Лео Мале - Солнце встает из-за Лувра

Ларпан проворчал:

– И все равно все накрылось… если бы я только знал этого сукиного сына…

– Ну конечно, конечно. Слушай, дай мне тысячу франков, и я тебе кое-что сообщу. Не хочешь? Жлоб. Теоретически у тебя сто миллионов в кармане… и… но в конце концов… Уважаемые дамы и господа! Сегодня, исключительно в целях рекламы, слушайте внимательно, месье Ларпан и мадемуазель Женевьева…

Она побледнела.

– …Нет, не за тысячу франков я открою вам имя этого лихача, даже не за пятьсот, более того, не за триста, не за сто и не за пятьдесят… даром, в подарок, за шиш с маслом… Шофером был Нестор Бюрма, сам я, мое благородие.

– Смейся, смейся, Бюрма,– выдавил из себя Ларпан дрожащим от скрытой ненависти голосом.– Смейся, сучий сын!

– Старина,– продолжал объяснять я.– Я видел, что ты хотел смыться. Заметил, правда, без уверенности, что ты не был Лёрё. Я видел жмурика на банановом складе. И хотел тебя попридержать под рукой, не ставя в известность легавых о моих подозрениях, потому что я чувствовал, что за всем этим шахер-махером кроется какая-то тайна, могущая принести пользу, если ее нокаутировать. Все факты мне просто кричали, что ты виновен в убийстве. Я подумал, что общество на тебе много не потеряет, а если тебя покалечить немного, то далеко уйти ты не сможешь.

– Давай смейся, я тебе говорю.

– А в то время, как ты валяешься в госпитале, твои сообщники шуруют вовсю. Они думают, что ты в самом деле умер, но кто же убийца? И они сразу заподозрили твою любовницу. Но об этом мы поговорим после. Бирикос и Шассар, идеальная пара, воображают сперва, что я посредник, и учиняют у меня обыск в надежде прояснить это дело. Они нашли одно письмо, из-за которого подрались. Да, забыл… а также фото Лёрё, которое приняли за твое. Значит, я знал Ларпана… я с ним повязан… Это письмо не могло повести их далеко, но тем не менее они дерутся из-за него насмерть. Конец господина Ника Бирикоса, грека, который наверняка тебе рогов, Ларпан, не наставил бы. Это не то, что Шассар, альфонс двойного употребления. Он делал вид или в самом деле думал, что Женевьева тебя кокнула, чтобы завладеть подлинной картиной, но, во всяком случае, хочет попытать счастья в этом деле. Его уже тошнило от старух и стариков. И он достарался до того, что Женевьева позвала меня на помощь.

Все еще стоя, застыв на своей раненой ноге, со своим большим пистолетом, направленным на меня, Ларпан хохотнул:

– Смешно!

– Смешнее, чем ты думаешь, потому что я с ней сплю.

– Чем дальше, тем смешней.

Меня бил по нервам его фальшивый грязный смех:

– Заткнись,– сказал я.

Он перестал смеяться.

– Ладно. Продолжай.

– Это примерно все. Женевьева и я дали маху, когда не отделались раз и навсегда от этого изворотливого Шассара. Это она считала, что он не такой уж плохой, как кажется. Результат: под предлогом рекламы, восстановления былой известности, я не знаю, чего еще там, он выдуривает у этой прекрасной идиотки…

Я улыбнулся Женевьеве.

– Прости меня, милая… у этой красавицы разрешение напечатать в прессе скандальную и сенсационную статью. И зачем он это сделал, господин Шассар? Потому что он себе сказал: до сих пор пресса не проронила ни слова о любовных связях между Ларпаном и Женевьевой. И если эта статья попадет на глаза покупателю картины, находящемуся сейчас в полной растерянности, он пойдет на контакт с Женевьевой. И тогда, подумал Шассар, я постараюсь как-нибудь выудить у него деньги, не давая ничего взамен. Покупатель так и не явился, а ты вышел из себя и прибежал сюда, чтобы сказать пару слов неверной подруге. Воображаю себе ее лицо, когда ты приперся к ней.

– И не пытайся вообразить,– хохотнул он.

– Еще бы, выходец с того света.

– Да, с того света. Это все, Бюрма?

– Да.

– Детектив-таран, а?

– К твоим услугам.

– Тебе неизвестна даже половина дела.

– Начхать. Я сказал достаточно. Я устал, и у меня такая жажда. У тебя нечем промочить горло, Женевьева?

Она медленно и грациозно покачала головой. Она нежно улыбалась мне. Ее глаза, прикованные к моим, наполнились слезами.

– Мой дорогой,– прошептала она.

– Хватит, Ларпан,– сказал я резко.– Пошли за этой картиной.

– Ни с места! – гаркнул он.

Он дрожал на своей больной ноге, пистолет его плясал.

– Сволочи,– сказал он.

И гроза обрушилась на комнату.

Он выстрелил в Женевьеву, но промахнулся. В течение двух секунд он потерял меня из виду. Я выхватил свой калибр и, в свою очередь, послал ему пулю в другую ногу, в здоровую. Это был мой черный день. Я промазал. Он направил свою пушку, изрыгающую пламя, на мой живот, дергаясь в темпе стаккато от отдачи оружия, гримасничая от боли в своей покалеченной руке. С громким криком ужаса, с криком агонии, нескольких агоний одновременно, потому что многое кончалось в один миг, Женевьева бросилась в этот ад. Она упала у моих ног, сжимая руками грудь. При прыжке ее платье разорвалось по всей длине.

На этот жалобный крик я ответил стоном страдания. А потом, крепко сжав челюсти, выдал Ларпану на полную катушку. Его пистолет замолчал, когда мой продолжал еще плеваться уже ненужным свинцом. Наконец мой тоже замолчал.

Пьяный от горя и бешенства, я подошел к Ларпану. Он был еще жив. Пусть Фару и его подручные заберут его живым, и чтобы он сдох по пути.

Пятьдесят миллионов, сто миллионов, сколько хотите миллионов! Будь они прокляты, эта мерзость, эти бабки!

Я наклонился над Женевьевой. Взял ее на руки и отнес на постель. Немного ее крови измазали мои руки. Всего лишь вчера я спал с ней. Она медленно положила на свою окровавленную и трепещущую грудь руку с длинными ногтями. Сломанный ноготь на указательном пальце еще не отрос. Она слабо пошевелила губами:

– Дорогой мой.

Я посмотрел на себя в зеркало гостиной, пробитое пулей. Нестор Бюрма, детектив-таран. Посеревшее лицо, дикая щетина, расхристанный вид. Почти один. Все они отвалили. Слуги и администрация отеля, Флоримон Фару и его команда. Я выдал комиссару несколько общих объяснений, отложив полный пакет на более поздний срок. Закон забрал бандита, страдающего от свинцовых колик. По всей вероятности, он отдаст концы в карете скорой помощи. Он так же нетранспортабелен, как и Женевьева, но его не избавили от мучительной поездки. Бандит есть бандит. Женевьеву не в чем было упрекнуть. Ей оказывали первую помощь в ее комнате с большой осторожностью. В ожидании… трое в белых халатах. Эскулап, сиделки. Славные ребята, которым лучше бы пойти спать – впереди ведь только красный свет. Нестор Бюрма, детектив-таран. Стоя перед зеркалом гостиной. Расхристанный вид, вкус горечи во рту.

Телефон оторвал меня от этих мрачных мыслей. Фару. Он сказал:

– Этот Ларпан был потрясающим типом.

– Был?

– Он умер. Как и предполагалось. Черт возьми. С вами шутки плохи. Никому не посоветую трогать вашу бабу, право слово! Вернемся к Ларпану. Существует тайна касательно смерти Бирикоса, потому что наш Ларпан в ту ночь, когда Бирикос умер, был в больнице, но тем не менее… Знаете, мы нашли у него в кармане пистолет, из которого сегодня не стреляли. Так вот, старина, из этой пушки убили Бирикоса и еще двух типов сегодня вечером в Пале-Рояль, не знаю, в курсе вы или нет…

– Нет.

– Этих двоих пустил в расход Ларпан. Его уже не было в больнице в тот момент, когда имело место это двойное преступление. Речь идет об антикваре Мире и об одном молодом человеке с неопределенными занятиями – Шассаре. Этот Ларпан был настоящей машиной смерти.

– Можно сказать так. Послушайте, не хочу давать слишком много объяснений – я вымотан, но этот Шассар надоедал Женевьеве, и именно он в личных целях подбил ее опубликовать ту самую статью в «Крепю».

– Что -то не очень красивое? Теперь по поводу мадемуазель Левассёр. Я думаю, что мы ошиблись по всем пунктам на ее счет с самого начала… Гм… Вопреки ее мужественному поведению сегодня она скорее просто легкомысленная женщина, чем что-либо другое. Так ведь?

– Да. Легкомысленная женщина.

– Как она себя чувствует?

– Как может себя чувствовать человек, нафаршированный свинцом?

– Да. Ладно, привет, Бюрма.

– Привет, Фару.

Я положил трубку. Легкомысленная женщина!

Прошел в соседнюю комнату. У постели ночник оставлял лицо Женевьевы в темноте. Одна из сиделок тихо подошла ко мне:

– Вы хотите поговорить с ней, месье?

– Это возможно?

– Все возможно.

Я подошел к постели. Она догадалась, что я возле нее. Открыла свои огромные глаза на прекрасном лице, в котором не было ни кровинки. Жалкая улыбка пробежала по ее губам. Я взял ее за руку.

– Только что мне звонил комиссар Фару. Мире и Шассара убил Ларпан.

– Я не заслужила этого,– прошептала она.