Александр Шувалов - Ахиллесова спина

А что тут, собственно, понимать? Да и не надо мне ничего, не тот случай.

— Так точно! — гаркнул я во всю глотку, сделав лицо молодцеватым и в меру тупым.

Мы с куратором спустились вниз, уселись в «Волгу» и дружно закурили.

— Как настроение?

— Никак, — честно ответил я, утомленно шевеля пальцами.

Мне давненько не приходилось так много писать. Все же я справился, осилил листов пятнадцать с грифом: «Совершенно секретно. Экземпляр единственный, только адресату», лично заложил их в конверт и сдал курьеру в костюме стоимостью в пару моих месячных окладов. После чего лично же проконтролировал процесс опечатывания кейса.

— Это лечится, — уверенно заявил Сергеич и повернул ключ в замке зажигания. — Сейчас заедем в магазин, кое-что прикупим и сразу ко мне.

— А что скажет супруга?

В прошлый раз я изрядно перебрал с дозой и повел себя недостойно высокого звания российского военного разведчика.

— Так никого же нет дома, — заявил мой куратор. — Уже вторую неделю.

— Тогда поехали, — сказал я.

— Выше голову, товарищ! — Полковник осторожно похлопал меня по плечу.

— Больше никогда меня так не называй.

— Почему?

— Потому, — отозвался я. — И вообще, что-то на душе у меня неважно. — Я выбросил сигарету в окно. — Сплошное дерьмо.

— Смывается водкой, — заявил мой куратор и прибавил газу.

— Уверен?

— Конечно. — Он остановился на перекрестке. — Еще как смывается, главное, чтобы водки хватило.

— И все-то ты знаешь! — восхитился я.

— Давно живу, — последовал ответ. — Ты тоже со временем, может быть, немножечко поумнеешь.

Не успел я поумнеть. Судьба просто не дала мне времени на это.

Через два дня я возвратился к себе на Войковскую. Заглянул в магазин, заполнил тележку пивком для реанимации себя любимого и кое-чем съестным. Симпатичные девушки, Катерина, Аня и Оля, у которых я уже не первый год покупаю колбасы и салаты, меня не узнали. Я глянул в зеркало и сразу понял, почему так вышло. Они старались держаться как можно дальше от моей персоны, хоть я и дышал в сторону.

Татьяна с громкой фамилией Государева, восседающая за кассой как императрица на троне, пригляделась, опознала меня и весомо изрекла:

— Что-то ты сегодня на себя не похож.

Поглядел бы я на кого-нибудь другого после таких доз.

В квартире было на удивление чисто, даже пыли особо не наблюдалось. Мои недавние гости ничего не сломали, не разбили и не перевернули кверху дном. Разве что из вредности уничтожили все запасы спиртного, а что не освоили, то забрали с собой. Да и не жалко, главное, что сами ушли.

Я выпил пива, через силу что-то сжевал, подремал, потом проснулся. Принял душ, попил еще пива, вполглаза поглазел в телевизор и стал бесцельно шляться туда-сюда по квартире, лениво размышляя, как жить дальше, залечь спать или сбегать в магазин и приобрести чего-нибудь крепкого.

Потом я прилег на диван и только стал клевать носом, как сосед за спиной опять завел свою шарманку. Сперва «Мытищи», «Полковник», а потом кто-то нечеловеческим голосом заорал о дельтаплане, который, дескать, поможет. Мне и помогло, окончательно сорвало крышу.

— Ну и чего тебе? — зевая мне в физиономию, нагло спросил сосед, высоченный мосластый детина, и я сразу же зарядил ему в лоб.

Гад кубарем влетел в квартиру, я двинулся следом за ним. Не такой уж он оказался и крутой, каким рисовался. Орал как резаный, визжал, потом начал всхлипывать.

А когда я заявил, что прямо сейчас затолкаю компьютерную клаву ему в задницу, он заплакал и запричитал сквозь сопли:

— Не надо, дяденька, я больше не буду!

Я оставил этого придурка в покое, вернулся домой и понял, что спать мне расхотелось. Душа настоятельно затребовала веселья и приключений. Я переоделся и вышел.

В первом по счету баре было тихо и безлюдно, во втором — та же картина. Только в третьем обнаружился какой-то намек на веселье. Я тут же заказал виски, не морщась, употребил его и затребовал еще.

Там я и остался, старательно поглощая мерзкую контрафактную бурду по цене элитарного шотландского пойла, крутя по сторонам головой, чтобы не разминуться с чем-нибудь ярким и интересным.

Кто ищет, тот всегда найдет. Какой-то гордый сын Кавказа громко сделал мне замечание за то, что я, дескать, слишком уж пялюсь на его спутницу. Я в ответ сообщил, что она того не стоит.

— Ну ты и козлина! — мило заметила дама.

— Что ты сказал? — завизжал джигит. — А ну пойдем поговорим!

— Да как скажешь. — Я расплатился и побрел из заведения, слегка теряясь в пространстве.

На улице меня уже ждали. Джигит, оскорбленный в лучших чувствах, его верный друг и дама. К моему приходу они успели подготовиться, достали из новехонькой, лет на двадцать младше меня «Мазды» монтировку, бейсбольную биту и саперную лопатку. И грянул бой!

Правда, длился он недолго. То ли в этот вечер я был просто великолепен, то ли противники оказались еще пьянее меня. В общем, двое остались лежать на тротуаре, а я на правах победителя захватил богатые трофеи: ту самую «Мазду», бейсбольную биту и монтировку. Лопатку и даму я взять не пожелал, потому что первая в ходе сражения сломалась, а вторая оказалась уж больно страшна.

Я влез в машину, завел мотор хозяйским ключом и поехал кататься по ночной Москве. Тетка, оставшаяся на поле битвы, пронзительно закричала мне вслед. От обиды, наверное, за то, что я так жестоко лишил ее своего общества.

Я носился по району, нагло подрезал всех подряд, заезжал на тротуар, катался по встречке, пару раз стукнул машины, припаркованные у обочины, словом, отрывался на всю катушку. Через какое-то время компанию мне составили веселые ребята на двух бело-синих тачках с мигалками. Они пристроились в хвост «Мазде» и зачем-то стали орать, чтобы я немедленно остановился, а потом принялись стрелять по колесам.

К тому времени хмель слегка прошел, общаться с кем бы то ни было мне категорически расхотелось. Душа возжелала покоя и уединения. Поэтому я решил оторваться, свернул в промзону и на полной скорости столкнулся с маневровым тепловозом. «Мазда» отлетела в сторону, перевернулась и загорелась. Прогремел взрыв. Приключения закончились. Вместе с ними оборвалась и моя жизнь. Лихо, весело и совершенно бессмысленно. Жалко.

Мои бренные останки, все, что удалось обнаружить, добрые люди побросали в гроб, как следует его заколотили и привезли на кладбище, расположенное в десяти километрах к юго-западу от кольцевой автодороги. Дождь, шедший дня три без перерыва, наконец-то прекратился, из-за туч выглянуло солнышко. Природа напрочь отказалась оплакивать еще одного подполковника, погибшего столь нелепо.

Похороны прошли так, как им и положено, то есть скучно и официально. Все как всегда: венки, оркестр родные, близкие и сослуживцы усопшего, пятеро озябших солдатиков с автоматами.

Моя грешная, незаметная взору душа с любопытством наблюдала за всем этим сверху. И чуть сбоку.

Грустный и опять бледный Сергеич. Отец в черных, не по погоде, очках, мама в траурном платье до пят и в широкополой шляпе под вуалью. Два юных притворщика трогательно поддерживают ее под руки. Геша Садко не совсем трезвый, тут же Благородный дон, а вот Графа что-то не видно.

А это кто? Святые угодники, матерь божья! Бывшая вторая супруга, ныне вдова и законная наследница, собственной персоной. Мы с удовольствием разбежались года два назад, а развод до сих пор не оформили. Хороша, чертовка! Просто прекрасно смотрится в черном брючном костюме, выгодно подчеркивающем достижения и скромно скрывающем недостатки. Мое несбывшееся счастье стоит поодаль от родителей, приложив платочек к сухим глазам, и молчит.

Но это дело поправимое. Очень скоро она заголосит и, я уверен, умоется слезами. Когда узнает, что роскошная двушка на Войковской — служебная жилая площадь. Ее нельзя передавать по наследству, продавать и даже обменивать. Да и жить ей теперь тоже в ней нельзя. Прости, дорогая.

Начались речи, и я навострил уши.

— Покойный был дисциплинированным, грамотным офицером, — заявил высокий худой мужик в очках, начальник отдела секретного делопроизводства. — Строго соблюдал инструкции и наставления. — Это по его милости я огреб с полдюжины выговоров, из них три — лично от Первого.

— Подполковника Кондратьева всегда отличала высокая нравственность, — удивил присутствующих и лично меня начальник второго отдела, видный специалист в этой области.

Он стоял, чуть отвернувшись от гроба, и косил жеребячьим глазом в сторону аэродинамического бюста вдовицы. Та почувствовала этот взгляд, приободрилась и приятно порозовела.