Валентин Лавров - Граф Соколов — гений сыска

— На чертеже отпечатки пальцев Дмитрия! Вот я привез увеличенные фото.

Сыщики вошли в гостиную, где с отрешенным и нарочито спокойным видом смотрел в окно Дмитрий.

Соколов упал в глубокое кресло, стоявшее возле письменного стола в углу комнаты. Указал Дмитрию на стул:

— Садитесь, сударь!

Они оказались лицом к лицу. Соколов, храня гробовое молчание, уставился стальным взглядом в Дмитрия. Вся Москва знала, что взгляда Соколова никто не выдерживает. Ходила легенда, что какой-то отпетый преступник, когда Соколов впился в него суровым взором, скончался от разрыва сердца. Вот и Дмитрий беспокойно заерзал на стуле:

— Чего вы от меня хотите?

Соколов продолжал молча буравить глазами Дмитрия. Тот не выдержал, отвернулся.

Тогда сыщик, по-прежнему храня гробовое молчание, медленно развернул перед носом Дмитрия чертеж.

Едва бросив на него взгляд, Дмитрий заметно взволновался, побледнел.

— Знакомая вещичка? — прервал молчание Кошко.

— Нет! — обрезал Дмитрий. — Первый раз вижу.

Соколов широко улыбнулся:

— К этой интересной бумажке мы еще вернемся. А теперь, Дмитрий Львович, не желаете ли проверить собственную наблюдательность? — и он положил на стол две фотографии: — Но вначале — крошечная лекция. С незапамятных времен было замечено: папиллярные узоры на кончиках пальцев у каждого человека индивидуальны, нельзя найти двух людей с одинаковыми отпечатками. — Соколов задушевно понизил голос: — Даже после смерти, пока не разовьются гнилостные изменения, эти особенности сохраняются. А теперь, сударь, взгляните сюда: на сих фото изображены отпечатки пальцев одного человека или разных?

Дмитрий стал рассматривать фото. Уверенно произнес:

— Узоры одинаковы!

— Верно, они носят так называемую петлистую форму и принадлежат вам, уважаемый Дмитрий Львович. Причем вот эти отпечатки у вас откатал в сыске наш Ирошников, а вот эти мы обнаружили на чертеже, от которого вы, сударь, по непонятной причине отказываетесь. Теперь вы тоже будете запираться?

— Никакого чертежа не видел, не знаю и знать не хочу! — отрезал Дмитрий.

Кошко по-тигриному сладко промурлыкал:

— Ведь ваше запирательство может быть неверно истолковано. Вспомните, дорогой Дмитрий Львович, при каких обстоятельствах вы держали этот листик в руках?

Дмитрий вскинул голову, отчего его волосы красивыми прядями рассыпались по плечам, а глаза источали мучительную боль:

— Господа сыщики, я не мог убить своего отца, ведь я так любил его! Мне лучше было самому умереть. И потом, вы все время забываете, что я находился в двухстах верстах от Москвы. Два или три десятка свидетелей вам это подтвердят.

Кошко сочувственно качал головой. Даже на Соколова искренний тон Дмитрия произвел впечатление.

Дмитрий стиснул ладонями виски, глубоко задумался. Вдруг он с живостью воскликнул:

— Как же я сразу не вспомнил? Естественно, что на этой бумаге должны быть отпечатки моих пальцев. Недели две назад (у меня дома хранится счет, могу его предъявить) я посетил магазин письменных и чертежных принадлежностей Ивана Жукова. Это на углу Никольской улицы и Черкасского переулка.

Кошко, сразу просветлев лицом, согласно кивнул головой:

— Наискосок от аптеки Феррейна?

— Совершенно верно! Я купил коробку почтовой бумаги верже за три рубля семьдесят пять копеек — это тысяча листов. Затем сотню большого формата конвертов — семьдесят пять копеек. И еще... — Дмитрий сморщил лоб, — что я еще купил? Ах, три медных прижимки для бумаг в виде руки, одну из которых вы, господа полицейские, видите на этом столе.

— Вы отдали ее отцу? — Кошко излучал само доброжелательство.

— Да, прямо из магазина я на извозчике отправился к отцу. В тот день мы договорились отобедать у него. Приехав на Тургеневскую, извозчика я отпустил, а покупки занес в дом. Отец попросил у меня стопку бумаги. Я вынул из коробки листов двести и положил их на стол. Как и прижимку. Все это и сейчас находится перед вами. Естественно, что тогда и остались на бумаге мои отпечатки. А как иначе?

Эту оправдательную речь Дмитрий заканчивал на торжествующей ноте. Толстая стопка такой же бумаги, на которой был сделан чертеж, действительно находилась на столе.

Услыхав это объяснение, Кошко радости своей не скрывал: с самого начала приняв сторону Дмитрия, он был счастлив, что теперь отпали последние сомнения в его виновности. Из этого вытекало еще более важное последствие: начальник сыска утер нос скандально известному графу, для которого юридические законы — прошлогодний снег, а заносчивость зашла столь далеко, что отучила уважать субординацию.

Начальник сыска поднялся со своего места, долго тряс руку Дмитрия:

— Вот так бы, с самого начала, все объяснили нам, и никаких недоумений тогда не возникло! Примите мои сожаления, что в столь тяжкую минуту пришлось вас тревожить. Сегодня же подпишу бумаги, дающие вам право вступить в права законного наследника. Хорошая память, Дмитрий Львович, вас выручила!

— Это у меня от профессии инженера, многое приходится удерживать в голове.

— Позволите отвезти вас на службу?

— Спасибо, но хочется немного прогуляться, погода такая хорошая.

Соколов, однако, не торопился вставать из-за стола. Откинувшись по привычке на спинку кресла своей могучей спиной и чуть раскачиваясь, он самым любезным тоном сказал:

— Очень рад, что у вас, Дмитрий Львович, замечательная память. Тогда вы легко сумеете вспомнить, когда испачкали свой указательный палец правой руки синим грифелем: до того как делали чертеж или во время этой работы?

Только что бывшее радостным лицо Дмитрия мгновенно переменилось: оно смертельно побледнело, губы задрожали, не в силах что-либо молвить. Наконец, собравшись с силами, Дмитрий пролепетал:

— Нет... ничего не знаю! — он понуро опустил голову. Вдруг истерически крикнул: — Все это — гнусная провокация! Вы — по происхождению граф, у вас достойные родители. И чем вы, граф Соколов, занимаетесь? Невинного человека обвиняете в убийстве.

— Обвиняют отпечатки ваших пальцев! — спокойно отвечал сыщик.

Дмитрий вновь исступленно крикнул:

— Так скажите мне, кого осудили только потому, что нашли какие-то, выдуманные вами отпечатки пальцев? Ну что же, граф, вы молчите? А молчите вы потому, что нечего вам сказать: никто и никогда не был обвинен из-за таких бредовых свидетельств.

Соколов, выдержав паузу, ледяным тоном произнес:

— Вы, Дмитрий Львович, говорите правду: в России пока никто не был осужден только потому, что оставил на месте преступления пальцевые отпечатки. Но за рубежом многие суды полностью доверяют дактилоскопическому доказательству.

— Например? — запальчиво выкрикнул Дмитрий, уверенный, что сыщик говорит ему неправду.

— Так, в апреле 1907 года в бельгийском городишке Фрепоне были обкрадены три квартиры. На осколках разбитых оконных стекол нашли отпечатки пальцев. Был арестован некий бездельник Леонард, чьи отпечатки были идентифицированы с теми, что остались на стеклах. И хотя Леонард вроде вас категорически отрицал, что обворовал квартиры, суд признал его виновным в краже со взломом. Позже Леонард во всем признался и указал место, где лежат украденные вещи. Подобные приговоры уже выносились в Японии, в Венгрии и других странах.

— Чепуха!

— В России дактилоскопия введена в тюрьмах циркуляром Главного тюремного управления в позапрошлом, 1906 году, а самым свежим законом — ему ровно месяц — от шестого июля 1908 года в сыскных отделениях больших городов.

— Гиль, чепуха, ложь!

— Жаль, что вы еще больше усложняете непростое положение, в которое попали. Я по телефону вызываю конвой, который вас доставит в Бутырскую тюрьму. Место печальное, но оно весьма способствует размышлениям и сосредоточенности. Вы, кажется, владеете английским языком?

— Да...

— Сегодня же вам доставят труды Гальтона и Генри, вышедшие в Лондоне, об использовании отпечатков пальцев в определении преступников. Внимательно читайте и серьезно размышляйте — это поможет вам принести чистосердечное признание. На русском языке, к сожалению, книг на интересующую тему пока нет.

Дмитрий был отправлен в тюрьму.

Соколов и помрачневший Кошко остались вдвоем в квартире, словно какая-то сила не позволяла им покинуть место, хранившее страшную тайну.

— Я все-таки не верю, что Дмитрий причастен к убийству отца, — сказал Кошко. — У него нет мотивов к преступлению. Все капиталы найдены на месте, отношения между отцом и сыном были добрые.

Соколов еще раз внимательно разглядывал таинственный чертеж, хотя каждый штрих его помнил наизусть. Ответил он не сразу: