Джон Макдональд - Смертельный блеск золота

Гиффорд опять начал что-то искать. После долгих поисков достал из низкого комода папки с перепиской, потом сунул их назад. Наконец он нашел нужное письмо и оторвал для меня адрес. «Галерея Борлика, Мэдисон авеню, 511, Нью-Йорк».

– Они могут знать, – объяснил Уорнер Б. Гиффорд. – Коллекционеры. Ищут антиквариат по всему свету. Занимаются бизнесом в международных масштабах.

Не успел я дойти до двери его кабинета, как он уже вернулся к работе.

«Мисс Эгнис» с радостью увезла меня отсюда, и скоро мы уже мчались домой сквозь холодную февральскую ночь.

Горе – неведомая буря. Оно превратило очаровательное и решительное лицо Норы Гардино в застывшую маску. Ее горе качалось в своих собственных приливах и отливах и поддерживало себя всем, что попадалось под руку. Мы с Шаджей Добрак совместными усилиями старались вернуть ей спокойствие.

Утром я должен был улетать в Нью-Йорк. Нора отвезла меня в майамский международный аэропорт на маленьком черном «санбиме». У нас было время, и мы зашли в ресторан на последнем этаже аэропортовского отеля.

– Я обязана быть более терпеливой, – начала Нора, – но просто...

– Торопиться некуда. Нора. Все делю в том, какая у тебя цель: избавиться от переживаний или на самом деле чего-то достичь.

– Я хочу...

– О'кей. Тогда будем действовать по-моему. Я долго и трудно учился быть терпеливым и расчетливым.

Объявили мой рейс. Нора спустилась со мной. У стойки она поцеловала меня, как сестра. На узком излученном горем лице темнели огромные глаза.

– Если ты не обманываешь меня, если мы действительно что-то предпримем, тогда о'кей, Трев. Будем действовать по-твоему.

В первый день марта Нью-Йорк встретил меня отвратительной погодой, смесью дождя, снега, сажи, грязи и ветра.

В 2.45 я подошел к узкой двери в галерею Борлика. Входя внутрь, спросил себя, похож ли я на человека, который часто посещает подобные места?

Когда я открыл дверь, раздался звон колокольчиков. Навстречу вышел бледный молодой человек в похоронном костюме. Он и разговаривал подобающе своему заду.

– Чем могу быть полезен? – тихо поинтересовался молодой человек. С первого взгляда он мгновенно оценил меня, и в тоне его голоса чувствовалось легкое превосходство и нетерпение.

– Не знаю. Кажется, вы торгуете старьем?

– Мы много чем торгуем, сэр. – Он назвал меня «сэром» с большим трудом. – Мы специализируемся на предметах, которые имеют антропологическую и археологическую ценность.

– А как насчет старинного золота?

Он нахмурился и спросил с таким видом, будто у него что-то болит.

– Вы говорите о старинных монетах, сэр?

– Нет. Я говорю о фигурках, сделанных из золота. Очень старинных. Вот такого размера. Ну знаете, разные боги, дьяволы и все такое.

Продавец надолго замолчал, потом слегка пожал плечами. Судя по всему, сегодня для меня выдался долгий и тягучий день.

– Сюда, пожалуйста.

Он оставил меня ждать у витрины, а сам скрылся в служебном помещении. Отсутствовал парень минут пять. Наверное, открывал сейф, или кто-то его ему открывал. Вернувшись, включил две яркие лампы, положил на витрину предмет, завернутый в голубой бархат, и осторожно развернул его. На бархате лежала отвратительная золотая жаба размером с мой кулак. У нее были рубиновые глаза, из головы торчал рог, а все туловище в чешуйках, как у рыбы.

– Сейчас у нас есть только это, сэр. Все документы в порядке. Явайская империя, возраст – почти две тысячи лет.

У жабы была мудрая сардоническая усмешка. Она как бы говорила, что люди умирают, а золото продолжает жить, и в конце концов рептилии унаследуют землю.

– Сколько вы за нее просите?

Продавец вновь завернул жабу в бархат и ответил:

– Девять тысяч долларов, сэр.

– Разве я сказал, что не покупаю, Чарли?

Парень злобно уставился на меня, пробурчал извинение и опять развернул жабу.

– Великолепная работа, – похвалил он. – Просто потрясающая!

– Как она к вам попала?

– Точно не знаю, сэр. К нам попадают предметы антиквариата из разнообразнейших источников. В глазах рубины, хотя и плохо обработанные, конечно.

– Сколько вы заплатили за эту лягушку?

– Это не имеет никакого отношения к ее стоимости, сэр.

– Ладно, сформулируем иначе, Чарли. Допустим, я бы принес вам такую же лягушку. Я бы тоже стал одним из ваших разнообразнейших источников?

– Я вас не понимаю, сэр, – ответил продавец, но в глазах мелькнул интерес.

– Ладно, объяснюсь. Это золото. Верно? Предположим, кто-то не хочет чеков и всего такого. Самый простой способ получить наличные – переплавить эту старинную лягушку.

– О Господи! – ужаснулся продавец.

– Естественно, так он кое-что потеряет...

– Он потеряет очень много, сэр. Это предмет, имеющий историческую ценность, предмет искусства.

– Но, предположим человеку не нужна вся эта волокита с чеками, Чарли?

– Ну... – Его глаза испуганно забегали. – Это все очень абстрактно, вы же понимаете... если кто-то захочет тихо продать за наличные не очень известных предмет... из музейной коллекции, например, что-нибудь всегда можно придумать. Но я...

– Но ты здесь просто работаешь, Чарли. Правильно?

– Вы будете ее покупать? – спросил продавец, дотрагиваясь до жабы.

– Только не сегодня.

– Подождите, пожалуйста.

Он завернул жабу и скрылся на очередные пять минут. Интересно, что они делали для своих клиентов? Наконец ко мне, шаркая ногами, вышел маленький старичок с седыми волосами, пожелтевшими от никотина усами и довольно суровым лицом. Думаю, он не весил и ста фунтов. Старик представился густым басом. Оказалось, это и есть сам Берлика.

Наклонив голову набок, он пристально посмотрел на меня и заметил:

– Мы не берем краденое, мистер.

– В том случае если можно проследить, откуда его украли, старина.

– Убирайтесь отсюда! – закричал Борлика, показывая на входную дверь.

Но мы оба знали, что это игра.

– Старина, я большой поклонник искусства, – признался я, положив руку на сердце. – Мне будет так обидно переплавлять это прекрасное старье!

Борлика жестом велел мне подойти поближе, облокотился на стойку и спросил:

– Все?

– Двадцать восемь предметов, старина.

Он положил на стойку вторую руку и надолго закрыл глаза. Я даже подумал, что он уснул. Наконец он открыл их и подмигнул мне, как, наверное, подмигнула бы та жаба.

– Сегодня моя внучка оценивает одну коллекцию в Филадельфии. О таких вещах нужно говорить с ней. Она сможет их увидеть?

– Это можно будет устроить после нашей договоренности.

– Вы могли бы описать хотя бы один предмет?

Я дал ему грубоватое, но точное описание того очаровательного малыша, и его глаза блеснули, как у жабы.

– Где она сможет найти вас сегодня вечером, мистер?

– Я сам позвоню ей и договорюсь о встрече.

– Вы очень осторожный человек, – заметил Борлика.

– Есть ради чего осторожничать.

Он написал на клочке бумаги номер телефона и попросил позвонить после восьми. Зовут ее миссис Антон Борлика.

Вернувшись в отель, я полистал телефонный справочник. Она жила на Восточной 68 улице, то есть недалеко от Третьей авеню. У меня было свободное время, поэтому я поймал такси и отправился на разведку. Миссис Борлика жила в районе, в котором гуляют с пуделями. К пяти я подыскал в двух кварталах от ее дома подходящее место для встречи.

Спокойный голос с бостонским акцентом, которым миссис Борлика ответила по телефону, не говорил мне ровным счетом ничего. Ей было около тридцати, брюнетка с голубыми глазами и молочно белой кожей, слегка полновата. Одета в строгий деловой костюм и длинный серый вельветовый плащ. В черных с синеватым отливом волосах блестели капельки дождя. Когда она подошла к кабине, я встал и поинтересовался:

– Миссис Борлика?

– Да. – Она сняла плащ, и я повесил его на спинку стула. – Я вас легко нашла, мистер...

– Таггарт. Сэм Таггарт. – Я пристально посмотрел на нее, но она никак не отреагировала.

– Бетти Борлика, – представилась девушка. – Вы ужинали? Я лишь съела в поезде ужасный сэндвич.

– Может, сначала чего-нибудь выпьем?

– Конечно.

Появившийся официант взял заказ на коктейли и ушел. Несмотря на дружеский тон, я догадался, что подвергаюсь тщательнейшему изучению. И занялся тем же самым. Обручального кольца нет, полноватые руки, обгрызенные ногти, наметившийся двойной подбородок, небольшие капризные губы.

– Ваш муж тоже занимается антиквариатом? – полюбопытствовал я.

– Занимался. Он умер.

– Давно?

– Три года назад. Его отец и дядя большие специалисты по антиквариату. И дедушка, конечно. Отец с дядей продолжают работать и поныне.

– С ними мне тоже придется разговаривать?

– Возможно.

– Предпочел бы иметь дело с вами.