Радиация - Сергей Леопольдович Леонтьев

смены создания подолгу торчали в кабинете, пили чай с печеньем и пунцово краснели, когда наставник начинал поглаживать их по худым коленкам. Имел ли процесс наставничества продолжение за пределами «Скорой», Сергеев не знал и знать не хотел. Белорецкого он искренне уважал и прощал ему мелкие слабости – впрочем, и крупные тоже. Поскольку количество очкастых практиканток значительно превышало количество любимых анекдотов Виталия Исааковича, Андрей успел их давно выучить и не отвлекался от проверки накопившихся карт вызовов.

«Мойше, когда тебя нету дома, соседи про тебя такое говорят!..

– Ой, когда меня нету дома, так пусть они меня даже бьют!»

Полноправным хозяином половины кабинета номер шесть на втором этаже Сергеев стал недавно. После неожиданного увольнения заведующего неврологическим отделением, колоритного и вальяжного армянина Сурена Владимировича Мовсесяна, Андрея пригласила к себе главный врач и предложила занять вакантную должность. Предложение явилось для Сергеева абсолютной неожиданностью, и он попросил несколько дней на размышление.

Не то чтобы Андрей был лишен честолюбия, да и стать в двадцать семь лет шефом первых в стране «инсультных» бригад, созданных самим профессором Шефером, весьма престижно. Смущало другое. За кабинет шла нешуточная борьба между тридцатипятилетним Колей Широковым и официальным дублером Мовсесяна, врачом с солидным стажем, Галиной Ивановной Фатьковой. Сергеева по молодости лет никто в расчет не брал. У каждого из претендентов была группа сторонников, до мордобоя пока не дошло, но накал противостояния уже набрал нешуточный градус. Влезать в эту свару у Андрея никакого желания не было. Посоветовавшись с профкомовской начальницей Ириной Пархомовой, он предложение главного врача принял. Потому что, со слов все знающей Пархомовой, в случае отказа Сергеева на должность позовут доктора из двадцатой больницы. Сергеев этого доктора знал и иметь в качестве начальника категорически не хотел.

Коля Широков свое поражение залил, как обычно, сорокоградусным напитком и пришел к Андрею с поздравлениями. Фатькова, коварная женщина, отступать не собиралась. Всегда приветливо улыбающаяся и называющая Сергеева Андрюшенькой, написала грязную анонимку в партбюро. Анонимка касалась давно ушедших в прошлое отношений Сергеева с фельдшерицей Валей Зайковой. Правда искусно перемешивалась с ложью, и моральный облик Сергеева, если верить написанному, требовал немедленного обсуждения на открытом партсобрании. Партсобрание не состоялось, поскольку вся «Скорая» знала, что ребенок у Зайковой от доктора Тюленина, а Сергеев совершенно ни при чем. Но на партбюро Андрея вызвали. Для профилактики. После чего вышел официальный приказ о назначении Сергеева Андрея Леонидовича на руководящую должность.

Закончив проверку карт, Андрей достал толстый журнал, куда делал выписки из отобранных для диссертации историй болезни. Он давно уже должен был перенести эти записи на перфокарты⁶, но все время что-то отвлекало.

Методу статистической обработки материала для диссертации на перфокартах научил его Белорецкий. Метод был прост, но требовал времени, усидчивости и терпения, с чем у Андрея всегда были проблемы. Научный руководитель, профессор Скрябин, грозил пожаловаться в отдел аспирантуры на нарушение сроков работы. Поэтому сегодня Андрей пришел на «Скорую» пораньше с надеждой, что утреннюю оперативку отменят и можно будет выделить два-три часа на скучное, но необходимое дело.

В пятницу секретарша Лидочка шепнула, что у начальницы температура за тридцать восемь и в понедельник она вряд ли выйдет. Как бы не так. Что настоящему коммунисту температура тридцать восемь? Недавно назначенная главным врачом, Теплая Валерия Ивановна, бывшая секретарь парткома больницы, явилась на подстанцию, как обычно, в семь тридцать, в своих неизменных «красных революционных сапогах», служивших неиссякаемым источником вдохновения для шутников.

Оперативка затянулась на два часа. Сначала разбирали недостойное поведение доктора Баженова, позволившего себе принять от пациента взятку в виде бутылки коньяка. Затем на политинформации долго клеймили американских империалистов, не желающих ратифицировать договор по ограничению стратегических вооружений. Так получилось, что за рабочий стол Андрей вернулся только к десяти, а до журнала и перфокарт руки дошли лишь к обеду.

Взглянув на часы, Сергеев раскрыл журнал, рассудив, что лучше остаться голодным, чем объясняться с заведующей аспирантурой, теткой вредной и злой на язык. Благим намерениям не суждено было реализоваться. Дверь распахнулась, и в кабинет ввалился Неодинокий.

Вид у друга был возбужденный и довольный, из чего Андрей сделал вывод, что воскресная встреча с «приятелем» прошла на должном уровне.

– Старик, – с порога заорал Николай, – надо поговорить!

Очкастая стажерка подавилась пряником. Внезапное появление двухметрового громогласного гиганта напугает кого угодно. Виталий Исаакович постучал практикантку по тощей спине, с осуждением посматривая на Неодинокого. Сергеев поспешил вывести Колю в коридор.

– Чего ты орешь?! – Он отвел Николая в дальний конец, где никого не было. Они присели на подоконник. – Рассказывай, только не так громко.

Оказалось, что приятель Неодинокого из медсанчасти «Химприбора» поведал, что институт стоит на ушах. Пропал контейнер с радиоактивным материалом. Каким именно – приятель не знает. Сотрудников отдела, где хранился контейнер, целый день допрашивали в Конторе. Начальника отдела увезли на «Скорой» с гипертоническим кризом. Проблема гигантская: ведущий инженер умер от острой лучевой болезни.

– Ну как, интересно? – Николай смотрел на Андрея, ожидая одобрения.

– Молодец, – похвалил Андрей. – Очень интересно. И приятель твой молодец. Это не та кареглазая брюнетка, что была с тобой в кино?

– Нет, – отмахнулся Коля, – та из двадцатой больницы. Что будем делать дальше?

Андрей задумался. Собственно, ничего нового он не узнал. Инженер, как и предполагали, вынес из института изотопы, какие – по-прежнему неизвестно. Плана дальнейших действий у Сергеева, откровенно говоря, не было. Неодинокого он расхолаживать не стал, еще раз похвалил и предложил встретиться в общежитии вечером.

Николай ушел, Андрей вернулся к себе, сел за стол, тяжело вздохнул, пододвинул стопку перфокарт, но тут же убрал ее в ящик. Потому что прибежала Оксана с голодным блеском в глазах, сказала, что у нее перерыв между лекциями, очень хочется есть и спасти ее может только обед в партшколе. Андрей не стал упрямиться, утешив себя тем, что понедельник день тяжелый и не самый удачный для научной работы.

Столовая в партшколе по качеству и ассортименту блюд могла поспорить с лучшими городскими ресторанами. При этом цены там были ниже, чем в дешевых районных столовых. Работникам «Скорой помощи» пропуска в партшколу выдавали в ограниченном количестве, и ценились эти пропуска на уровне бесплатных путевок в санаторий. Андрей, пользуясь благорасположением председателя профкома, оформил целых два – себе и Оксане.

На двух подносах взятые на раздаче тарелки с блюдами не поместились, пришлось взять третий. Обедающих в зале было немного, молодые люди вольготно разместились за столиком у окна. Когда первый голод был утолен, Оксана поинтересовалась новостями «по делу». Андрей насыпал в стакан две