Сергей Зверев - И слух ласкает сабель звон

Подойдя к лотку, поручик, постояв пару минут, приобрел газету и двинулся дальше. В этот день улицы были полны народу, так что затеряться в толпе особого труда не составляло. Каждый шел по своим делам: вот кухарка с полными кошелками возвращается с рынка, вот дети идут в школу с ранцами, полными книг. На лавочках, как это бывает во всем мире, от Кельна до Буэнос-Айреса, сидят старушки, живо обмениваясь впечатлениями, наблюдениями и слухами. На перекрестке стоит старый скрипач. Его длинные седые волосы выбиваются из-под потрепанной шляпы, а сам он водит смычком, извлекая из своего инструмента звуки какого-то старинного танца.

Вот и собор. Да, этот храм невозможно спутать с каким-либо другим, даже если ты здесь впервые. Здесь назначена встреча.

Поручик вдруг вспомнил о своем посещении французского города Реймса, входившего в сектор дислокации его части. Реймс подвергался безжалостному обстрелу тяжелой германской артиллерией, систематически бомбардировавшей и без того сильно пострадавший центр города. Тогда поручика впечатлил главный собор, являющийся одной из французских святынь. Полуразрушенный древний храм стоял, как часовой, один среди развалин окружавших его старинных дворцов розоватого цвета. На его потемневшем от веков каменном остове появлялись все новые и новые раны — белые пятна разбитого камня, а внутри дул ветер через разбитые разноцветные витражи, составлявшие гордость этого памятника седой старины.

А здесь все было иначе. Война не обожгла Кельн своим зловещим дыханием. Обогнув храм с тыльной стороны, Голицын cделал вид неспешно прогуливающегося офицера, которого в данный момент ничего особенно не интересует. С непроницаемой миной он вышел к главному фасаду, пробегая глазами по прохожим…

Стоп! Невдалеке он увидел… Элен. Так и есть, это она сидит на лавочке с печальным и каким-то неестественным видом!

«Вот это новости», — вихрем пронеслось в голове Голицына. Первым порывом было, конечно, подойти к ней, но в следующее мгновение офицер одернул себя. Они вдруг встретились взглядами. Элен чуть заметно качнула головой влево-вправо и, сидя вполоборота, указала глазами на своих провожатых — безликих мужчин, стоявших рядом.

Поручик понял все: парижанку используют как наживку.

«Благородная девушка!» — с восхищением подумал он, еще раз убедившись, что не ошибся в ней.

В следующий момент француженка прошептала что-то одному из топтунов, показывая в спину мужчине в черном пальто, входящему в собор. Трое из четверых «штатских» устремились за ним, лишь один остался на месте.

Действовать нужно было немедля. Голицын быстрым шагом, не теряя времени, подошел к четвертому и задал простейший вопрос:

— Не подскажете ли, который час?

— Что? — непонимающе сдвинул тот брови, явно не ожидая подобного вопроса.

На этом разговор был прерван, так как Голицын, не произнеся больше ни слова, коротким взмахом ударил того рукояткой пистолета по голове. Агент, прохрипев что-то невразумительное, осел на тротуар.

— Бежим! — поручик схватил за руку Элен, глядевшую на происходящее расширенными глазами.

Молодые люди бросились наутек, расталкивая попадавшихся на пути прохожих. Видя все это, один из охранников, сидевших в машине, выскочил из авто и пересел за руль, чтобы догнать беглецов. Автомобиль рванул с места, набирая скорость. Гамелен перегнулся вперед и, схватившись за руль из-за спины водителя, стал выворачивать его вправо. Машина с грохотом врезалась в афишную тумбу. От удара водитель ткнулся лицом в руль и остался лежать без движения. Вокруг послышались испуганные крики. Дидье открыл дверцу и почти выпал из дымящейся машины. Вскочив на ноги, он побежал по улице, но второй охранник, высунувшись из авто, дважды выстрелил ему в спину. Гамелен рухнул замертво. В это время вспыхнул бензин. Охранник с диким воем заметался пылающим факелом среди разбегавшихся в ужасе прохожих. Невдалеке слышались приближающиеся свистки полицейских.

— Нет! — закричала Элен, обернувшись и видя то, что случилось за их спиной. — Надо вернуться.

— Бежим, твоему дяде уже ничем не поможешь. — Голицын дернул за руку окаменевшую парижанку.

Они помчались дальше по улице, расталкивая прохожих и переворачивая лотки уличных торговцев. Позади слышались крики и топот ног. Марафон продолжался.

— Сергей, я больше не могу! — простонала Элен.

— Надо оторваться!

Беглецы повернули налево, затем направо и вбежали в узкий тупик. Впереди стояли сараи и склады. Топот приближался. Поручик нащупал в кармане рукоятку револьвера.

Из-за угла выбежали… Кураев и репортер.

— Поручик! — завопил журналист. — За нами погоня.

— Думали, уже не свидимся, — Кураев под хмельком полез обниматься-лобызаться. — Мадемуазель!

— Потом, ротмистр, потом, — отстранил его Голицын, помогая парижанке влезть на невысокую крышу дровяного сарая, затем взобрался сам, протянул руку путающемуся в длинном подоле женского платья Санину.

— Всем лечь на крышу! — скомандовал поручик. — Распластаться!

Русско-французская группа вскоре услышала топот и крики преследователей, которые, осматриваясь, вбежали в тупик, но, не найдя беглецов, вынуждены были удалиться. Голицын, осторожно приподнявшись, видел уходящих штатских и представителей полиции.

— Пошли несолоно хлебавши, — хмыкнул ротмистр.

— А теперь скажи мне, как ты здесь оказалась? — повернулся Голицын к Элен.

На базе цеппелинов под Кельном время шло своим чередом. Столь важный объект, как база, находился под пристальным вниманием Генерального штаба, поэтому благодаря должному финансированию все здесь становилось просто образцовым. Впрочем, для того, кто руководил этим объектом, забот, естественно, только прибавлялось.

Вот и сейчас в кабинете Штрассера шло небольшое совещание с участием нескольких офицеров. Разбирались самые разные вопросы: улучшение дороги, расширение территории базы и, конечно же, усиление охраны.

— Если вы думаете, что столь важный стратегический пункт хорошо защищен от поползновений врага, то это — большая ошибка, — говорил Штрассер. — Такой объект, как наш, несомненно будет привлекать самое пристальное внимание противника. Сегодняшняя война — это соперничество не столько мускулов, сколько мозгов. Мы не можем этого не учитывать. Впрочем, сам род нашей деятельности красноречиво свидетельствует о значительной смене приоритетов на полях сражений, — рассуждал командир дивизиона.

— Вот поэтому мой план улучшения охраны базы предусматривает несколько вариантов защиты территории, — высказался лейтенант, отвечающий именно за охрану и оборону объекта.

— Прошу вас, — жестом пригласил Штрассер.

На столе лежала большая подробная карта местности.

— Вот здесь мы строим целую линию постов… — начал лейтенант, указывая будущие точки огневой защиты.

— Не слишком ли далеко от самой территории? — высказался сидевший напротив офицер. — По мне, так лучше создать компактное местоположение и в рамках самой территории предусмотреть максимальное обеспечение всеми доступными средствами. Излишняя протяженность еще не освоенной территории создает слабый сектор.

— Ну, об этом пускай у вас, майор, голова не болит, — усмехнулся Штрассер. — Берлин предоставляет нам все возможности. Так что надо смотреть шире и смотреть вперед. В случае удачного осуществления нашей операции мы получим огромную поддержку наверху. Так что все зависит от нас. И в этом случае цеппелины становятся не просто каким-то там придатком для сухопутных войск, а возьмут на себя функции «оружия возмездия».

Отдававшийся своему делу без остатка, Штрассер, казалось, не замечал ничего больше. Он говаривал своим подчиненным: «Если в сутках будет двадцать пять часов, то их нужно использовать полностью». Подчиненные никогда не роптали на его жесткость и одержимость, так как понимали, что лучшего командира им не сыскать. Такого же мнения придерживалось и высокое руководство.

— Сейчас — именно тот момент, когда мы можем заткнуть рот всяким там умникам, которые иронизируют над нами, называя цеппелины «летающими сосисками», — говорил он, покашливая. — Когда в тринадцатом году один за другим погибли два дирижабля, Л-1 и Л-2, то главный штаб ВМФ не разделял моего оптимизма по поводу дальнейших работ. Рассматривался даже вопрос о расформировании, как говорили некоторые, взрывоопасной военной части. И пускай это будет нескромным, но я скажу: если бы на моем месте оказался менее настойчивый или равнодушный к авиации человек, то на судьбе цеппелинов как вида оружия можно было бы поставить крест. Но я и не думал сдаваться, — покачал головой Штрассер. — Я бомбардировал начальство рапортами, в которых вполне резонно указывал, что развитие и освоение личным составом флота торпедных катеров и подводных лодок в свое время сопровождались не меньшими жертвами, чем «укрощение» дирижаблей. Доказывал, что при грамотном использовании цеппелины смогут принести флоту неоценимую пользу и в мирное время, и в ходе боевых действий. В результате, господа, как видите, ваш покорный слуга добился своего — дивизион не расформировали. Более того, командование флота согласилось приступить к постройке новой серии дирижаблей улучшенной конструкции. Так что настойчивость и еще раз настойчивость в поставленных целях. Да, кстати, когда мы получаем очередную партию иприта?