Станислав Гагарин - Ловушка для «Осьминога»

С места поднялся полковник Чернов, представляющий на совещаний пограничный округ. Он был высокий, моложавый, с головой, обрамленной мелко вьющимися светлыми волосами, за что среди сослуживцев именовался, за глаза, конечно, несколько обидным прозвищем.

– Сидите, сидите, Чернов, – махнул рукой генерал. Третьяков не любил докладов о деле по стойке «смирно» Он предпочитал и проводил совещания в более непринужденной обстановке: с минеральной водой на столе и вкусным крепким чаем – что кому из присутствующих нравится, – только вот курить в его кабинете не полагалось.

– По данным, которые поступают с наших КПП в морском порту, из аэропорта Пулково, а также из Кронборта, с железнодорожных постов и с постов на шоссейных дорогах, уровень контрабанды остался прежним, – стал докладывать Чернов. – Элементов какой-либо организованности по этой части мы не видим. В попытках провоза порнографических изданий тоже средние показатели. Зато резко увеличилось количество музыкальных журналов. В основном на английском языке, но есть и на немецком, на французском. Фотографии на их страницах бывают весьма вольные, но это не порнография и не антихудожественные вещи. Дублей, как правило, нет, везут комплекты за год, а то и за два. «Взял с собою в туристическую поездку, чтобы прочитать на досуге», – таков стандартный ответ.

– И вы их пропускаете? – спросил полковник Митрошенко.

– Конечно. Все по инструкции: музыка, культурный обмен… Делаем, как учили…

– Обратно? – коротко спросил Третьяков.

– Ни Боже мой… И у себя проверяли, и Москву запрашивали про тех, кто возвращается домой из сто­лицы. Ни один музыкальный журнал от нас не уходит. Все остаются в нашей стране. Ответ стереотипен: прочитан, мол; и выброшен. Поди проверь.

– Понятно, – сказал Лев Михайлович. – Идеологическая диверсия – вот что такое эта самая музыка, – и спросил: – Еще?

– Участился завоз книги Хедрика Смита «Русские». Ею снабжен буквально каждый западный турист. Появилось новое карманное издание на тонкой бумаге, в мягкой обложке. В пиджак можно спрятать.

– Поукит-букс, – заметил Митрошенко. – Еще одно подтверждение того сообщения, Лев Михайлович.

– Недавно наши люди изъяли такую книгу у восемнадцатилетней Джулиет Сью Берковиц, прилетевшей через Хельсинки из Калифорнии, – продолжал Иван Васильевич. – Обычно мы отбираем и уничтожаем такого рода литературу. Но на этой книге стоял штамп библиотеки. В общем, взяла почитать в дорогу… Составили акт и объяснили мисс Берковиц, что книга изымается на время ее нахождения в Советском Союзе, что в Москве, перед отлетом из Шереметьева, книгу эту ей возвратят.

– Да, – сказал Лев Михайлович, – библиотечные, книги надо, конечно, беречь… А вот вам информация, товарищи, которую мы получили недавно. Во всех туристских фирмах, которые отправляют нам своих клиентов через Скандинавию, организована бесплатная раздача этой книги. Под видом справочного пособия.

Генерал Третьяков выдвинул ящик стола и вынул оттуда довольно пухлую книжку, но небольшого фор­мата. На обложке был изображен Кремль, ниже множество человеческих лиц, видимо, олицетворяющих, по мнению издателей, понятие толпы.

– Кто читал эту книгу? – спросил Лев Михайлович. – Судя по вашему нерешительному молчанию – «все»… Ладно, все знаю: работа, текучка, газету некогда просмотреть, английский по анкете – «читаю и перевожу со словарем». Сообщаю: в нашей библиотеке есть перевод, для служебного пользования. Советую познакомиться с сочинением мистера Смита, который довольно долго представлял американскую прессу в Москве. Характерная особенность этой книги в том, что ее автор, говоря о культурной жизни столицы, мно­го рассказывает о писателях, художниках, артистах, под разными предлогами уехавших за кордон, и про тех, кто не уехал. Но по Смиту получается, что оставшиеся образуют как бы внутреннюю оппозицию, эмиграцию, так сказать, духа. Он так ловко подтасовывает высказывания тех и других, что создается впечатление: между ними нет принципиальной разницы. Между тем не все экземпляры этой книжицы изымаются нашими славными парнями в зеленых фуражках!

– Лев Михайлович! – протестующе воскликнул полковник Чернов.

– Да-да. Наши московские коллеги сообщили, что «Русские» Хедрика Смита гуляют по городу. Да и у нас их обнаруживали. Чей это прокол?

– Дипломатическая почта, – подсказал кто-то из угла, занятого молодежью

– Не исключено, – согласился генерал. – Теперь о музыкальных журналах. Выяснилось, что они продаются рядом с туристскими фирмами и там, где формируются группы туристов для выезда к нам. Продаются по цене в десять раз ниже номинала! Разницу оплачивает пока неизвестный нам благодетель, но похоже, что за ним стоит новая шпионская фирма в Ухгуилласуне. Делайте выводы… А теперь главное. В Кронборгском отряде, на заставе номер один, случи­лось чрезвычайное происшествие. Товарищи пограничники провели, как и положено, собственное расследование, но теперь необходимо, в свете того, что я вам сейчас говорил, подключиться и нам. Слово Ивану Ва­сильевичу.

«Застава номер один! – подумал майор Колмаков. – Наша застава… Что же там произошло?»

– Будьте осторожны! – крикнул прапорщик Леонид Бычков в телефонную трубку. – Не лезьте под машину, Ефлеев! Не стрелять! Пусть катит Мы здесь его встретим! – И опуская трубку на рычаг, отдал новую команду: – Юрасов и Макарихин! Быстро расстелить на дороге ежа! Бегом! Сержант Федяй! Займите с Матросовым позиции по обе стороны дороги за шлагбаумом. Если после ежа машина не остановится и собьет шлагбаум, открывайте огонь. Я буду перед будкой.

Еж, пока еще безобидный, никому не угрожающий, мирный, лежал на обочине дороги метрах в двухстах от будки поста. Ефрейтор Андрей Макарихин и младший сержант Степан Юрасов бегом бросились к нему, выволокли на полотно дороги и быстро развернули.

Плотная резиновая полоса метровой ширины, утыканная острыми металлическими штырями, перепоясала шоссе от одной обочины до другой. Объехать полосу было невозможно. Прибежавшим назад пограничникам Бычков приказал занять запасные огневые точки, сам он остался стоять у крылечка постовой будки, открытый со всех сторон и в общем-то беззащитный против бешено рвущегося к границе тяжело нагруженного трайлера.

Услыхав рев двигателя, Бычков расстегнул кобуру, вынул пистолет Макарова, дослал, передернув затвор, патрон в ствол и убрал его в кобуру – обнажать оружие он пока не имел права.

Теперь прапорщик уже видел мчащуюся к его посту машину. Он бросил быстрый, но внимательный взгляд на ребят, изготовивших автоматы к стрельбе. Мелькнула мысль, что подобной ситуации у них вроде бы никогда не бывало. Слыхал, что на кавказской границе случилось похожее, и в журнале «Пограничник» читал про такой инцидент в Венгрии, а чтобы здесь… Посмотрел на сопредельную сторону – там было тихо. И никого не видно. Естественно, конец недели. Они, соседи, на выходные дни число нарядов на границе сокращают, а с вышек так вообще снимают наблюдателей.

Трайлер вдруг включил фары на дальний свет, хотя было еще совсем светло.

«Психует, – подумал Леонид Бычков, – и нам хочет передать собственное состояние…»

Он усмехнулся наивности того, кто за рулем, но тут к реву двигателя трайлера прибавился пронзительный вой автомобильной сирены. Водитель машины решил ошеломить пограничников.

И тут сработал еж…

Трайлер повело в сторону, едва передние колеса коснулись стальных игл, и пробитые камеры выпусти­ли воздух. Машина рыскнула, но тот, кто управлял ею, хорошо знал шоферское дело. Он мгновенно вывернул руль, пробитые задние колеса поставили трайлер на прежнюю линию, и, подгоняемый тяжелым грузом, он на одних ступицах неудержимо рванулся к границе.

Прапорщик выскочил на дорогу и выхватил пистолет из кобуры:

– Стой! Стрелять буду!

Машина летела на Бычкова – дорога шла под уклон, и это помогало убийце.

Дважды выстрелив в воздух, Леонид понял, что так не остановит нарушителя – его задержит только пуля. Но сам он выстрелить по кабине уже не успел – трайлер легко отбросил полосатую перекладину.

В этот момент ударили с двух огневых позиций ав­томаты Матросова и Федяя.

Трайлер стал забирать резко вправо, потом кабину вывернуло поперек дороги, тяжелые панели в прицепе, заряженные огромным запасом кинетической энергии, подались вперед и подмяли кабину под себя Передние колеса заскребли по асфальту, вырывая из него целые куски, затем левое колесо стало приподниматься, остальная часть тела трайлера еще стремилась вперед, машина опрокидывалась… Неуловимый миг – и вот она перевернулась, проползла на спине еще немного – с грохотом ссыпались в стороны панели, противно завизжал сплющенный металл смятой кабины – и замерла вверх колесами в трех-четырех метрах от последнего рубежа.