Кен Фоллетт - Человек из Санкт-Петербурга

– Хотел бы добавить, что я бы не пошел на это, не будь тут совершенно чрезвычайных причин.

– Назовите же, что за причины.

– Вам известно, что сейчас происходит на бирже?

– Да. Повысилась учетная ставка.

– От одного и трех четвертей процента почти до трех. Это невероятный рост и всего за несколько недель.

– Полагаю, вам понятно, почему это так. Черчилль кивнул:

– Немецкие компании принялись за широкомасштабное истребование налогов, накапливая наличные и покупая золото. Еще несколько недель подобной деятельности, и Германия возвратит себе все, что ей должны другие страны, свои же долги оставляя невыплаченными – а ее золотой запас достигнет небывалого уровня.

– Они готовятся к войне.

– И этим, и другими путями. Одних налогов они собрали биллион марок, это превосходит всякое нормальное налогообложение, и все для того, чтобы усилить армию, которая и так уже сильнейшая в Европе. Вы ведь помните, как в 1909 году, когда Ллойд Джордж поднял в Великобритании налогообложение на пятнадцать миллионов фунтов стерлингов, то это вызвало чуть ли не революцию. Ну так биллион марок равен пятидесяти миллионам фунтов. Это самое тяжелейшее налоговое бремя за всю европейскую историю.

– Да, безусловно, – прервал его Уолден. В Черчилле уже начало прорываться актерство, а Уолден не хотел, чтобы тот стал произносить перед ним речи. – Нас, консерваторов, уже довольно долго беспокоит рост милитаризма в Германии. И вот теперь, в самый последний момент, вы говорите мне, что мы были правы.

Это замечание не смутило Черчилля.

– Германия почти наверняка нападет на Францию. Вопрос состоит в том, придем ли мы на помощь Франции?

– Нет, – отозвался Уолден с заметным удивлением, – министр иностранных дел уверил нас, что у нас нет обязательств перед Францией.

– Безусловно, сэр Эдвард был искренен, – сказал Черчилль, – но он заблуждается. Наши договоренности с Францией таковы, что нам не удастся стоять в стороне и наблюдать, как Германия разгромит ее.

Эти слова потрясли Уолдена. Ведь либералы уверили всех, включая и его самого, что они не втянут Англию в войну, а теперь один из ведущих министров их кабинета заявляет прямо противоположное. Двуличие политиканов просто-таки бесило, но Уолден сразу забыл об эмоциях, как только начал размышлять о возможных последствиях вступления в войну. Он подумал о знакомых ему молодых людях, которым придется отправиться на фронт: о терпеливых садовниках, работающих в его парке, о дерзких лакеях, загорелых сельских парнях, буйных студентах, о бездельных завсегдатаях клубов Сент-Джеймса... а затем на смену этим мыслям пришла другая, гораздо более ужасающая, и он спросил:

– А мы сможем победить?

Взгляд Черчилля был мрачен.

– Думаю, что нет.

Уолден в упор уставился на него:

– Бог мой, так чем же занималось ваше правительство?

Тут Черчилль прибегнул к оборонительной тактике.

– Наша политика состояла в том, чтобы избежать войны, а этого невозможно достичь, одновременно вооружаясь до зубов. – Но вам не удалось избежать войны.

– Мы все еще пытаемся это сделать.

– Но ведь вы считаете, что вам это не удастся.

На какую-то секунду лицо Черчилля приняло воинственное выражение, но затем он смирил свою гордыню.

– Да.

– И что же тогда произойдет?

– Если Англия и Франция не в состоянии вместе победить Германию, значит, нам нужен еще один союзник, третья страна: Россия. Если Германии придется сражаться на двух фронтах, мы сможем победить. Конечно, русская армия неумела и поражена коррупцией, как и все остальное в этой стране, но это не столь уж важно, пока они будут оттягивать на себя часть немецкой военной махины.

Черчилль отлично знал, что Лидия родом из России, но проявил типичную для него бестактность, пренебрежительно отзываясь в ее присутствии о ее родине. Уолден пропустил это мимо ушей, так как его чрезвычайно заинтриговали слова Черчилля.

– Но Россия уже связана союзом с Францией, – заметил Уолден.

– Этого недостаточно, – сказал Черчилль. – Россия обязана вступить в войну, если Франция окажется жертвой агрессии. России решать, является ли Франция в каждом отдельном случае жертвой агрессии. Но когда начинается война, обе стороны заявляют, что они жертвы агрессии. Следовательно, данный союз обязывает Россию вступить в войну только, если она сама того пожелает. Нам же нужно, чтобы Россия была нашим прочным и твердым сторонником.

– Не могу представить, чтобы ваши министры обнимались бы с царем.

– Значит, вы плохо нас знаете. Ради спасения Англии мы готовы пойти на сделку с самим дьяволом.

– Вашим сторонникам это не понравится.

– Они об этом не узнают.

Теперь Уолден начинал понимать, к чему шло дело, и перспектива показалась ему увлекательной.

– Что же вы задумали? Секретный договор? Или неписаное соглашение?

– И то, и другое.

Прищурив глаза, Уолден всматривался в Черчилля. Этот молодой демагог, подумалось ему, явно наделен умом, и этот ум, скорее всего, работает не в моих интересах. Итак, либералы желают заключить секретное соглашение с русским царем, невзирая на ненависть, испытываемую британцами по отношению к жестокому российскому правлению – но зачем сообщать об этом мне? Им хочется каким-то способом привязать к этому и меня, это-то уже ясно. Но с какой целью? Может быть для того, чтобы в случае, если все провалится, свалить вину на члена консервативной партии? Но чтобы заманить меня в подобную ловушку понадобится гораздо более искусный заговорщик, чем Черчилль.

– Продолжайте, – сказал Уолден.

– Я предложил начать переговоры касательно флота с Россией параллельно с нашими военными переговорами с Францией. Довольно долго они шли весьма вяло, но сейчас за них примутся всерьез. В Лондон прибывает молодой русский адмирал. Принц Алексей Андреевич Орлов.

– Алекс! – воскликнула Лидия.

Черчилль посмотрел на нее.

– Мне кажется, он доводится вам родственником, леди Уолден.

– Да, – сказала Лидия и по какой-то непонятной Уолдену причине вдруг смешалась. – Он сын моей старшей сестры, значит мне он... кузен?

– Племянник, – поправил Уолден.

– Я и не знала, что он стал адмиралом, – добавила Лидия. – Должно быть, получил повышение совсем недавно. – Она вновь выглядела сдержанной и спокойной, как всегда, и Уолден решил, что ее минутное волнение ему лишь причудилось. Известие о том, что Алекс прибудет в Лондон, обрадовало его: он симпатизировал этому молодому человеку. – Он слишком молод для таких полномочий, – сказала Лидия.

– Ему тридцать, – сказал Черчилль, обращаясь к Лидии, и Уолдену подумалось, что и сам Черчилль в свои сорок был слишком молод, чтобы отвечать за весь королевский флот. На лице же Черчилля было написано: «Мир принадлежит блестящим молодым людям вроде меня и Орлова».

Но и я тебе для чего-то нужен, промелькнуло в голове у Уолдена.

– Кроме того, продолжал Черчилль, – по отцовской линии, линии покойного князя, он племянник царя, и – что еще более важно – он один из немногих людей, помимо Распутина, которого царь любит и кому доверяет. Если кто-либо в российском флоте и может перетянуть царя на нашу строну, то это Орлов.

– А какова моя роль во всем этом, – задал Уолден вопрос, все время вертевшийся у него в голове.

– Я хочу, чтобы на этих переговорах вы представляли Англию и хочу, чтобы вы принесли мне на блюдечке Россию.

Этот парень никак не мог удержаться от театральщины, подумал про себя Уолден.

– Вы хотите, чтобы Алекс и я вели бы переговоры о военном союзе Англии и России?

– Да.

Уолден сразу же понял, какой многотрудной, сложной, но и в высшей степени достойной окажется эта задача. Он постарался скрыть волнение и остался сидеть, хотя ему так и хотелось вскочить и зашагать по комнате.

А Черчилль продолжал.

– Вы лично знакомы с царем. Знаете Россию и бегло говорите по-русски. Через свой брак являетесь Орлову дядей. Однажды вы уже убедили царя встать на сторону Англии, а не Германии – в 1906 году, когда ваше вмешательство предотвратило подписание Договора в Борках. – Черчилль помолчал. – Тем не менее, вы не были нашим первым кандидатом на роль представителя Великобритании в этих переговорах. То, что происходит сейчас в Вестминстере...

– Да, да, – Уолдену не хотелось начинать обсуждать это. – Однако, вы по какой-то причине передумали.

– Короче говоря, вас предпочел царь. Такое впечатление, будто вы единственный англичанин, которому он вообще доверяет. Во всяком случае, он послал телеграмму своему кузену, королю Георгу Пятому, с непременным пожеланием, чтобы Орлов имел дело именно с вами.

Уолден представил себе весь тот ужас, охвативший стан радикалов, когда те узнали, что им придется привлечь к столь секретному плану реакционного старика пэра из лагеря Тори.