Роберт Ладлэм - Возвращение Матарезе

Наконец врач поднял взгляд.

– Он мертв, – объявил он.

– Ну как такое могло произойти? – воскликнул капитан «Красного отряда», команды, за которую выступал умерший игрок. – Я могу понять, что деревянная клюшка оглушила его, – видит бог, всем нам пришлось пройти через это, – но раскроить череп – это что-то немыслимое.

– Это был удар не деревянным предметом, – возразил аргентинский врач. – Я бы сказал, это было что-то гораздо тяжелее – железо или, быть может, даже свинец. – Они стояли в углу огромных конюшен, куда были приглашены два полицейских в форме и местная бригада «Скорой помощи». – Обязательно должно быть вскрытие, и в первую очередь нужно будет сосредоточить внимание на черепно-мозговой травме, – продолжал врач. – Пожалуйста, подчеркните это в своем отчете.

– Хорошо, сэр, – ответил один из полицейских.

– Луис, к чему вы клоните? – спросил другой наездник.

– Все совершенно ясно, – ответил полицейский, что-то записывая в блокнот. – Он хочет сказать, что мы, возможно, имеем дело не с несчастным случаем, я правильно вас понял, сэр?

– Это решать не мне, сержант. Я врач, а не полицейский. Я лишь делюсь своими наблюдениями.

– Как фамилия погибшего и есть ли у него здесь жена или другие родственники? – вмешался второй полицейский, выразительно кивая своему напарнику с блокнотом.

– Джанкарло Тремонте, – ответил один светловолосый наездник, чей говор говорил о классическом образовании старой школы.

– Это имя мне знакомо, – заметил первый полицейский.

– Вполне вероятно, – продолжал светловолосый игрок. – Семейство Тремонте из Милана известно в мире. У них серьезные интересы в Италии и во Франции и, разумеется, у нас в стране.

– Нет, я имел в виду именно Джанкарло, – прервал его полицейский с блокнотом.

– Да, его имя часто мелькало в газетах, – подтвердил капитан «Красного отряда». – Причем не всегда в уважительном тоне, хотя репутация у него безукоризненная – была безукоризненной.

– В таком случае, почему же его имя часто упоминалось в газетах? – спросил второй полицейский.

– Полагаю, потому что он был несказанно богат, постоянно появлялся на светских и благотворительных мероприятиях и любил женщин. – Предводитель «Красного отряда» бросил на полицейского многозначительный взгляд. – Сержант, третьеразрядных журналистов хлебом не корми – дай только написать про таких людей, однако едва ли это можно считать грехом. В конце концов, бедняга Джанкарло не выбирал себе родителей.

– Да, вы правы, но, похоже, сами о том не догадываясь, вы только что ответили на один из моих вопросов. Жены нет, а подружки если и были, то они поспешат срочно унести отсюда ноги. Естественно, чтобы ускользнуть от третьеразрядных журналистов.

– Тут я ничего не могу вам возразить.

– Я был уверен в этом, мистер… мистер?..

– Альбион, Джеффри Альбион. Мой летний домик в Галл-бей, на самом берегу… И, насколько мне известно, в здешних краях у Джанкарло никаких родственников нет. Я так понимаю, он приехал в Штаты для того, чтобы блюсти здесь интересы семейства Тремонте. Когда Джанкарло снял поместье Веллстоун, мы, разумеется, с радостью приняли его в «Грин-Мидоу». Он очень способный игрок в поло… был им… Вы позволите нам перенести его тело?

– Сэр, мы накроем его простыней, однако не будем ничего трогать до тех пор, пока не прибудет наше начальство и судебные медики. Лучше все оставить как было.

– Вы хотите сказать, нам придется оставить беднягу на земле, на глазах у зевак? – недовольно произнес Альбион. – Если так, я буду возражать. Уже от одного того, что вы оградили желтой лентой то место, где упал Джанкарло, пахнет безвкусицей.

– Мы просто выполняем свою работу, сэр. – Первый полицейский убрал блокнот в карман. – Страховые компании в таких случаях бывают очень дотошными – особенно когда несчастный случай приводит к увечью или гибели. Они стремятся изучить все.

– Кстати, – добавил второй полицейский, – нам будут нужны клюшки игроков обеих команд – всех, кто был на поле.

– Они висят на стене, вот здесь, – объяснил светловолосый наездник. У него было безукоризненно поставленное произношение, хотя он и говорил слегка в нос. Во всю стену, на которую он указал, тянулись разноцветные вешалки, на которых, подобно столярным инструментам, были развешаны деревянные клюшки. – Сегодня был матч с участием игроков красной секции, это крайняя вешалка слева, – продолжал светловолосый игрок. – Конюхи окатили их из шланга, но они все на месте.

– Окатили из шланга?.. – Первый полицейский снова достал блокнот.

– Надо же смыть грязь и пыль, старина. Клюшки должны храниться в чистоте. Видите, с некоторых до сих пор капает вода.

– Да, вижу, – тихо подтвердил второй полицейский. – Значит, клюшки просто поливают водой из шланга, да? Не отмачивают в моющих средствах, ничего подобного?

– Нет… но вы подбросили отличную идею. – Еще один наездник сначала покачал головой, затем закивал.

– Обождите минутку, – остановил его полицейский, подходя к стене и внимательно разглядывая клюшки. – Сколько их должно быть в красной секции?

– Все зависит… – снисходительно ответил Альбион. – Игроков восемь: четыре на поле и резерв, плюс запасные клюшки. Вот этот передвижной желтый колышек отделяет тех, кто принимает участие в матче, от тех, кто сегодня свободен. За всем этим следят конюхи.

– Это и есть тот желтый колышек? – уточнил полицейский, указывая на ярко-желтый круглый деревянный бочонок.

– Он ведь не красный, не так ли?

– Да, не красный, мистер Альбион. И с начала сегодняшнего матча его не передвигали?

– А почему его должны были передвигать?

– Быть может, вам следовало бы спросить, почему его не передвинули? Здесь недостает двух клюшек.

Теннисный турнир в Монте-Карло с участием знаменитостей собрал десятки звезд кино и телевидения. В основном, американцев и англичан, которые собрались помериться силами с высшим светом Европы – второстепенными членами королевских фамилий, состоятельными немцами и греками, несколькими увядающими французскими писателями и парой испанцев, которые притязали на давно забытые титулы и требовали, чтобы перед их фамилиями ставилось слово «дон». Собственно теннис оставался на втором плане: каждый вечер устраивались праздничные ужины, участники наслаждались мгновениями славы – разумеется, под бдительными объективами телекамер, – и поскольку все мероприятие щедро оплачивалось правящим княжеским домом Монако, благотворительность сочеталась с веселым времяпрепровождением.

Огромный буфет был устроен под лестницей в просторном саду дворца, выходящего фасадом на причал. Прекрасный оркестр владел всеобщим вниманием, исполняя музыку самых разных стилей, от оперной до ностальгического ретро, а певцы, обладающие международной известностью, сменяли друг друга, развлекая собравшихся. Каждый после окончания своего выступления удостаивался бурных оваций: элегантная публика поднималась из-за элегантно накрытых столиков и рукоплескала в блуждающих лучах прожекторов.

– Мэнни, я хочу, чтобы ты устроил мне выступление в «Шестидесяти минутах», ты все понял?

– Все понял, малыш, будет сделано!

– Сирил, что я здесь делаю? Я же не играю в теннис!

– Ты забыла, что здесь собрались ведущие шишки всех киностудий? Встань и прочти что-нибудь своим нежным голоском, не забывая поворачиваться налево и направо. Чтобы показать всем свой профиль, девочка!

– Эта долбаная стерва украла у меня песню!

– Дорогая, но у тебя же нет на нее авторских прав. А ты спой «Дым попал тебе в глаза», у тебя хорошо получится.

– Но я же не знаю слов!

– Ну тогда промычи что-нибудь и ткни этим ребятам сиськами в лицо. Не забывай, здесь есть и люди с фирм грамзаписи!

И так далее, и тому подобное.

В этом скоплении знаменитостей, почти знаменитостей, незнаменитостей и совсем не знаменитостей затерялся один тихий и скромный мужчина, обладающий солидным состоянием, но начисто лишенный тщеславия. Он был ученый-медик, посвятивший свою жизнь изучению раковых заболеваний, и в Монте-Карло он приехал в качестве щедрого спонсора. Мужчина попросил анонимности, однако, по мнению организационного комитета, это абсолютно исключалось ввиду размеров его пожертвования. И он согласился от имени своего благородного испанского семейства выступить перед гостями с кратким приветственным обращением.

Мужчина стоял за кулисами устроенной во дворе сцены, готовый выйти и произнести речь, и тут объявили его фамилию.

– Я очень волнуюсь, – обратился он к помощнику распорядителя, который стоял рядом с ним, готовый тронуть его за плечо, когда подойдет время. – У меня плохо получается выступать на людях.

– Говорите коротко, поблагодарите всех, больше от вас ничего и не ждут… Вот, возьмите стакан воды, а то у вас в горле пересохло.