Роберт ван Гулик - Убийство по-китайски: Золото

Когда чарки были наполнены, судья Ди поднял тост за них троих, они же в свою очередь почтительно выпили за его здоровье и преуспеяние.

На следующее утро, когда судья сошел вниз, Хун Лян и оба новых помощника уже поджидали его на дворе. Ма Жун и Цзяо Дай явно успели побывать в одежной лавке: теперь на них были опрятные коричневые халаты с черными поясами; маленькие черные шапочки завершали общепринятый наряд судейских служащих.

— Небо облачно, господин, — молвил Хун. — Боюсь, дождь будет.

— Я приторочил к седлам соломенные шляпы, — сказал Ма Жун. — Уж как-нибудь до Пенлея они не размокнут.

Четверо сели на лошадей и выехали из города через восточные ворота. Какое-то время продвигались по дороге, запруженной пешеходами и повозками; затем народу стало заметно меньше. А дальше, когда они въехали в безлюдный гористый край, им навстречу попался всего лишь один верховой с двумя лошадьми в поводу. Глянув на них, Ма Жун заметил:

— Отличная конятина! Особенно вон та, со звездочкой.

— А вон тот короб парень зря приторочил к седлу, — добавил Цзяо Дай. — Это грозит неприятностями!

— Почему? — спросил Хун.

— Потому что в этих краях, — объяснил Цзяо Дай, — сборщики арендной платы перевозят собранные деньги в красных кожаных коробах. Разумные люди прячут их в седельные сумы.

— Этот малый, кажется, чересчур спешит, — небрежно бросил судья Ди.

К полудню они добрались до последнего на их пути горного перевала. Дождь лил как из ведра. Укрывшись под высоким деревом, одиноко росшим на плоском уступе рядом с дорогой, они с высоты обозревали плодородный зеленый полуостров — землю Пенлея.

Там же на уступе они наскоро пополдничали тем, что припасли в дорогу. Во время трапезы Ма Жун со смаком потчевал их рассказами о своих шашнях с деревенскими девицами. Судью Ди совершенно не интересовали подобные непристойные байки, но и ему пришлось признать, что сами по себе они довольно забавны и что Ма Жун наделен весьма язвительным остроумием. Однако, едва тот приступил к очередной истории, судья прервал его:

— Мне сказали, что в здешних местах водятся тигры. Я же полагал, что эти звери предпочитают края не столь сырые.

Цзяо Дай, дотоле молчавший, откликнулся:

— Трудно сказать. Как правило, тигры держатся выше, в горных лесах, но коль скоро отведали человечины, могут спуститься и на равнины. Можно устроить недурную охоту!

— А что здесь говорят о тиграх-оборотнях? — спросил судья.

Ма Жун испуганно оглянулся на темную чащу у них за спиной и коротко ответил:

— Ничего не слышал об этом!

— Не позволит ли господин взглянуть на его меч? — вдруг молвил Цзяо Дай. — Мне думается, это великолепный стародавний клинок.

Вручив ему меч, судья сказал:

— Имя ему — Грозовой Дракон.

— Тот самый, знаменитый Грозовой Дракон? — восторженно вскричал Цзяо. — Клинок, о котором всякий мечник в Империи упоминает с благоговением? Древнейшее и прекраснейшее оружие, выкованное триста лет назад Трехпалым, лучшим из оружейных мастеров, живших на земле!

— Так гласит предание, — подтвердил судья Ди. — Восемь раз Трехпалый пытался выковать его, восемь раз он терпел неудачу. Тогда он поклялся принести в жертву речному богу свою любимую молодую жену, коль скоро преуспеет в этом деле. На девятый раз он сотворил сей меч и немедля зарубил им свою жену на речном берегу. Тут же началась великая буря, и Трехпалый пал, сраженный ударом молнии. Его тело и тело его жены унесли ревущие волны. Этот меч уже двести лет принадлежит моей семье, переходя от отца к старшему сыну.

Цзяо Дай, прикрыв лицо шейным платком, чтобы не осквернить клинок своим дыханием, вытянул его из ножен. Почтительно держа меч на ладонях, он восхищался темно-зеленым блеском острия тоньше волоса, на котором не было ни единой щербинки. Его глаза озарились нездешним светом, и он произнес:

— Коль суждена мне смерть от меча, молю об одном — пусть моей кровью омоется именно это лезвие!

С глубоким поклоном он вернул меч судье Ди.

Дождь перешел в морось. Они вновь сели на лошадей и двинулись вниз по склону.

Там, на равнине, у обочины дороги их встретил каменный пест — пограничный знак уезда Пенлей. Туман висел над раскисшей землей, но судье этот пейзаж показался прекрасным. Теперь это была его земля.

Они погнали лошадей. Вечерело. Из тумана мало-помалу вырисовалась городская стена — Пенлей.

Когда всадники приблизились к западным воротам, Цзяо Дай обратил их внимание на городскую стену — слишком уж она показалась ему низкой, а привратная сторожка в два этажа — слишком уж хлипкой.

— Судя по карте, которую я видел, — пояснил судья Ди, — город защищен самой природой. Он расположен в трех милях от устья реки, там, где в нее впадет полноводный приток. В самом же устье стоит большой форт с сильным гарнизоном, который досматривает все приходящие и уходящие суда, и благодаря этому совсем недавно, во время войны с Кореей, вражеским военным джонкам не удалось войти в реку. К северу берега обрывистые, скалистые, на юге — сплошные болота. Вот почему Пенлей, имеющий единственную приличную гавань в округе, стал средоточьем нашей торговли с Кореей и Японией.

— В столице я слышал, — добавил Хун, — будто здесь осело немало корейцев. Их особенно много среди моряков, корабельных мастеров и буддийских монахов. Живут они в своем квартале, за протокой, восточней города, и там же неподалеку стоит знаменитый буддийский храм, очень древний.

— Вот где ты сможешь подцепить кореяночку! — бросил Цзяо Дай Ма Жуну.

— Ну, а ты в том храме задешево получишь искупление грехов!

Два вооруженных стражника распахнули ворота. Всадники проехали вдоль по запруженной людьми торговой улице и уперлись в высокую ограду управы. Двигаясь вдоль ограды, они добрались до главных, южных ворот, где на скамье под огромным бронзовым гонгом восседали несколько стражников.

Стражи, вскочив на ноги, бодро приветствовали судью. Однако Хун заметил, как они исподтишка обменялись многозначительными взглядами.

Пристав сопроводил прибывших в глубь двора, где четверо служителей деловито махали метлами под присмотром сухощавого старца с короткой серой бородкой.

Старец поспешил им навстречу и, заикаясь от волнения, представился старшим стряпчим Таном, временным управляющим.

— Ваш покорный слуга, — добавил он с дрожью в голосе, — чрезвычайно сожалеет, что о прибытии вашей чести не было сообщено заранее. Это не дало возможности подготовиться к встрече, праздничной трапезе и…

Судья Ди прервал его:

— Я полагал, что с пограничной заставы пошлют нарочного. Должно быть, произошла какая-то ошибка. Но коль скоро я уже здесь, будет лучше, если вы покажете мне управу.

Сначала Тан повел их в просторный зал суда. Пол, выложенный каменными плитами, был чисто выметен, а высокий судейский стол на помосте в глубине зала покрыт светло-красной парчой. Всю стену позади судейского места закрывал занавес из бледно-фиолетового шелка. На нем, как и положено, сиял вышитый толстой золотой нитью огромный единорог — символ проницательности.

Пройдя в дверь, скрытую за занавесом, они пересекли узкий коридор и оказались в кабинете судьи. Это помещение содержалось с не меньшим тщанием: на лакированном письменном столе ни пятнышка пыли, оштукатуренные стены свежевыбелены, широкая лежанка у дальней стены покрыта великолепной темно-зеленой парчой. Мельком оглядев помещение архива, примыкающее к кабинету, судья Ди вышел на второй двор, расположенный перед залом для приемов. Старик стряпчий все с той же дрожью в голосе уведомил, что залом для приемов не пользовались со времени отъезда следователя, а посему, весьма возможно, какой-нибудь стул или стол окажутся не на должном месте. Судья с любопытством смотрел на неуклюжую сутулую фигуру: этот человек, казалось, пребывал в чрезвычайном смятении.

— Вы соблюли все наилучшим образом, — утешил он его.

Тан низко поклонился и сказал, запинаясь:

— Ваш покорный слуга служит в управе уже четыре десятка лет, ваша честь, а начинал сызмала в должности мальчика на побегушках. Вот почему я полагаю, что все должно пребывать в надлежащем порядке. И в нашей управе всегда так было. Ужасно, что ныне, после стольких лет…

Голос его прервался. Он поспешно растворил дверь зала для приемов.

Все стали вокруг высокого, украшенного искусной резьбой стола в середине зала. Тан почтительно вручил судье большую квадратную печать управы. Тот сравнил ее рисунок с оттиском в учетной книге, после чего начертал свою подпись в расписке о получении. С этого момента он официально принял на себя власть над уездом Пенлей.