Александр Арсаньев - Первое дело Карозиных

– Так что же случилось, господин профессор?

– Ох, сударь, в том-то и дело, что не знаю, но чую – что-то плохое с Катенькой! Иначе она уже дома была бы. Дубово-то близко совсем!

– Надо было все-таки мне одному ехать, это ведь только мое дело, – сокрушенно сказал Амит.

– Если бы! Спорил-то я, а Катенька уперлась, что должна довести дело до конца. Переспорить ее я все равно бы не смог. Ох, лучше бы я записку отослал на кафедру, да поехал с ней сам…

– Мы оба виноваты, сударь. Спрятались за спину хрупкой женщины, отправив ее одну.

– Пусть даже и не одну! – продолжал сокрушаться Карозин. – Поручик Давыдов производит на самом деле впечатление очень порядочного человека. Я когда утром их провожал, своими глазами видел у поручика пистолет. Неужто их там целая засада подстерегала?

– Мне так не кажется, господин профессор. Давайте попробуем рассуждать здраво. Не думаю, что Ариадна посвятила слишком много людей в это дело – с ними бы пришлось делиться, да и тайну сохранить тогда ей было бы сложнее. Мне видится другой вариант: поручик был вынужден отправиться в погоню, а Катерина Дмитриевна осталась в имении. Вы же говорили, что там должна быть еще какая-то девушка?

– Да, Дарья Ивановна Беретова, невеста поручика.

– Ну вот, наверное, ваша супруга с ней и осталась.

– Вашими бы устами, сударь, да мед пить, – с сомнением проговорил Карозин.

– Не отчаивайтесь раньше времени, господин профессор. Давайте надеяться на лучшее.

– Надежда дело хорошее, но, знаете, как у нас на Руси говорят? Надейся на лучшее, готовься к худшему.

– Хорошая поговорка, но у нас с вами слишком мало фактов, чтобы строить достоверные гипотезы, так что мы можем только напугать друг друга, а толку из этого выйдет немного.

– И тут вы правы. Но что же делать-то? Молчать? Так я тогда все равно буду беспокойством изводиться, а говорить, кроме как о Катеньке, я ни о чем не могу.

– Вот и расскажите мне о ней. И дорогу скоротаем, и вы успокоитесь на приятных воспоминаниях.

– Что ж, извольте, коли вам интересно…

Извозчик очень хотел получить обещанные деньги, поэтому довез господ со всей возможной поспешностью. Небольшая заминка вышла с поиском самого дома. Но тут какой-то мужик, везущий воз сена, указал профессору имение Мульчинских, так что к нужному дому они подъехали менее чем через три часа после отъезда из Москвы.

Как им вести себя, профессор и принц так и не договорились, решив положиться на импровизацию. Карозин же подумал, что, ежели в имении никого не окажется, кроме управителя, то он опять разыграет из себя важного чиновника. Именно этим ему и пришлось заниматься.

– Что угодно господам? – обратился к приехавшим пожилой благообразный мужичина.

– Скажи, любезный, – строго воспросил Карозин, – госпожа Любчинская здесь?

– Никак нет.

– Врешь, любезный. Мне доподлинно известно от ее отца, что она сюда направилась, так что советую не запираться.

– Свят крест, барин, нет ее здесь, – побожился слегка струхнувший мужик. – Была, да только пополудни нонче уехала.

– С кем уехала?

– С барином уехала.

– С каким?

– С военным.

– Чин какой, дубина?

– Поручик.

– Так, – протянул Никита Сергеевич, внутренне холодея. – Кто в доме?

– Барышня хворая. Ее барыня с собой привезла и велела заботиться до своего возвращения, лекарства оставила. Я к барышне дочку свою приставил, чтоб все исполняла.

– А больше никого нет?

– Только домочадцы мои: жена, сын старшой…

– Я тебя про господ спрашиваю, дубина! – чуть не кричал уже профессор, теряя голову от ужаса. Где же Катенька?!

– Никак нет, барин. Только барышня хворая.

– Веди нас к ней.

– Извольте, – поклонился управитель. – Только она не в себе.

– Я сам разберусь.

Карозин, прежде чем войти, обратился к извозчику:

– Ты дождись нас, любезный. Денег я еще добавлю.

Тот только кивнул, струхнувший от грозного тона, каким его наниматель разговаривал с управителем. Он уж и не рад был, что подрядился, но молчал.

Профессор и Амит прошли следом за управителем через весь дом в маленькую светелку, где лежала Даша. Девушка сильно осунулась и побледнела. Щеки запали, а вокруг глаз лежали черные тени.

– Господин профессор, ей постоянно дают опий. Прикажите срочно выбросить эти «лекарства» и поить девушку теплым молоком. Часа через два она придет в себя, – сказал принц, посмотрев на Дашу и понюхав склянку с микстурой.

– Я так и сделаю, но где же моя жена?

– А что говорит управитель?

Карозин пересказал принцу, что мужик утверждает, будто в доме никого нет, и что не видел никого, кроме Любчинской и поручика.

– Это очень странно. Ваша жена не могла пропасть дорогой. Значит, он врет. Нужно обыскать весь дом. Я останусь пока с девушкой, а вы приступайте к поискам.

Профессор отдал распоряжение принести для Даши молока и, позвав управителя с собой, пошел осматривать весь дом. Он обошел все комнаты, заглянул во все шкафы и сундуки, покрикивая на мужика, чтобы тот открывал замки, слазил на чердак, простучал подозрительные комнаты… Катенька нигде не было. Никита Сергеевич призадумался.

– Погреб в доме есть? – через несколько секунд обратился он к ошалевшему управителю.

– Как не быть, барин, изволите осмотреть?

– Веди! Да не забудь лампу прихватить.

Пройдя в кладовку, управитель отодвинул ногой вязаный тряпичный половичок и поднял крышку погреба. Никита Сергеевич, встав на колени и держа в руке зажженную керосиновую лампу, наклонился над темнеющим провалом и прислушался. Увидеть он ничего не увидел, но услышал какое-то сдавленное мычание. Сердце его забилось сильнее.

Поднявшись с колен, он передал лампу осенявшему себя крестным знамением управителю, который тоже услыхал мычание.

– Полезай, – приказал профессор. – Да смотри у меня.

Мужик неохотно полез, видимо ожидая встречи с нечистой силой.

– Святый Боже! – раздался через минуту его голос. – Да как же это?

– Что там?

– Тут связанная барыня…

– Так вытаскивай ее скорее, дубина! Да осторожней!

Вскоре Никита Сергеевич принял из рук управителя связанную Катеньку с кляпом во рту. Именно поэтому она и не могла закричать и подать голос. Профессор вынес супругу из кладовки, опустил на первый попавшейся стул и принялся развязывать трясущимися руками, приговаривая:

– Катенька, ангел мой, живая…

Рядом крестился до нельзя испуганный управитель, который при этом бормотал:

– Господи, как же она там оказалась? Кто ж ее туда?.. Когда ее…

Как только руки Катеньки оказались свободными, она вытащила кляп изо рта, так как профессор отчего-то не догадался сам сделать это в первую очередь.

– Со мной все в порядке, Никитушка, успокойся. Я знала, что ты меня отыщешь. Скажи лучше, где Даша и Любчинская?

– Господи! – Никита Сергеевич даже перестал распутывать веревки. – Ты сама едва жива осталась, а спрашиваешь о других!

– А чего ради я в погребе сидела, как не ради этих самых других? Не томи, отвечай толком, да попроси поесть подать. Я ж, почитай, сутки не ела!

Управитель как только услыхал, сколько пришлось мучиться несчастной барыне, которая вовсе и не сердилась на него за это, мигом помчался за едой. Никита Сергеевич лишь успел до конца освободить Катеньку от веревок, как управитель вернулся.

– Барыня, прошу откушать, чем Бог послал. Вы только не гневайтесь на нас, мы ж не знали, что вас в погреб посадили, а самим туда заглянуть за это время нужды не случилось…

– Да не переживай ты, любезный, я на тебя вовсе не сержусь! – улыбнулась Катенька. – Поняла уже, что не ты меня вязал. Больно рожа у тебя была испуганная, когда ты меня в погребе увидал! Словно я нечисть какая.

– Вам смешно, барыня, – облегченно вздохнул управитель. – Я ведь и вправду испужался.

Супруга профессора оперлась на руку мужа и встала, слегка поморщившись от боли в затекших ногах и руках.

– Ну, показывай, что вам сегодня Бог послал?

Управитель рассудил, что хоть сейчас и пост, однако исстрадавшуюся барыню нужно угостить получше. Поэтому на столе, кроме свежего хлеба, стояла крынка молока и миска творога.

– Никита, – обратилась Катенька к мужу, усевшись за стол. – Я пока есть буду, ты мне все-таки ответь, где Любчинская и Даша?

– Даша здесь, подле нее сейчас господин Амит сидит, молоком отпаивает. Ее на опиуме держали, совсем она плохая… А Любчинская уехала вместе с поручиком сегодня.

– Что? – Катенька подавилась творогом. – Как такое может быть? Я что угодно могла подумать, кроме этого!

– Так что у вас случилось-то и как ты в погребе оказалась?

– Как в погребе оказалась – не знаю, а что до этого было, сейчас расскажу…

…Катенька и поручик добирались довольно долго, так как Давыдов намеренно направлял извозчика делать крюки и петли, чтобы Катенька не запомнила дорогу. Только она об этом не догадывалась, поначалу рассказывая поручику всю историю с ожерельем. Когда же она выложила все, что знала, Давыдов принялся рассуждать о том, как могла впутаться во все это Дашенька. Он разглагольствовал о своей любви к девушке, клялся, что сделает ради нее все, что угодно. Все это он проделывал, чтобы его спутница не заметила, что они петляют. Она, впрочем, доверяла поручику настолько, что не считала нужным заботиться о дороге. Извозчик же помалкивал, хотя смекнул что к чему почти сразу. Барин платит, так и ехать будем, как он указал.