Роберт Ладлэм - Предупреждение Эмблера

Эмблер быстро прошел через толпу, сначала по часовой стрелке, потом против, ловя каждый оттенок эмоций, выходящий за круг привычных: беспокойства, недовольства, зависти, тщеславия, задетого самолюбия. Он снова посмотрел на часы. Без четверти пять — до выступления президента на пленарной сессии оставалось пятнадцать минут. Люди уже стягивались в зал заседаний, вход в который находился напротив лестницы. Возле задних дверей собирались операторы со своим оборудованием. Сердце ускоряло бег. Взгляд наткнулся на женщину в скромной рубашке и джинсах, с растрепанными золотисто-каштановыми волосами, и в груди снова затрепетала крохотная птичка.

Надежда!

На этот раз она уже почти расправила крылья.

Лорел. Она сделала все, как обещала, прибыла вовремя и принесла то, что нужно. Боже, что бы он без нее делал.

Вскоре они уже стояли на пустом пока балконе.

— Операторы вот-вот подойдут, так что приготовься — сними пиджак, убери галстук и сойдешь за своего. — Она говорила одно, а глаза, наполненные любовью, говорили другое, то, что невозможно передать словами.

Эмблер стащил пиджак, развязал галстук и запихнул вещи в пустую коробку из-под камеры. Лорел, приподнявшись на цыпочках, растрепала ему волосы — то, что обязательно для участника Форума, не соответствовало облику репортера.

— Вот теперь порядок, — удовлетворенно сказала она. — Что-нибудь есть?

— Пока нет, — ответил он, подавляя нахлынувшее отчаяние. — Где Кастон?

— Наверное, разговаривает со своим ассистентом — он уже звонил ему несколько раз.

Эмблер молча кивнул. Еще немного, и все будет решено: он победит или проиграет.

— У нас две камеры. Вот эта твоя, с сорокавосьмикратным оптическим масштабированием. — Лорел подала ему громоздкую камеру со складным штативом.

— Спасибо. — Я люблю тебя больше жизни.

— Думаешь, он сядет где-то впереди?

— Может быть. — Эмблер едва узнал собственный, хриплый голос. Он откашлялся. — А может быть, и сзади. Трудно сказать.

— Не волнуйся. Главное, что ты здесь. Делай то, что всегда. — Стараясь подбодрить его, Лорел даже попыталась улыбнуться. Но Эмблер видел — ей тоже страшно.

Стресс проявляется по-разному, порой совершенно непредсказуемо. Сейчас все зависело от ближайших минут. Делай то, что всегда. А если не получится? Если он не сможет сделать то, что всегда?

Лю Ань был самым популярным лидером самого многочисленного народа. Надеждой не только своей страны, но и всего мира. Один лишь выстрел, и с надеждой будет покончено. Что тогда? Китай просто-напросто свернет с тщательно проложенных рельсов мирной эволюции и устремится по гибельному маршруту. Столкновение станет неизбежным, а результаты его будут поистине катастрофическими. Разъяренный народ потребует мести. Слепая ярость, помноженная на силу сотен миллионов, — с такой опасностью планета еще не сталкивалась.

Внизу под ними сильные мира сего — сила не всегда несет добро — дожевывали канапе, посматривали на дорогие часы и, распространяя аромат власти, стекались в огромный зал. Конечно, они волновались, хотя и не показывали этого. Лю Ань был, возможно, самой важной фигурой мировой политики и почти наверняка самым эффективным руководителем. Мечтателей и фантазеров хватало во все времена, но Лю Ань уже доказал, что способен воплощать мечты в реальность. Мысли роились, поднимая песчаные бури, и Эмблер знал: он должен избавиться от них, запретить себе думать — чтобы обрести ясность видения.

Никогда еще ставки не были так высоки. И вряд ли они могли быть выше.

Зал оказался больше, чем представлялось на первый взгляд. Только на то, чтобы расставить стулья, потребовалось больше часа. Каждое посадочное место было снабжено пластмассовыми наушниками; речь выступающего переводилась на десять языков.

По мере того как участники форума заполняли зал, Эмблер скользил взглядом по рядам. Он уже решил, что попробует обойтись без камеры и начать с первых рядов. Невооруженный глаз видит, может быть, не все, но сейчас слишком многое зависело от времени. По бокам от сцены — две огромные голубые панели со знакомым логотипом Всемирного экономического форума. Задник напоминал шахматную доску с белыми и голубыми квадратами, украшенными тем же логотипом, — эффект получался тот же, что и на картинах Чака Клоуза. Центральную часть сцены на две трети закрывал большой экран, на который ради удобства сидящих на задних рядах передавалось изображение выступающего.

Эмблер снова посмотрел на часы и окинул взглядом весь зал — помещение было заполнено почти до отказа, и произошло это удивительно быстро, — до появления у подиума китайского лидера оставалось несколько минут.

Он прошелся перед первым рядом, делая вид, что отыскивает свободное место. Взгляд перепрыгивал с лица на лицо, но находил лишь банальные признаки самомнения и чванства. Толстенький мужчина с высоким блокнотом прямо-таки сочился беспокойством, вполне понятным у журналиста, оказавшегося свидетелем исторического события. Сухощавый британец в ярком клетчатом костюме едва скрывал восторг средней руки менеджера, ожидающего появления знаменитости. Блондинка с идеальной прической — Эмблер смутно помнил, что видел ее фотографии в журналах — рассеянно смотрела куда-то в сторону, словно повторяя основные аргументы предстоящего разговора. Седоволосый старичок в очках с толстыми стеклами, с темнеющими на лбу печеночными пятнами и густыми, кустистыми бровями изучал страничку с инструкцией по пользованию наушниками. Вид у старичка был слегка унылый, как будто ему только что сообщили об обвале на фондовом рынке. Эмблер медленно двинулся по проходу. Его внимание привлек фотограф с однообъективным зеркальным фотоаппаратом, занявший удобную позицию у стены и явно намеренный защищать ее от любых поползновений конкурентов.

Взгляд направо... взгляд налево. Как много, слишком много народу. И с чего это он решил, что сможет... Эмблер тряхнул головой, отгоняя мысли. Мысли — враги. Думать нельзя. Он постарался сосредоточиться исключительно на восприятии, достичь того состояния, когда мозг принимает только внешние сигналы определенного эмоционального спектра. Он как будто плыл над залом невидимым облаком.

Какой калейдоскоп человеческих чувств.

Мужчина с прилепившейся к губам жалкой улыбкой — Эмблер видел, что ему отчаянно хочется сбегать в туалет и так же отчаянно не хочется терять место. Женщина в состоянии нерешительности — пытаясь завести разговор с соседом, она удостоилась оценивающего взгляда и не получила ответа. Не желая мириться с оскорблением и не смея вступать в конфликт, она старалась объяснить ситуацию простым лингвистическим недопониманием. Раскрасневшийся джентльмен слегка растрепанного вида — явно недовольный тем, что не успел пропустить стаканчик. Суетливый всезнайка, рассуждающий о современной политике Китая, — слушающие его с трудом скрывали досаду за вежливыми улыбками.

И таких сотни. Сотни лиц, представляющих всю многообразную палитру человеческих чувств: любопытства и нетерпения, скуки и равнодушия, тревожного ожидания и самодовольства. Не было среди них лишь того, кого он искал. Того особого, лица убийцы. Эмблер не сомневался, что узнает его, как только увидит. Нет, не узнает — почувствует, почует. Узнавание приходило, как холодная волна воздуха, когда открываешь дверцу морозильника. Киллера всегда выдает ледяная сосредоточенность человека, напрягшегося в ожидании не самого события, а того, что ему предстоит сделать. Эмблер всегда ощущал это.

Всегда. Но сейчас, когда от него зависела судьба планеты, встроенный детектор давал сбой. Ничего. Ни малейшего сигнала. Паника поднималась в нем клубящимся туманом. Он почти пробежал до конца прохода и поднялся по узкой лестнице на балкон. Здесь уже стояли три стационарные камеры и толпились с полдюжины операторов крупнейших телекомпаний мира. Для убийцы балкон был бы идеальным местом — сделать точный выстрел с такой позиции не составляло труда. Эмблер посмотрел на Лорел — так путешественник по пустыне припадает к источнику в заброшенном оазисе — и снова обратился к залу. Ничего. Счетчик Гейгера молчал. Поплавок уснул на тихой озерной глади.

Оставалось только прибегнуть к помощи видоискателя. Он подошел к Лорел и, не говоря ни слова, взял у нее камеру. У нее для прикрытия остался старенький двухобъективный аппарат, еще более обшарпанный, чем тот, что достался ему.

Собрав в кулак волю, Эмблер навел объектив на аудиторию. Логика подсказывала, что убийцу следует искать в передней половине зала. Ему предстояло просмотреть примерно пять сотен кандидатов. Невероятно. Невозможно. На что он рассчитывал? У него нет никаких шансов. Дышать стало вдруг труднее, как будто обруч перехватил грудь. Шансы... Нет, шансы пусть подсчитывают такие, как Клейтон Кастон. Эмблер дышал другим воздухом. Нужно отогнать все мысли, запретить себе думать.