Александр Шувалов - Ахиллесова спина

— Алло, гараж!

— Кончай придуриваться, Стас, — нервно ответил седой мужчина. — Времени у нас в обрез.

— Я тоже очень рад тебя видеть. — Я достал из кармана телефон и принялся давить на кнопки. — Оторвался?

— Спрашиваешь! — заявил мой куратор, самый настоящий полковник Кандауров Ф.С. — Эх, закурить бы.

— А тебе можно? — забеспокоился я. — Сердце, говорят…

— От одной сигареты еще никто не умирал, — резонно ответил Сергеич.

— Кроме той лошади.

— Не отвлекайся, — чуть слышно сказал он и тоже достал телефонную трубку. — Докладывай. — Мой куратор уставился на экран.

— Как скажешь. — Я нажал на кнопку, сообщение ушло. — Значит…

Я уложился, как и ожидал, в семь минут с небольшими копейками, опустив, естественно, все спорное и второстепенное. Потом все это распишу в отчете, если, конечно, доживу.

— Ну и что скажешь? — Я все-таки здорово нервничал, набрал еще одно сообщение и опять отправил.

— Да уж. — Куратор пригорюнился. — Прошу прощения, — обратился он к симпатичным девчушкам лет по шестнадцать, проходящим мимо. — Сигареткой не угостите? — Он прикурил от их же зажигалки, заложил ногу за ногу и откинулся на спинку скамейки. — Ну и командировка у тебя, Стас, выдалась, с ума сойти!

— Не в этом дело, — отмахнулся я. — В управе завелась крыса, ты понимаешь? И не только…

— Успокойся. — Полковник огорченно посмотрел на окурок и метко запустил его в урну. — Прекрати истерику.

— Ты что, мне не веришь? — яростным шепотом выдал я.

— Цыц! — снова прошипел он, попытался разжиться куревом у типа в кожаной куртке, но тот его послал.

— Ты, видно, не понял, — опять заныл я.

— Все я понял. — Он набрал сообщение и отправил его мне. — Чтобы завтра в одиннадцать утра как штык по этому адресу. Ясно?

— Да.

— Вот и славно. — Куратор удалил сообщение. — Встретимся и все как следует обсудим.

— А не поздно будет? — засомневался я. — Время-то уходит.

— Цыц! — Он хлопнул себя по коленке.

Хорошо, что не меня. От такого удара моя нога точно ушла бы в асфальт.

— Выслушай и постарайся понять.

— Ну.

— Положение, врать не буду, хреновое, но не безнадежное.

— Да мне же никто не поверит! — взвился я.

— Я тебе верю, — твердо заявил он. — И еще кое-кто.

— Утешил, отец родной, — пробормотал я себе под нос, но куратор услышал.

— Ладно, сыночка, — сказал он и посмотрел на часы. — Вали-ка ты отсюда.

— Есть! Сергеич, ты, главное…

— Иди, я сказал!

Я встал и побрел в сторону Маросейки, а потому не увидел, как полковник Кандауров, мой куратор и друг, достал из кармана диктофон и принялся слушать запись. Потом он стал кому-то названивать.

— Доброе утро, — каким-то не своим, слишком уж ласковым голоском произнес этот человек. — Узнали?.. Да, мы увиделись и поговорили. Плохо, в любой момент может сорваться, и тогда!.. Есть, подробно доложу при встрече. Когда вы сможете меня принять?.. Отлично, еду.

Длинный звонок, еще один, потом два коротких. Дверь растворилась, на пороге возникла знакомая монументальная фигура.

— Привет! Хвост не привел?

Моя ладонь утонула в его лапище.

— Обижаешь. — Я прошел следом за ним в гостиную и обалдел. — Постой, а это кто? — Я дернулся было, но Сергеич крепко прихватил меня за плечо.

— Погоди, Стас, — пробормотал куратор. — Успокойся. Сейчас все обсудим.

Я не стал его слушать. Не пойму, откуда взялись силы, но я вырвался, отпихнул здоровяка Кандаурова в сторону и прыгнул ко второму дорогому гостю, начальнику моего родного управления генералу Самойленко. Уж больно хорошо он стоял, слегка повернув голову вправо, открыв для удара левый висок.

Я успею врезать ему только один раз. Но и этого вполне хватит, если как следует вложиться. Височная кость не такая уж и прочная, проломлю, должен осилить.

Не получилось. Старый головорез Сергеич поймал меня на лету, как сонную муху, завернул руку за спину, чувствительно приложил о стену и принялся тщательно охлопывать.

Он отыскал один ствол сзади за ремнем, второй на голени, по очереди отбросил их ногой к генералу и буркнул:

— Порядок.

— Стоять! — Самойленко застыл в нескольких шагах от нас, держа мой пистолет в обеих руках.

— Все в порядке, — пробормотал куратор и шагнул вперед.

— Стоять, я сказал! — заорал шеф, теперь уже бывший.

У покойников, как известно, начальства нет.

— Старый дурак! — с чувством произнес я. — Кому ты поверил?

На Сергеича было жалко смотреть. Он топтался на месте как бегемот и бормотал себе под нос что-то совершенно неразборчивое.

— Вы абсолютно правы, Кондратьев, — сказал генерал, сделал шаг в сторону и уселся в кресло. — Действительно дурак, сам же меня и привел. — Он покачал головой. — Как только таких тупиц в разведке держат?

— Па-па-па, — прошептал Сергеич.

Он стал совсем бледным, по лицу его заструился пот.

— Что он там бормочет?

— Думаю, хочет сказать, что ты подонок, — проговорил я.

— Не припомню, чтобы разрешал обращаться к себе на «ты».

— А мне как-то по барабану, — сердито отозвался я.

Мы стояли перед ним с дурнем-куратором как герои

забытой картины «Допрос коммунистов». Он, сволочь такая, нагло развалился поодаль, как другой, глубоко отрицательный персонаж все с того же полотна.

Кандауров вдруг схватился за грудь, захрипел и пошатнулся. Я едва успел его подхватить.

— Замри! — Моя левая рука скользнула в верхний нагрудный карман пиджака куратора. — Там у него лекарство, — пояснил я.

— Хорошо, только плавно и медленно, — снизошел генерал. — Этот старый дурак мне пока нужен живым.

Я нащупал упаковку, достал, выломал из нее таблетку и попытался засунуть ему в рот, а он все отворачивался.

— Не надо, — прохрипел наивный старец. — Стас, я не хотел.

— Да не вертись ты, убогий! — взревел я и запихал таблетку ему в пасть. — Глотай, кому говорят!

— Какая трогательная забота, — умилился Самойленко. — А теперь, герои, садитесь на пол к стене.

— Как скажешь, — буркнул я и аккуратно уселся так, как мне было велено.

Сергеич просто сполз по стене.

— Замечательно. Теперь сдвиньте ножки.

Кто бы возражал, сдвинули как миленькие.

— Слышь, мужик, а закурить можно? — спросил я. — Плавно и печально, а?

— Обойдешься, — отрезал генерал. — Думаешь, я о твоем портсигаре ничего не знаю?

— Нет так нет. — Я вздохнул. — Тогда чего сидим, кого ждем? Ты вроде нас кончать собирался.

— Я? — Самойленко удивленно поднял брови. — И в мыслях не было.

— Прекрасно! — Я воспарил душой. — Значит, потрещим и разбежимся. Вот здорово!

— Не значит, — деловито уточнил генерал. — Я вас убивать не собираюсь, сами как-нибудь справитесь.

— Это как? — лениво спросил я, хотя прекрасно знал ответ.

— Да так. — Самойленко улыбнулся.

Душа его, сразу видно, пела и плясала. — Мы с товарищем полковником пришли на встречу с оперативным работником, неким Скоморохом, а он перенервничал, так бывает, потерял контроль, ну и…

— Неужели?

— Именно так все и было, — подтвердил Самойленко. — Не поверишь, просто хотели поговорить, успокоить, он же вдруг начал стрелять. Смертельно ранил собственного куратора.

— А тот, перед тем как склеить ласты, тоже успел разок-другой пальнуть и, конечно, попал, — предположил я.

— Рад, что ты все правильно понял, — проговорил генерал. — К моему немалому сожалению, именно так все и произошло. — Он вздохнул. — Какая жуткая трагедия!

— Лихо! — похвалил я и тут же спросил: — А когда стрелять начнешь, часом не промахнешься? А то, сам понимаешь…

— Не боись, — заявил генерал и осведомился: — Ты меня в форме видел?

— Один раз.

— Значок «Мастер спорта» на кителе заметил?

— Вроде да.

— Это по стрельбе, — скромно признался он.

— Ну, тогда все в порядке, — сказал я. — И чего ты медлишь?

— Торопишься на тот свет?

— Не очень.

— Тогда так. — Он подцепил ногой второй пистолет, нагнулся, поднял и уложил на журнальный столик перед креслом. — Я задам несколько вопросов. Пока отвечаешь, вы оба живы. Как тебе?

— В принципе, согласен. Но с небольшой поправкой.

Второй раз за последнее время меня, перед тем как грохнуть, начинают расспрашивать. Тенденция, однако.

— Это как?

— Я отвечаю на твой вопрос, ты — на мой.

Это тоже уже было.

— Зачем тебе? — искренне удивился генерал. — Все равно ведь…

— Да пойми ты! — Я медленно поднял руку и вытер лицо. — Я проиграл. Обидно, конечно…

— А знаешь, что для меня самое обидное? — перебил он.