Микки Спиллейн - Дип

Дождь припустился снова. Обычный мелкий, нудный, заплесневелый дождь Нью-Йорка, который как-то воздействует на вас, но как именно — вы затрудняетесь определить. От него поблескивают тротуары, а улицы принимают какую-то болезненную, нездоровую окраску.

Я остановился перед зданием столетней давности, которому в последние годы пытались придать более современный вид.

Над входной дверью были две таблички: старая, нарисованная от руки, и новая, неоновая. Но гласили они одно и то же — «Клуб «Рыцарей совы»».

Беннет, подумал я, всегда был несколько сентиментальным. Устарелый девиз, но он придерживался его до конца. Сначала «рыцари» и всегда только «рыцари». Никакого отклонения, никакого прогресса. Он был владельцем причудливо-прекрасных квартир и блестящих клубов, а в этом старинном здании находилась организация «рыцарей», и именно «совиных», то есть днем спящих, а ночью действующих.

Поначалу «рыцари» собирались в подвале, спустя некоторое время завладели первым этажом, затем вторым и, наконец, заняли весь громадный старый дом.

И теперь за тщательно задрапированными плотными шторами окнами «рыцари» собирались вновь. Король был убит, и они искали нового.

Но не напрасно ли они теряли время? Новый король ведь уже здесь. У входа.

Я поднялся по ступенькам и толкнул парадную дверь. Она открылась без обычного в прошлом визга и скрежета. В те старые дни за дверью стоял широкоплечий парень, которому следовало показать особый значок.

Лестница, ведущая на второй этаж, имела все тот же вид, что и раньше. В одном месте на перилах было нечто вроде скоса, сделанного ножом парнем по имени Бенни Крепт, убитым в следующую ночь. Наверху, у поворота, перила были отполированы до блеска прикосновением бесчисленных рук в течение многих и многих лет.

Я толкнул дверь ногой, и она распахнулась также без звука. За дверью на посту стоял парень, засунув руки в карманы и наблюдая за происходящим в просторном баре.

Здесь мало что изменилось. Правда, группу парней, сидевших на упаковочных ящиках и корзинах, сейчас сменила большая компания довольно солидных мужчин с круглыми животами и немалыми лысинами, и восседали они на мягких стульях и даже в креслах.

Однако выражение их лиц было, пожалуй, таким же, как и много лет назад. Усталое, безразличное, равнодушное.

За столом, возвышавшимся на подмостках, перед микрофоном важно сидел Бени Матик. Он возмужал, раздался вширь, но оставался все тем же Бени из Бруклина, тем же проворным дельцом, пробившимся через дюжину полицейских ловушек. Его даже ни разу не смогли арестовать.

Рядом с ним расположился Дикси. На его тощем лице с обвисшими щеками застыло выражение крайнего удивления тому, что он до сего времени жив и здоров. Булавка в его галстуке по виду стоила не меньше двухсот долларов и, по-видимому, еще большей стоимостью обладало кольцо на среднем пальце его левой руки.

Я стоял у двери, пока парень на посту, внимание которого было отвлечено происходившим собранием, не заметил меня. Он повернулся ко мне и, довольно глупо улыбаясь, спросил:

— У вас есть?

У меня не было карточки, какую все они теперь имели при себе. Выждав, когда парень с особым интересом приблизился ко мне, я закатал свой рукав так, чтобы он смог увидеть старое клеймо «К. О.», выжженное на моем запястье.

Выражение его лица сразу изменилось, что случалось и раньше со всеми молодыми членами клуба. Этот еще довоенный знак был отлично всем известен.

Я прошел к заднему ряду, сел рядом с маленьким парнем и сказал:

— Хэлло, Кэт!

Пару секунд он удивленно всматривался в меня.

— О… Дип! Когда же вы…

— Как дела наверху?

— Да… Дип.

— Я задал вам вопрос.

— Мы реорганизуемся, Дип. Бени думал…

— Когда он принял на себя дело?

Кэт откашлялся и сказал:

— Сразу после того, как Беннета… А теперь… клуб большой, Дип. Вам не надо его встряхивать…

Я кивнул ему, чтобы он замолчал, и осмотрелся. Собственно, встряхивание, взвинчивание нервов шло именно от Бени из Бруклина. Он сам себя избрал королем, как именовался в клубе его руководитель, и чувствовал себя, по-видимому, уверенно.

Организация «рыцарей совы» была велика, богата и влиятельна. Награбленное добро и контрабанда непрерывным потоком стекались в ее отделы и разветвления. Организация представляла собой большую силу в избирательном округе и в качестве политического оружия нуждалась в опытном и тонком руководителе, каким и был Беннет, но каким отнюдь не мог быть Бени из Бруклина.

Вглядываясь в лица присутствующих, я не смог обнаружить признаков одобрения или, наоборот, порицания нового «короля». Как и в прошлом, на таких собраниях лица выражали в лучшем случае вежливое внимание и не более.

Когда рот Бени растянулся в улыбке, стало ясно, что собрание заканчивается. Вскоре все единодушно утвердят предложенные Бени решения и поспешат к стойкам, уставленным бутылками и бокалами.

— Теперь, — сказал Бени, — если нет больше вопросов…

Я поднялся и ногой отодвинул назад стул.

— У меня есть кое-что, Бени.

Кэт нервно кашлянул и попытался втянуть свою голову в плечи, как бы ожидая удара.

Головы присутствующих повернулись в мою сторону, глаза прищурились, всматриваясь в знакомую одним и незнакомую другим фигуру. Шепот, возникший в заднем углу, быстро прокатился по залу, подобно стремительной волне. Достигнув передних рядов, волна отхлынула назад, а Бени все молчал, прекрасно сознавая, что каждая секунда промедления ослабляет его положение. И тем не менее молчал, выжидая реакцию зала и собираясь с мыслями.

Дикси подтолкнул его, напоминая о необходимости действовать немедленно.

— Кто там такой? — наконец спросил он.

— Присмотритесь получше и узнаете.

Кто-то назвал мое имя, и снова все головы в зале повернулись в мою сторону. В зале воцарилась мертвая тишина.

Кровь прилила к лицу Бени, и его глаза забегали по залу. Он знал, что, если бы все собравшиеся решительно встали на его сторону…

— В случае, если кто-то из вас не знаком с правилами, — сказал я, — придется их напомнить. Никто и ничто не реорганизуется. Я все беру на себя.

Бени вышел из оцепенения и, обращаясь частью ко мне, частью к аудитории, сказал:

— Подождите, Дип. Вы не прибыли сюда…

— Подойдите, Бени, сюда.

Тишина стала абсолютной.

Секунду-две Бени колебался.

— Подойдите, Бени, сюда, — повторил я. — Сделайте десять больших шагов и три маленьких.

Локоть Дикси ободряюще подтолкнул Бени. Тот сделал первый большой шаг, затем второй…

Я вышел на свободное место между стеной и стульями.

Краска сбежала с лица Бени, и оно сделалось белым, как паста «Тринко». Он обладал большой физической силой, но, видимо, не возлагал на нее особых надежд.

— Сюда, Бени. Еще два маленьких шажка…

Внезапно он бросился на меня, зная, что это последний его шанс, предоставленный ему мною согласно железным правилам «рыцарей совы».

Но еще не истекла первая секунда его отчаянного броска, как он уже летел к стене с надтреснутой челюстью и с ничего не различавшими глазами.

Затем я сказал:

— Дикси.

Худощавый, хотя и гибкий и увертливый Дикси не мог рассчитывать на силу своих ударов во встрече со мной, но у него была иная особенность, к счастью, мне отлично известная.

Дикси шел ко мне согнувшись, с дьявольской ухмылкой на искаженном злобой лице, рукой делая совершенно незаметные движения в рукаве своего пиджака.

Я подпустил его к себе на достаточно близкое расстояние и, тоже несколько пригнувшись, в то или почти в то самое мгновение, когда в его рукаве сверкнул клинок, правой рукой нанес точно рассчитанный удар по суставу его руки, едва успевшей сжать рукоятку клинка. Клинок, выпав из обвисшей руки, еще не долетел до пола, как в челюсть Дикси вонзился мой левый кулак. Этого было вполне достаточно для того, чтобы он спокойно растянулся рядом с Бени из Бруклина, с трудом и с Присвистом глотая воздух.

Подобрав с пола клинок, я положил его рядом с владельцем и повернулся к лежащим спиной. По сути дела, я мало чем рисковал в этом презрительном жесте.

— Теперь вы знаете наши правила, — обратился я к притихшему собранию. — Конечно, это не демократия. Скорее, похоже на диктатуру, но таков наш порядок. Мы передаем руководство один другому тем путем, какой нам нравится. И если среди вас найдется новый, большой, пригодный для этого дела парень, то пусть он попробует взять все на себя. Никто возражать не будет. Только он должен быть действительно большим. И должен доказать это.

Я пригляделся к окружавшим меня лицам и увидел много маленьких, прищуренных свиных глазок, часть которых косилась в сторону, избегая моего взгляда часть отразила одобрение, а значительная часть выражала одновременно и удивление, и испуг.