Микки Спиллейн - Капкан на наследника

Но меня не проведешь. За спиной слишком много судов. До сыта нагляделся на клиентов за решеткой и видел, как скрипят колесики в их прогнивших мозгах. Всех их можно разделить на миллионы разных пород, но если разобраться, то на самом деле есть только две — те, кто остаются по эту сторону решетки, и те, кто попадают за нее. Догерон Келли хорошо маскируется. Это волк в овечьей шкуре, подкрадывается незаметно, но где бы он ни был, этот малый в любой обстановке чувствует себя легко и непринужденно.

Интересно, сколько трупов на его счету? Тех, за которые он не получал медали. Однажды Интерпол известил меня о том, что они ищут человека, похожего по описанию на Дога. Человека, сорвавшего погрузку украденного нацистского золота, которое должно было отправиться в Москву. Фотография оказалась несколько расплывчатой, Москва отрицала саму возможность подобного инцидента, и если верить дальнейшему расследованию, то человек этот то ли погиб, то ли пропал без вести. Я до сих пор храню это фото. Я сто тысяч раз вынимал снимок и вглядывался в него, но ясности так и не прибавилось. Вроде мужчина похож на Догерона Келли, а вроде и нет. А может, это вообще неизвестно кто.

Так кто же ты на самом деле, Дог? Мне знаком этот взгляд. В нем светится сила и еще что-то, чего я никак не могу уловить. Что-то, что не принадлежит нашему миру.

Я поглядел на календарь и подумал, сколько времени осталось до взрыва.

Ты бомба, Дог, чертова ходячая бомба, но ты мне нравишься. Ты привнес волнение в жизнь старика.

ЛИ ШЕЙ... РАЗМЫШЛЕНИЯ

О господи, пришла беда — отворяй ворота. Если уж я попадаю в переделку, так обязательно в самую дрянную. Неприятности подают мне в рождественской коробке, завернутой в листовки «Разыскивается ФБР», и воняет от нее порохом и паленой резиной. Я прямо-таки слышу шепот зевак в зале суда, стук молотка судьи и клацанье замков на железных решетках. Интересно, как чувствуешь себя в наручниках с заломанными за спину руками? Я знал только одного парня, который побывал в обезьяннике, и он говорил, что еда там — дрянь, охранники — садисты, а публика — опасная.

И вот я сижу перед этим рваным потрепанным портфелем и словно последний идиот пересчитываю купюры. И я не огорчался бы так, если бы все они были новыми или, наоборот, старыми, но они идут вперемежку, и к тому времени, как счет дошел до двух миллионов, я весь вспотел, руки тряслись, а живот свело. Зеленые бумажки валялись вокруг как трава, постриженная безумным газонокосильщиком, а в портфеле оставалась еще хренова туча.

Откуда все это?

Как он ухитрился протащить это через таможню?

Чье это?

Долбанутый Дог, даже глазом не моргнув, оставил все это здесь, а у меня один-единственный замок в дверях и даже пушки нету. Я озирался вокруг, с ужасом думая, куда же можно запихать все это дерьмо, но в новомодных апартаментах ничего не спрячешь: ни потайных панелей, ни пустого места в шкафу. Даже лишнюю коробку из-под обуви не сунешь.

Черт побери, Дог, мы же приятели! Ты не раз спасал мою задницу, и я обязан тебе, но чем, дружище, и сколько? В войну мы были моча и уксус, но уксус из меня давно весь вышел, одна моча осталась, а если поглядеть на то, как я трясся над твоими бабосами, то и ее немного.

Когда-то ты был неплохим парнем. Никаких проблем не создавал. Наоборот, всегда делал другим одолжение, не прочь был лишний раз слетать в Лондон, если какой-нибудь твой приятель просил об этом; бросался на помощь новичкам и ценой собственной жизни сбивал у них с хвоста «джерри»[2], заботился о дамочках, брошенных нерадивыми кавалерами. Старик, ты был бескорыстным малым, настоящим альтруистом. Не знаю уж, что там такое произошло и почему, но ты изменился. Ты не вернулся домой после того, как все закончилось... нет, ты выбрал другое, уволился и на долгие годы пропал из виду, скрылся на задворках мира, и никто ничего не знал о тебе, так пара открыток из занюханных городишек типа Будапешта. Эрни Киррелу показалось, что он видел тебя в Марселе, но Эрни не очень уверен.

А потом в памяти неожиданно всплыла вчерашняя программа новостей, репортаж о том, что идет передел рынка в сфере производства и распространения наркотиков. В Турции отзываются лицензии на разведение маковых плантаций, Франция рьяно взялась за производителей дури, в Штатах активно борются с торговцами. Меня аж в пот бросило! Теперь стало понятным происхождение всех этих открыток. Да и денег тоже. Дог, несомненно, был замешан в этом деле и решил слинять до того, как ему оторвали задницу. Черт подери, Дог, ты что, совсем спятил? Ты удрал, прихватив с собой чьи-то бабки, а они ведь не агнцы небесные, и даже ребята из полиции покажутся по сравнению с ними пушистыми зайками. Они выследят тебя, отрежут яйца и заставят держать их в руках до тех пор, пока ты не истечешь кровью.

А как же я? Ты обо мне подумал? Я ведь теперь тоже замешан в этом. Не могу же я сдать это барахло... И нет ни одного шанса избавиться от него не оставив за собой следа. Не стоит даже думать об этом. Все, что им надо, — это найти деньги или просто портфель, и они устроят мне то же самое: буду стоять и держать в руках свои яйца. И выхода никакого нет, вообще никакого.

Но попытаться все же стоит. Я уже почти сделал это в первый раз. Я собрал разбросанные по полу бумажки, все до одной, запихнул их снова в портфель, захлопнул крышку и застегнул ремни.

Осталось без приключений добраться до мусоросжигателя.

Когда я повернул ключ в двери апартаментов Ли, я был зол, угрюм, с меня текло в три ручья, и мечтал я только о прохладном душе. Он стоял посреди комнаты, трясущимися руками натягивая на себя брюки, белый как полотно, а глазки лихорадочно бегали по сторонам. Сунув ноги в сандалии, он подхватил мой портфель и, не замечая меня, бросился к выходу. Однако на самом пороге Ли столкнулся с моим тяжелым взглядом и чуть не потерял сознание.

— Куда направляешься? — Наверное, не стоило мне так резко наезжать на него и показывать свой оскал. Чего спрашивать, когда только слепоглухонемой идиот не понял бы, куда он идет. Его лицо — словно открытая книга: читай — не хочу. Парень был напуган чуть не до полусмерти, но передо мной стоял все тот же старина Ли, а он всегда пытался разложить по полочкам все, что попадало в поле его зрения.

— Не останавливай меня, Дог.

Я пожал плечами, отступил в сторону и вытащил из пачки сигарету.

— Кожа слишком прочная. Да к тому же представь себе, вдруг какие-нибудь купюры не успеют сгореть, вылетят с дымом в трубу и закружатся над мостовой?

При мысли об этом Ли впал в настоящий ступор, и пальцы его разжались. Портфель выпал на пол, немного покачался и завалился на бок.

— Ты всегда умел видеть на два шага вперед, чертов ублюдок! — В глазах Ли горело бешенство, но злился он большей частью на свою непроходимую тупость. Однако не прошло и секунды, как его гнев вновь обратился в мою сторону: — Ладно, черт с тобой, назови другой способ избавиться от них! — Ли снова был готов прорвать мою оборону и вырваться наружу.

— Почему бы не попытаться отнести их в банк? Я видел тут один, прямо напротив, через улицу. — Я поглядел на часы и добавил: — У нас есть целый час до закрытия.

— Не пудри мне мозги, Дог.

— Хочешь проверить?

— Хочу! — выкрикнул он, сверкая глазами.

Я подошел к нему, взял портфель и вышел в коридор. Ли плелся следом, на ходу натягивая поверх футболки спортивную куртку.

Кассир позвал менеджера, а менеджер — президента банка. Пока я разговаривал с президентом в его офисе, Ли ждал нас в приемной. Двое банковских охранников зорко следили за ним, а он сидел, то и дело облизывая сухие, потрескавшиеся губы. Когда я вышел, банк уже закрывался, но нас с почетом проводили до входной двери и долго трясли на прощание руки.

На улице я протянул Ли конверт с двумя расчетными книжками внутри, чтобы он мог тщательно изучить их, но старина никак не мог поверить в происходящее, и во рту у него было сухо, как в пустыне. Все, что он сумел выдавить из себя, — это короткое:

— Почему так долго?

— Понадобилось время, чтобы пересчитать такую прорву деньжищ, — ответил я.

— Ты псих, Дог, абсолютно чокнутый. Ни минуты не сомневаюсь, не сегодня завтра тебя возьмут за задницу. Они уже названивают кому надо, и не успеем мы дойти до дому, как нас прищучат.

— И почему же ты так думаешь?

Ли потряс головой, совершенно сбитый с толку моим равнодушным отношением.

— Дружище, если только это не чистые деньги, и если только с них не уплачены все налоги, если только они не из законного, проверенного источника, тебя точно отымеют, приятель.

— А что, если это именно чистые деньги? — хмыкнул я в ответ. — Теперь-то я могу принять душ?

— Роза? — спросил я.

— Да-а, Дог, — сонно протянула она, узнав мой голос.

— Ты мне нужна.

— Ясное дело. Я знала, что так оно и будет. И ждала тебя.

— Извини, что задержался.