Чингиз Абдуллаев - Затянувшееся послесловие

– Остаются пятеро…

– Уже трое, – поправил своего гостя Шалва. – Я думаю, вы не сомневаетесь, что эти двое тоже погибли. Феликс Гордицкий и Ахмед Эльгаров. Юлик был на похоронах обоих наших товарищей. Значит, остались только трое: я, Юлик и Леонид Субботин. Только представьте себе, что советник российского посольства, известный дипломат, ездит по городам, чтобы убивать и взрывать своих бывших товарищей из-за нескольких бриллиантов, которые он сам честно сдал командиру батальона! Глупо и невероятно. Тогда остаются только двое. Горчилин боится больше всех. Наверное, правильно боится. Ведь больше всего бриллиантов, наверно, досталось ему. И он был нашим командиром. Поэтому он вас и нашел, скорее всего для того, чтобы обеспечить свою безопасность в первую очередь. Тогда остается только один человек. Кавказец, мстительный, горячий, пострадавший тогда больше всех, который фактически всех спасал, а сам ничего не получил, кроме нескольких бриллиантов. Получается, что самый реальный кандидат на убийцу – это я, – невесело закончил Чиладзе, – а вы прилетели сюда не для того, чтобы найти возможного убийцу, а для того, чтобы меня нейтрализовать. И может, я вместе со своим племянником нарочно придумал эту историю про машину, которая якобы за нами следит, чтобы никто меня не заподозрил. Как вы считаете, такую версию можно принять?

– Можно, – кивнул Дронго, – но только с одной поправкой. Вам трудно было бы попасть в Россию без визы, ведь вы грузинский гражданин. Значит, все можно легко проверить, достаточно просмотреть ваш паспорт.

– А если у меня два паспорта? – не унимался Шалва.

– Даже если пять. Вам все равно нужна российская виза, и желательно именно на тот день, когда погиб Ахмет Эльгаров. А если ее у вас нет, то тогда вы не пересекали границу и не могли оказаться в Нальчике в день убийства полковника Эльгарова.

– Вы правы, – согласился после недолгого молчания Чиладзе, – об этом я сразу не подумал. Тогда у нас остается только один подозреваемый.

Дронго испытующе взглянул на хозяина дома. Он догадался, чью фамилию сейчас назовет Шалва Чиладзе.

– Больше нет других подозреваемых, – тяжело выдавил из себя хозяин дома, – и остается только один человек. – Шалва помолчал. Затем взглянул на Дронго: – Вы уже поняли, что я хочу сказать? Вернее, кого я хочу назвать?

– Для этого не нужно ничего понимать, – ответил Дронго, – но тогда скажите, почему я должен с вами согласиться?

– Потому, что я сам не согласен с собой, – сказал Шалва. – Может быть, все эти разговоры о появившемся друге спустя много лет – просто глупый блеф? Может, Юлик его нарочно придумал. Ведь он, единственный среди нас, поддерживал связь с каждым из своего отделения.

– Вы подозреваете Горчилина?

– Конечно, не подозреваю. Но остается либо он, либо Леонид Субботин. Про себя я точно знаю, что никого не убивал и не собираюсь этого делать. Мне моих убитых – там, в горах, – на всю жизнь хватит. Но тогда мне остается только подозревать или Юлика, или нашего дипломата. А я не хочу этого делать.

Из дома кто-то громко позвал хозяина. Собравшимся, очевидно, надоело ждать, когда наконец Шалва пригласит гостей.

– Пойдемте, – поднялся Чиладзе, – не будем заставлять их ждать. Надеюсь, что на сегодняшнюю ночь мы уже закончили.

– Подождите, – остановил его Дронго. – А если это тот случай, когда мы имеем дело с непредсказуемым фактором, о котором даже не подозреваем?

Чиладзе остановился.

– Тогда я поверю, что дьявол существует, – сказал он. – Идемте ужинать, а то мои гости убьют меня и без вашего убийцы, – пошутил он напоследок.

Застолье продолжалось долго, как и полагается в подобных случаях. Несмотря на поздний час, гости даже и не думали расходиться. Тосты поднимались один за другим, и к четырем часам утра основательно захмелевшие напарники наконец уселись в автомобиль, чтобы отправиться обратно в отель. Несмотря на все возражения, обоих поили красным домашним вином, заставляя пробовать каждый сорт и выпивать за каждый тост, а под конец выдали полулитровые кубки, заставив гостей пить до дна.

– Я чувствую себя так, словно меня оглушили, – пожаловался Эдгар. – Кажется, я в жизни не пил столько вина.

– У меня был похожий случай в Болгарии, – признался Дронго, – мне было тогда только двадцать семь лет, и я выпил, наверное, полбочки вина, после чего почти полтора дня спал, не просыпаясь.

– Я всегда подозревал, что ты скрытый выпивоха, как и все кавказцы, – пробормотал Вейдеманис.

– Не совсем, – усмехнулся Дронго. – Хотя был у меня случай лет десять назад, когда я путешествовал в поезде вместе с писателями по Европе. Тогда на переезде Таллин – Санкт-Петербург я перепил самого Зураба Ахвледиани, который был примерно с меня ростом и в два раза шире в плечах. Он весил килограммов сто двадцать, а я – только девяносто пять. И мы с ним выпили огромное количество текилы. Точно не помню, но литра три выпили. Он потом просто свалился в отеле, а я еще был на ногах. Хотя, возможно, я тоже преувеличиваю и был не совсем в такой идеальной форме, как бы мне хотелось.

В отель «Иверия» они вернулись уже в пятом часу утра. Расходясь по номерам, договорились встретиться за завтраком, но оба проспали, и Дронго набрал номер телефона своего напарника только в двенадцатом часу утра. Через полчаса они уже сидели в ресторане, заказав себе завтрак. Позвонил мобильный телефон. Это был Шалва Чиладзе.

– Я у себя в кабинете уже с десяти часов утра, – радостно сообщил он, – решил вас не беспокоить, чтобы вы немного отдохнули. Как спали?

– Неплохо. Учитывая количество выпитого, спали почти хорошо, провалившись в глубокий сон, – ответил Дронго.

– Значит, все правильно, – рассмеялся Шалва, – так и должно было быть.

– Где находится ваш офис?

– На проспекте Церетели, – сообщил Чиладзе. – Если хотите, я пошлю за вами машину.

– Нет. Сегодня не нужно. Мы постараемся приехать сами и осмотреться. Будет лучше, если мы будем не на вашей машине.

– Все понимаю. Согласен.

– И, пожалуйста, никуда не выходите из своего офиса. Он хотя бы у вас охраняется?

– Внизу есть вооруженный охранник. Еще двое сидят у меня в приемной. Все вооружены, есть разрешение на оружие. И у нас в офисе работает много людей. Сюда никто не сунется.

– Ясно. Тогда до встречи. Мы сами приедем к вам в офис.

Дронго убрал телефон в карман, взглянул на Вейдеманиса.

– Поедем посмотрим, – предложил он.

– Мы не охранники, – напомнил Эдгар, – сложнее всего прикрывать человека, который выбран в качестве объекта нападения. Ты ведь прекрасно знаешь, что в подобных случаях нужно действовать на опережение, а не прикрывать собой охраняемую нами особу.

– На какое опережение, если мы не знаем, кто это такой?

– Тогда нужно принимать единственно возможную версию, что это Саламбек Музаев, – предположил Вейдеманис. – Кажется, твое любимое изречение из Оккама: «Не умножай сущее без необходимости».

– У нас нет доказательств.

– Кроме него, больше некому, – напомнил Эдгар. – И вот еще о чем я подумал, когда ты вчера разговаривал с Шалвой Чиладзе. Помнишь, ты сказал ему, что грузины были как избалованные дети, которых все и всегда любили. А вот чеченцы были как раз не самыми любимыми. И во времена царской России, и во времена большевиков, особенно при Сталине.

– Что ты хочешь сказать?

– Человек к тридцати годам прошел три войны: афганскую и две чеченских, – напомнил Вейдеманис. – Возможно, озлобился, изменился. Ты сам всегда говорил, что война резко меняет людей, и не в лучшую сторону. Вот эти войны его и изменили.

– Вчера в аэропорту ты тоже пытался донимать меня этими предположениями, – вздохнул Дронго.

– Вчера мы еще не говорили с Чиладзе, – возразил Эдгар.

– Что изменилось?

– Мои ощущения. Он не может быть убийцей. И ты это тоже прекрасно понял. Насчет Субботина пока не знаю, но тоже не подходит. Преуспевающий дипломат, советник посольства во Франции, сделавший к сорока годам такую прекрасную карьеру, вдруг бросается убивать своих прежних товарищей? Как минимум глупо. Как максимум просто безумие. Значит, Музаев. Обрати внимание, что он был ранен в горах, его оставили в больнице, а он просто потерял эти бриллианты. Может, пытается вернуть себе все то, что тогда потерял. Считает, что ему недодали. Ведь основную часть бриллиантов Горчилин оставил себе. Кроме того, Музаев – мусульманин и, возможно, таким образом мстит всем остальным.

– Тогда зачем убивать Эльгарова? Он тоже мусульманин?

– Он был полковником милиции. Той самой российской милиции, сотрудники которой воевали с чеченцами. Саламбек мог считать Ахмета Эльгарова просто предателем и, соответственно, мстить.

– Все построено правильно, психологически оправдано, но нет никаких доказательств, кроме этой фразы Гордицкого насчет бывшего друга, с которым тот не виделся много лет.