Ли Чайлд - Джек Ричер, тлт Личный интерес

Несмотря на то что Котт был худым и жилистым, он отличался поразительным спокойствием, мог замедлить свой пульс до тридцати ударов в минуту и много часов пролежать совершенно неподвижно. Кроме того, он обладал сверхчеловечески острым зрением, иными словами, был прирожденным снайпером. После того как он закончил ряд специальных курсов, его прямиком отправили в отряд «Дельта». Там он без устали трудился, развивая свой талант, и в конце концов стал звездой и принимал участие в сверхсекретных операциях.

Но грань между той частью его сознания, что была сосредоточена на очередном задании, и той, которая отвечала за моменты, когда он отдыхал, оказалась не такой уж прочной – и это совсем не характерно для солдата из спецподразделения. Чтобы убить человека с расстояния в тысячу ярдов, требуется больше чем просто талант и физическая подготовка. Для этого нужно своего рода разрешение глубинной и древней части мозга, где фундаментальные запреты либо очень сильны, либо наоборот. Стрелок должен по-настоящему, искренне верить: Все в порядке. Это твой враг. Ты лучше его. Ты самый лучший в мире. И каждый, кто бросает тебе вызов, заслуживает смерти. У большинства снайперов есть что-то вроде выключателя, однако у Котта он срабатывал не до конца и не всегда.

Я познакомился с ним через три недели после того, как мы обнаружили армейского сержанта из отряда рейнджеров с перерезанным горлом среди сорняков за баром в Колумбии, Южная Америка. В этом баре любили проводить время парни из спецподразделений, выполнявших задания ЦРУ. Обычно они захаживали туда, чтобы отдохнуть и расслабиться, когда не бегали по джунглям, отстреливая членов наркокартелей. Таким образом, круг подозреваемых был очень маленьким и неразговорчивым.

В то время я служил в 99-м подразделении военной полиции, и мне поручили найти убийцу. Но только потому, что погибший являлся американцем и служил в армии. Если б речь шла о каком-нибудь местном гражданском лице, Пентагон пальцем не пошевелил бы.

Никто ничего не говорил, но между строк читалось многое. Я знал, кто находился в баре, и попросил всех описать тот вечер. И они мне кое-что поведали. А я уже нарисовал всю картину полностью. Один парень делал это, другой – то. Один ушел в одиннадцать, другой в полночь. Второй сидел рядом с первым, который пил ром, а не пиво. И так далее и тому подобное. В конце концов у меня сложилось четкое представление о случившемся, я проверял свои выводы снова и снова, пока не убедился в том, что не ошибся.

Только вот Котт представлял собой дыру в пространстве. О нем почти никто ничего не сказал. Ни где он сидел, ни что делал или с кем разговаривал. В общем, о нем предпочитали помалкивать. Причин могло быть несколько; например – и это было вполне возможно, – несмотря на то что парни из его подразделения не собирались его сдавать, в их намерения не входило его прикрывать. Своего рода этика. Или отсутствие воображения. В любом случае мудрое решение. Вранье рано или поздно выходит наружу, так что лучше не болтать лишнего. Взять хотя бы – существует же такая вероятность, пусть и гипотетическая – длинную яростную ссору с убитым сержантом, которая могла привести… ни к чему такому. Всего лишь дыра в пространстве.

Улики были слабоваты, зато куча предположений, а также звездный игрок и секретная операция. Следует отдать должное армейскому начальству, оно не отмахнулось от дела, но совершенно справедливо заявило, что без признания Котта мы будем топтаться на месте.

И они позволили мне вызвать его на допрос.

Когда задаешь вопросы, главное – уметь слушать ответы, а я слушал Котта очень долго, прежде чем пришел к выводу, что в глубине души он до предела высокомерен. И столь же жесток. И для него эти вещи связаны напрямую. Дерьмо вроде: «Каждый, кто бросает тебе вызов, достоин смерти» – работает на поле боя, а не в реальной жизни.

Однако я знал подобных ему людей всю свою жизнь. И сам являлся продуктом этой философии. Они жаждут тебе все рассказать, хотят, чтобы ты понял и одобрил то, что они сделали.

И хотя дурацкие и не имеющие особого значения правила в определенный момент технически против них, они важнее всяких там глупостей. Ведь так?

Я позволил ему говорить, а потом вроде как поддержал и вынудил признать, что он разговаривал с убитым сержантом. Дальше все покатилось под горку, хотя лучше сказать, понеслось вверх по склону. Получилось, будто ты поднес спичку к конфорке под чайником или накачиваешь велосипедную шину.

Через два часа Котт подписал длинный и подробный протокол допроса. Убитый назвал его киской. Это было главным. А потом – обычная трепотня, которая вышла из-под контроля. Он не мог не ответить. Некоторые вещи нельзя оставлять безнаказанными. Ведь так?

Благодаря тому, что он являлся звездой, а операция была секретной, следствие согласилось пойти на сделку. Убийство второй степени и пятнадцать лет. Меня это вполне устраивало. Поскольку трибунала не было, мне удалось урвать недельку на Фиджи, где я познакомился с девушкой из Австралии, которую помню до сих пор. Так что спорить и жаловаться я не собирался.

– Нам не следует делать преждевременных выводов, не подтвержденных фактами, – сказал О’Дей. – Возможно, после выхода из тюрьмы он ни разу не посмотрел в сторону оружия, мы этого не знаем.

– Но он есть в списке?

– Должен быть.

– И каковы шансы, что это он?

– Очевидно, один к четырем.

– Вы готовы поспорить, что это так, на деньги?

– Я не говорю, что он стрелок, которого мы ищем; я хочу сказать, что нам следует принять во внимание тот факт, что в соотношении один к четырем он может им быть.

– Кто еще в списке?

– Русский, израильтянин и англичанин.

– Котт провел в тюрьме пятнадцать лет, – сказал я.

– Давайте начнем с того, что выясним, как на него подействовала тюрьма, – кивнув, сказал О’Дей.

Еще один хороший вопрос. Как именно могут повлиять на снайпера пятнадцать лет заключения? Хорошая стрельба состоит из множества аспектов. В тюрьме могут пострадать мышцы. Хорошая стрельба требует, чтобы они были мягкими и жесткими одновременно: мягкими, чтобы контролировать волнение, а жесткими – сильную отдачу. Физическая форма также очень важна, потому что ровное сердцебиение и дыхание имеют огромное значение.

Но в конце концов я сказал:

– Зрение.

– Почему? – спросил О’Дей.

– Все, что он видел в течение пятнадцати лет, находилось очень близко. По большей части, это были стены. Даже во дворе для прогулок. Его глаза довольно долго не фокусировались на чем-то, что находится далеко, а он ведь не стал моложе.

Мне мои собственные доводы показались убедительными и еще понравился новый образ Котта, который появился у меня перед глазами, – слабый, возможно, с трясущимися руками, в очках, сутулый; впрочем, он вообще был небольшого роста.

И тут О’Дей прочитал отчет из тюрьмы.

Родиной Котта была Чехословакия, или Арканзас, или и то и другое, но он провел пятнадцать лет в тюрьме, как мистический мудрец с Востока. Он практиковал йогу и медитировал, занимался физическими упражнениями, но без фанатизма, раз в день, чтобы поддерживать силу и подвижность мышц; мог по нескольку часов находиться в неподвижности, почти не дыша, с пустым выражением на лице, как будто отправился в путешествие за тысячи миль. Он говорил, что ему нужно тренировать этот взгляд.

– Я поспрашивал народ тут и там, – сказал О’Дей. – В основном девушек, которые здесь работают. Так вот, они говорят, что целью упражнений йоги, которыми занимался Котт, является неподвижность и расслабленная сила. Ты исчезаешь, растворяешься, а потом – р-р-раз, и ты перешел к следующей позе. То же самое касательно медитации. Освободи свой разум от всех мыслей, представь, что ты добился успеха.

– Вы хотите сказать, что он вышел из тюрьмы в лучшем состоянии, чем до нее?

– Он трудился изо всех сил пятнадцать лет, причем весьма целенаправленно. А винтовка, в конце концов, всего лишь кусок железа. Успех зависит исключительно от головы и тела.

– Как он мог добраться до Парижа? У него есть паспорт?

– Подумай о разных фракциях. И о том, какими средствами они располагают. Паспорт для них не проблема.

– Последний раз я видел его, когда он подписывал бумаги. Шестнадцать лет назад. Я не знаю, чем могу помочь вам сейчас.

– Мы должны отработать все возможности.

– И какую возможность представляю я?

– Ты поймал его однажды, – ответил О’Дей. – Если потребуется, сможешь поймать еще раз.

Дальше в разговор вступил Шумейкер, как будто общий разбор событий подошел к концу и пришло время деталей. Очень многое зависело от мотива нападения на французского президента. Определенные фракции никогда не наняли бы израильтянина, что уменьшало число подозреваемых с четырех до трех, только вот израильтянин, о котором шла речь, был похож на ирландца и имел вполне обычное кодовое имя. Представители тех самых фракций могли этого не знать. Так что в конце концов поиски мотива решили прекратить. Составленный Государственным департаментом список тех, кто имел зуб на президента Франции, поражал своей длиной. А посему следовало уделить самое пристальное и одинаковое внимание всем четверым подозреваемым.