Эллис Питерс - Прокаженный из приюта Святого Жиля

— Отец, ты, наверное, помнишь, я показывал тебе синие цветы воробейника, которые я нашел в шляпе барона. Эти цветы растут как раз возле охотничьего домика, там я их и нашел, и все это лишь подтверждает показания той женщины. Она сама воткнула эти цветы в шляпу барона, когда прощалась с ним. От охотничьего домика до того места, где барона подстерегли и убили, около двух миль. Ваши люди, сэр Жильбер, свидетельствуют, что спугнули этого юношу в Форгейте и случилось это, когда до заутрени оставалось еще более получаса. Исходя из этого, совершенно ясно, что вовсе не этот юноша подстерег и убил Юона де Домвиля. Барон еще и полумили не отъехал от охотничьего домика, когда Йоселин Люси бежал от погони через Форгейт к Святому Жилю.

Ивета спустилась с крыльца на землю и, оказавшись рядом с Йоселином, протянула руку к его руке, и тот инстинктивно сжал ее со всей силы, не задумываясь в эту минуту, что может сделать девушке больно. Йоселин глубоко и взволнованно задышал, и Ивета почувствовала, что вместе с этим дыханием для них обоих открывается новая жизнь.

Леди Агнес отвернулась и вновь бросила тревожный взгляд в сторону ворот, но так и не увидела того, кого ждала. Ее лицо побелело от злости, но она не вымолвила ни единого слова. Ивета боялась, что та станет спорить и подвергнет сомнению слова брата Кадфаэля и его свидетельницы, а то, чего доброго, и показания людей шерифа. Ведь люди не всегда могут точно судить о времени, тем более, когда речь идет о разнице в каких-то полчаса. Однако леди Агнес как воды в рот набрала, закипая от ярости и беспокойства.

Аббат Радульфус обменялся многозначительными взглядами с шерифом и вновь повернулся к Йоселину:

— Ты обещал говорить правду. Я спрошу тебя о том, чего еще не спрашивал. Причастен ли ты каким-либо образом к убийству Юона де Домвиля?

— Нет, не причастен, — твердо ответил юноша.

— Остается еще одно обвинение, которое твой господин выдвигал сам. Обокрал ли ты его?

— Нет! — воскликнул Йоселин, не в силах сдержать возмущения.

Аббат вновь повернулся к шерифу и слабо улыбнулся:

— Итак, что касается обвинения в убийстве, то брат Кадфаэль предоставит вам возможность допросить ту женщину, и вы сами составите мнение, насколько можно доверять ее словам. Относительно же показаний ваших людей, милорд, я думаю, не может быть никаких сомнений. Судя по всему, этот юноша не повинен в убийстве.

— Если все подтвердится, то он не может быть убийцей, — согласился Прескот. — Я лично допрошу ту женщину. — Шериф повернулся к Кадфаэлю и спросил: — Она все еще в охотничьем домике?

— Нет, — ответил Кадфаэль, не без удовольствия ожидая реакции на свои слова. — Сейчас она находится в одной из келий у сестер бенедиктинок в Годрикс-форде, где она дала обет послушания и намерена впоследствии дать полный обет.

Тут уж и аббат Радульфус от удивления поднял бровь, не говоря уже о вполне объяснимом ропоте братьев монахов.

— И ты полагаешь, что это надежный свидетель? — мягко спросил аббат, не теряя на мгновение поколебленного самообладания, в то время как патрицианский нос приора Роберта все еще выглядел раздувшимся от изумления и стоявшие рядом братья удивленно роптали.

— Абсолютно надежный, отец. Шериф и сам в этом убедится. Кем бы она ни была, я убежден, что она не притворяется и не лжет.

Наверняка Авис выложит без утайки историю всей своей жизни, которой вовсе не стыдится, и наверняка произведет на шерифа должное впечатление. На этот счет брат Кадфаэль не беспокоился. Прескот человек опытный, он сразу поймет, с кем имеет дело.

— Милорд! — сказал Кадфаэль. — И ты, отец, если оставить пока в стороне допрос госпожи Авис и вопрос доверия к ее словам, то можем ли мы считать, что стоящий перед нами Йоселин Люси абсолютно не причастен к убийству Юона де Домвиля?

— Похоже на то, — сразу ответил Прескот. — Тогда это обвинение снимается.

— Тогда слушайте дальше и следите за моими словами. Вы не можете не признать также, что сегодня Йоселин Люси находился под неусыпным надзором брата Марка, как нам только что сообщил сам брат Марк, и не совершил никаких подозрительных или предосудительных действий.

Аббат не сводил глаз с брата Кадфаэля и внимательно слушал.

— Да, это следует признать, — согласился он. — Полагаю, брат, у тебя есть основания привлекать наше внимание именно к сегодняшнему дню. Что-то случилось?

— Да, отец. И я должен был бы сказать это сразу, если бы не застал это печальное зрелище. Я привлекаю ваше внимание ко дню сегодняшнему, ибо сегодня Йоселин Люси целый день был под присмотром и не был замечен ни в чем плохом. И именно сегодня в лесу, что за Святым Жилем, насилие свершилось вновь. Не больше часа назад, возвращаясь в обитель, я наткнулся на коня без седока, но не смог изловить его. Пойдя следом за конем, я вышел на полянку, где лежал мертвый человек. Полагаю, его задушили так же, как и барона. Я могу отвести вас туда.

В наступившей зловещей тишине брат Кадфаэль повернулся к леди Агнес, которая стояла с широко открытыми глазами и словно бы окаменев.

— Госпожа, сожалею, что принес вам дурные вести, но даже в потемках я узнал его, да и по коню…

На мгновение наступила абсолютная тишина, леди Агнес, побледнев, застыла, словно соляной столп. Затем столь же мгновенно она вернулась к жизни, испустив страшный вопль, полный гнева и горя. Яростно прошуршав юбками, она резко повернулась спиной к аббату, шерифу, племяннице и всем прочим. Ее вопль, словно порыв бури, врезался в толпу монахов, отступивших на шаг перед этим яростным напором. Нет, не на Йоселина Люси, ее гнев был обращен на другого человека.

— Ты… ты! Где ты, трус! Убийца! Выходи! Это ты, ты, Симон Агилон! Ты убил моего мужа!

Толпа расступилась перед ее гневным взором и указующим перстом.

— Посмотри мне в глаза, убийца проклятый! Слышишь меня?!

Можно было не сомневаться, что слышали ее даже в Форгейте и в суеверном страхе осеняли себя крестным знамением, полагая, что в эту минуту явился демон, дабы забрать душу какого-нибудь отпетого грешника. Что же касается Симона, то он застыл на месте, ошеломленный настолько, что был не в силах даже отступить перед этим натиском. Он открыл рот от изумления и потерял дар речи, глядя, как Агнес бушует перед ним, сверкая черными очами, мечущими в свете факелов красноватые молнии. Стоявший рядом с Симоном Гай беспомощно переводил изумленный взгляд с одного лица на другое и с опаской отступил на пару шагов от места этой неожиданно разгоревшейся смертельной схватки.

— Ты убил его! Этого не мог сделать никто другой. Ты ехал рядом с ним в цепочке, я знаю, слышала, как вас расставляли. Скажи, Фиц-Джон, пусть все услышат! Где было место этого, человека?

— Он ехал рядом с сэром Годфри, — произнес ошеломленный Гай. — Но все же…

— Вот именно, рядом… И на пути домой ему было нетрудно в густом лесу подстроить засаду. Ты вернулся одним из последних, Симон Агилон! И это ты сделал все, чтобы сэр Годфри никогда не вернулся!

Шериф с аббатом, удивленные и озадаченные не менее других, подошли поближе к месту этой неожиданной стычки, однако пока не делали попыток вмешаться. Проглотив комок в горле и обретя дар речи, Симон с трудом вымолвил:

— Она сошла с ума! Во имя всего святого, чем я заслужил такое обвинение? Я не виновен в его смерти, откуда мне знать… В последний раз я видел сэра Годфри три часа назад, живым и здоровым, он ехал через лес, как и все мы. Несчастная леди от горя совсем лишилась рассудка, она обвиняет наугад…

— Я обвиняю тебя! — крикнула леди Агнес. — Ибо ты убийца! Ты знаешь это не хуже меня. Ложь не спасет тебя!

— Почему меня обвиняют в убийстве человека, который был моим другом? — воззвал Симон к аббату и шерифу, протянув к ним руки, облаченные в перчатки. — Я не был с ним в ссоре. Зачем мне было убивать его? Вы же видите, она помешалась.

— Нет, ты поссорился с ним! — мстительно взвизгнула леди Агнес — И ты это знаешь. Спрашиваешь зачем? И ты смеешь спрашивать об этом меня? До потому, что он подозревал тебя, он был уверен, что это ты убил своего дядю и господина!

Обвинения становились все более чудовищными, однако на этот раз Симон на мгновение осекся и побледнел, но вскоре поборол немоту и подал голос в свою защиту:

— Как это возможно? Всем известно, что мой дядя отпустил меня домой, дал отдых всем слугам и уехал один. Я, как мне было велено, лег спать и проспал допоздна… Меня разбудили, когда обнаружили, что дядя так и не вернулся…

Леди Агнес протестующе махнула рукой:

— Ты пошел спать, это так, не сомневаюсь… Но затем встал, прокрался в ночной лес и устроил свою дьявольскую засаду. Тебе нетрудно было ускользнуть и затем вернуться незамеченным, когда ты сделал свое черное дело. Помимо главного входа, в доме много других входов и выходов, а кому как не тебе было позволено ходить где и когда угодно? У кого были под рукой все ключи? Кто больше тебя выигрывал от смерти старого барона? И ведь дело не только в его наследстве! О нет! Попробуй отрицать, если посмеешь, что как раз вечером того дня, когда привезли еще не остывшее тело мертвого Юона, ты пришел к моему мужу и договорился с ним, что женишься вместо барона на моей племяннице, наследуя при этом невесту, титул и все прочее. Попробуй отрицать! У меня есть свидетель, это было в присутствии моей служанки!