке за своего сына. И вышел победителем. В глазах Виена Хоанг прочел, что творилось в душе юноши. Виену еще нужно будет сделать не одно усилие, чтобы решиться на такой шаг. Но Хоанг уже не сомневался в успехе. «Одними словами его не переубедить, — вспомнились слова Лан, — здесь нужно что-то особенное…»

— Уверен, — ответил Хоанг. — И это не просьба о помощи — Лан неточно выразилась. Я даю тебе возможность стать настоящим вьетнамцем. Такой возможности может больше не представиться, сын.

— Скажи, отец… — Виен запнулся, подбирая нужные слова, — скажи, ради чего ты хочешь принести себя в жертву? Ради постороннего человека?

— Если его арестуют, мы не сможем получать информацию из «Феникса», а значит, не сможем предотвратить гибель сотен наших товарищей. Для меня их жизнь дороже моей.

— И ты… согласен добровольно отдать себя в руки службы безопасности? Ты не знаешь майора Туана. Он делает с людьми такое, что они умоляют его убить их, потому что не в силах вынести пытки. Никто из тех, кого ты спасешь, не будет знать, кому они обязаны жизнью. Никто не вспомнит о тебе! Они будут жить, а ты?! Тебя не будет! Какая же тебе разница, что произойдет после твоей смерти? Ты не узнаешь этого!

— Я уже знаю, — улыбнувшись, ответил Хоанг. — Южный Вьетнам станет свободным. От американцев, от их прихвостней, от колючей проволоки, от горя, от слез, от всей мерзости, которую принесла эта проклятая война. Есть вещи, сын, которые ценятся выше жизни. Когда-нибудь ты поймешь. Ты обязательно поймешь. Хо Ши Мин сказал: «Нет ничего дороже независимости, свободы». Это не лозунг. Это величайшая правда. За эту правду отдано много жизней. И среди них — жизнь твоей матери.