Сергей Зверев - И слух ласкает сабель звон

— Завтра утром, — кашлянув, ответил офицер-интендант.

После обеда в кабинете Штрассера появились гости — в сопровождении фон Репеля был доставлен курьер генштаба.

— Что это с вами, ефрейтор? — насмешливо спросил офицер, глядя на грязного, пыльного курьера с царапинами и синяками на лице.

— Пакет из генштаба, господин капитан! — вручил ему пакет бедолага. — По дороге из Берлина на меня было совершено нападение.

— Что? — изумился офицер, переведя взгляд на фон Репеля. Тот загадочно вскинул брови. — Какое нападение?

— Враги, желавшие завладеть пакетом, — с гордостью заявил Адик.

Далее ефрейтор рассказал о том, как оказался в одной машине со шпионом, но в обоих случаях вышел победителем.

— Несмотря ни на что, секретный пакет доставлен в целости и сохранности! — В глазах ефрейтора читалась уверенность, что его немедленно должны представить к награде.

— Вы свободны, — плохо скрывая раздражение, сказал Штрассер.

Прежде чем удалиться, курьер несколько секунд обалдело хлопал глазами. Когда дверь за ефрейтором закрылась, капитан, подойдя к пылающему камину, бросил нераспечатанный пакет в огонь.

— Я понимаю ваше недовольство, — прищурился фон Репель, — этот идиот был специально засвечен нами перед британской разведкой, чтобы те захватили дезинформацию, содержащуюся в пакете, и поверили в нее. А он доставил ее вам. Хорошо еще, что Мольтке посчитал нужным заранее поставить вас в известность. Иначе бы вместо русских позиций цеппелины направились бы на Лондон.

— И что же?

— А вот настоящие указания генштаба, — усмехнулся фон Репель, кладя перед Штрассером пакет. — Цель — русские позиции.

— Место, конечно, далекое от идеала. Если бы хотел, то хуже просто нельзя придумать! — шепотом возмущался Кураев, лежа в пожухлой осенней траве. — Лежишь тут, распластавшись, как жаба, и тебе ни подняться, ни голову высунуть. Тьфу!

— Ну, голову высунуть-то вы можете, — хмыкнул Голицын. — Но только невысоко.

— Вот именно, что невысоко. Нет, все-таки знаете, поручик, это долгое наше существование в качестве нелегалов уже давит на нервы. Постепенно начинаешь понимать психологию шпиона.

— Вот видите, нет худа без добра. Все на пользу, — пошутил Голицын, думая совсем о другом. — Из всего надо извлекать пользу. Некоторые вообще начинают понимать братьев наших меньших. Возьмите индийских йогов: среди них есть секты, которые своей главной задачей ставят не развитие своих, так сказать, человеческих качеств, а вживание в роль того или иного животного.

— И что же это такое? — прищурился Кураев.

— Ну, вот смотрите. Некоторые религиозные мировоззрения полагают, что отработать свою карму проще всего в образе животного, которое соответствует тебе по определенным параметрам. Тотемы, градусы гороскопа и так далее…

— Градусы — это хорошо, — усмехнулся Кураев, поглаживая почти полную фляжку, висевшую у него на поясе. — Прошу прощения за то, что вас перебиваю, но я полностью согласен с тем, что о градусах забывать не стоит. В определенных ситуациях градус — лучший друг человека.

В чем Голицын и Кураев, несмотря на всю свою непохожесть, сходились, так это в чувстве юмора. Да и юмор-то у них был тоже разный, но само ощущение того, что в экстремальных ситуациях шутка или просто дружеская усмешка помогает разрядить обстановку, импонировало и тому, и другому.

— Так вот, возвращаясь к несколько другим градусам, скажу, что, кроме известного нам всем Зодиака, существует еще так называемый Зодиак — круг зверей. И все мы наполнены градусами планет, а они имеют множество самых разных срезов — кармический, медицинский и такой вот круг зверей, — рассказывал Голицын. — Так что выяснить, какое животное является твоим, несложно.

Далее поручик вспомнил об одном случае, рассказанном ему знакомым.

— И о чем же?

— Он воевал на англо-бурской войне. Так вот, после одного из сражений его друга, оставшегося лежать раненым на поле боя, заживо сожрали термиты.

— Это как же? — изумился ротмистр. — Неужели такое и вправду бывает?

— Как видите. Так что мы с вами находимся в очень даже неплохом положении.

Кураев поежился — то ли от холода, то ли от мыслей о том, что оказаться раненым, истекающим кровью, да еще и разрываемым на части кровожадными насекомыми — удел малоприятный. К счастью, природа Германии не давала насекомым развернуться в такой степени, как это происходит в далеких тропических странах.

Место у приятелей было выбрано хорошее, и поэтому отсюда они имели возможность прекрасно наблюдать за тем, что происходило на базе. Территорию опоясывала высокая ограда, заботливо усиленная колючей проволокой. Повсюду виднелись фигуры часовых.

— Думают о безопасности тевтоны, — сквозь зубы проговорил ротмистр. — Значит, есть на это основания, значит, чувствуют что-то.

Офицеры видели, как на открытой площадке происходила заправка бомб ипритом, как заправленные бомбы складировали неподалеку от эллингов с цеппелинами.

— Нет, я вот просто готов их сейчас голыми руками разрывать! — кипятился Кураев. — Гляжу я на это все, и просто лихорадка меня бьет. Война войной, но заниматься таким — это же просто мерзость! Этих немцев уничтожать надо как бешеных собак! Рыцари духа, аристократы войны…

— Это все, ротмистр, отвлеченные материи, — похлопал Кураева по плечу поручик. — Рассуждения, переживания и эмоции предлагаю оставить слезливым барышням. Для них это все — идеальное времяпрепровождение. Да еще «юношам бледным со взором горящим». Вот они пускай пылают праведным гневом, а нам он сейчас — плохой помощник. Наше дело мыслить холодно и конкретно.

За время, прошедшее с момента забега от Кельнского собора, поручик успел прийти к кое-каким выводам. Элен рассказала ему, что это Гамелен подучил ее якобы согласиться на сотрудничество с фон Репелем, чтобы спасти поручика и его друзей. В свою очередь, Голицын растолковал наивной девушке, что Мата Хари — немецкая шпионка и что германцев очень интересуют русские позиции, в том числе и те, которые нельзя «достать» артиллерией.

Сопоставив всю информацию и кое-какие косвенные факты воедино, понять было нетрудно, что германское командование решило в скором времени «прощупать» российские позиции бомбами с ипритом. Естественным желанием поручика стало немедленно проверить эти догадки. Элен с Саниным были оставлены в «конуре», снятой в Кельне, а офицеры отправились на разведку.

— Такое чувство, что они готовятся к вылету прямо завтра, иначе бы не стали заправлять бомбы и подвозить их к эллингам, — проговорил Голицын, всматриваясь в ту сторону, где была база.

— Похоже на то, — согласился ротмистр, прикладываясь к плоской фляжке. — И у меня точно такое же подозрение. Вот тогда начнется такое, что ни в сказке сказать, ни пером описать.

— Надо им помешать, — гнул далее свою линию поручик.

— Но как вы себе это представляете? — поперхнулся горячительным напитком Кураев. — Каким образом мы это сможем сделать?

Оставшись вдвоем, Элен и Санин получили такое неожиданное, приятное и вместе с тем тревожное время для отдыха. Теперь можно было поразмыслить о сложившемся положении, да и просто перевести дух после всех тех событий и приключений, свалившихся на их голову.

— Прошу прощения, мадемуазель, за столь убогое жилище на сегодня, — развел руками журналист, обводя руками просторы их «конуры». — Я, конечно, понимаю, что вы бы с удовольствием оказались в другом помещении, более соответствующем вам. Но в сложившемся положении мы не можем привлекать к себе внимания. Да и денежные средства весьма ограничены, так что придется потерпеть.

«Нора» и впрямь оставляла желать лучшего. Эта, с позволения сказать, гостиница представляла собой клоповник, где селились люди, не привыкшие, скажем так, к излишней роскоши.

— Ну что вы, мсье, — усмехнулась девушка. — Я ведь не из высшего света. Я с малых лет привыкла работать, так что плохими условиями меня не испугаешь. Это я с виду такая сахарная барышня. Не волнуйтесь за меня.

— Я просто восхищен вами, — признался Санин. — Далеко не каждый мужчина способен на то, что совершили вы.

— Вы мне льстите, мсье, — печально усмехнулась парижанка. — Я обычная французская девушка. На моем месте многие поступили бы точно так же.

— Нет! — восторженно провозгласил репортер. — Вы — современная Жанна д’Арк!

Парижанка уже пришла в себя после треволнений, но в глазах ее все еще блестели слезы. Санин, видя ее состояние, старался развлечь собеседницу, как мог, рассказывая разные забавные случаи из своей богатой журналистской практики. Он наконец-то снял с себя дамский наряд, обложился немецкими газетами, дорвавшись до новостей.