Мэтт Рубинштейн - После дождичка в четверг

Он запер дверь и вернулся в склеп. Маленькие кучки камней и сухих растений лежали на полу — уголь и халцедон, камнеломка и вербена, сложенные согласно указаниям манускрипта. Джек зажег свечи, встал на колени и принялся смешивать ингредиенты — сначала резал бритвой, потом растирал в ступке. Одни превращались в цветную пыль, а другие — в густую пасту. Ртуть потемнела и начала отливать зеленым. Джек работал терпеливо, ощущая прилив сил. У него не было ни лазурита, ни марены, ни малахита, но он надеялся, что остального хватит.

Химикаты немедленно вступили в бурную реакцию; испарения и запахи наполнили склеп. Банки стояли в ряд, совсем как бутылки, на которых играла Бет, и облачка пара смешивались и переплетались. Джеку показалось, что его голова наполнилась искрами, как будто внутри черепа пенилось шампанское. Он знал, что находится на пороге открытия. Скоро он узнает все об утраченном языке и воплотит в жизнь мечты об идеальном наречии, которому не нужен перевод; все, что он так надеялся найти в манускрипте — и что нашел. Универсальный переводчик, око истины, ключ к сердцу и подлинной сути вещей.

Склеп наполнился ритмичным гулом, дымки начали извиваться. Банки дрожали, пока Джек расставлял их по местам, огоньки свечей принялись танцевать, когда он закрепил их под колбами. Усиливающийся жар, меняющиеся цвета. Одни смеси посветлели, в других колбах остался твердый осадок. Джек потуже затянул веревки и добавил несколько подпорок.

При мысли о новых возможностях у него кружилась голова. Переведенный русский фильм, единообразная теория поля, набросанная на салфетке. Неразбериха отношений между Бет и ее родителями, романтические трагедии — если все это случится снова, он будет готов. Он наведет машину на самого себя и предложит остальным посмотреть; он поймет, и его поймут. В голове кружились сонмы мыслей, пока он наблюдал за оживающей машиной.

Эликсиры кипели, испуская розоватый или синий дымок. В склепе клубились пьянящие испарения. Джек включил проектор, и мерцающий свет запрыгал меж банок и зеркал. Колбы с жидкостью преломляли и окрашивали лучи, а призмы расщепляли и воссоединяли. Машина представляла собой клубок света посреди темноты. Джек провел по лучу рукой и почувствовал тепло.

И все-таки где-то он допустил ошибку: свет был тусклым и непостоянным, лучи дрожали. Возможно, конечно, такова зыбкая природа истины. Джек повозился с ингредиентами, поправил всю конструкцию, помешал эликсиры. Но как бы он ни поворачивал зеркала и призмы, как бы ни расставлял линзы, сколько бы свечей ни зажигал, искомого луча не было. Стеклянная тарелка оставалась темной и грязной. В машине чего-то недоставало.

Зазвонил телефон. Такие звонки повторялись не в первый раз, и на том конце провода неизменно стояла тишина. Джек подумал: может, это госпитальеры проверяют, не сбежал ли он; ждут, когда закончит работу. На помощь Бет рассчитывать не приходится независимо от того, вовлечена она в заговор или вообще ни при чем. Тишина в трубке выводила Джека из равновесия. Нужно было ответить.

— Алло?

Голос прозвучал резко, с четко выраженными паническими нотками. Джек уже не помнил, когда разговаривал в последний раз. Подумав, что его не расслышали, он спросил:

— Кто это?

На том конце провода явно кто-то был. Интересно, что они хотят услышать — бульканье эликсиров? Он почувствовал, как по шее катится пот.

— Послушайте, если вам нужен я — приходите, а если машина, то, ради всего святого, перестаньте звонить и дайте мне закончить!

Гнев — это так приятно. Можно выплеснуть ярость и разочарование. И пусть ничто не менялось, некое удовлетворение Джек все же ощущал.

— И тогда посмотрим. Тогда мы посмотрим, что будет! Пошли вы на…

Он саданул трубкой об стену и прислушался. На том конце послышался глубокий вздох — будто кто-то собирался запеть. Но ничего не произошло — снова воцарилась тишина.

А затем — щелчок зажигалки.

— Сэм?

Все та же выжидающая тишина, прерываемая едва слышными звуками. Все сходилось. Трубка словно накалилась.

— Зачем вы звоните?

— Извините. — Сэм повесил трубку. Секундная пауза — и снова тишина, на этот раз настоящая.

Джек бросил телефон на пол и принялся колотить компьютерной клавиатурой по столу, пока она не разлетелась. Этого показалось мало, и, притащив ящик вина, он разбил все бутылки о стену, осыпая себя дождем осколков. Разрушение как будто помогло. Раздался стук, и Джек замер, прислушиваясь к ударам собственного сердца.

Стук повторился, и Джек посмотрел на дверь. Наконец за ним пришли. Весь залитый вином, Джек опустил бутылку. На мгновение стало тихо, потом снова застучали — в странном ритме. Джек на цыпочках пересек церковь, стараясь не скрипеть половицами; вспомнился ураган и свалившийся с крыши камень, с которого все началось. А может, все началось раньше, тысячу лет назад? И подробно описано в манускрипте?

— Джек?

Торн? Они говорят голосом Торна. Джек крепко прижал манускрипт к груди и приблизился к двери. Рукопись была открыта на последних страницах, которые он не мог прочесть, зато хорошо рассмотрел рисунки: тени в плащах с капюшонами, с надписями на лбу; церковный двор с покривившимся пустым надгробием; толстые горизонтальные линии — тьма или туман, в котором кто-то прятался от врагов.

— Ты там?

В щели рассохшейся входной двери пробивался дневной свет. На крыльце кто-то стоял. Джек посмотрел в щель — похоже, это действительно Торн — и осторожно отворил.

— Ты чего прячешься? Что стряслось?

Джек уставился на него:

— А с тобой?

Торн на себя не походил. Его обычно спокойное лицо было обезображено глубокой скорбной складкой на лбу, а серебро волос и кожи как будто потускнело.

— Бет вернулась?

— Пока нет.

Джек не мог сказать, что она вряд ли вернется и что он не знает, как поступить, если она вернется. Торн казался обеспокоенным, но вряд ли из-за Бет.

— Я не знаю, где ее искать.

— А в чем дело?

Торн вошел в церковь и осмотрел неф — разбросанная одежда, разбитая мебель, осколки зеленого стекла, окна плотно занавешены. Бросив тревожный взгляд на Джека, он с горечью произнес:

— Питер меня бросил. Ушел…

— Ушел? Куда ушел?

Торн поморщился:

— Не куда, а к кому… К Сэнди. Они ведь столько времени проводили вместе… танцевали… ну и так далее. С того дня как на Сэнди напали, он все время сидел у нее — на всякий случай, если тот тип вернется.

— Какой тип?

— Парень, с которым она встречалась. Который ее избил.

Джек уставился в пустоту. Новый заговор? Или Сэнди все-таки сказала правду и ситуация куда сложнее, чем он думал? А может, наоборот, проще?

Будто издалека донесся голос Торна:

— Он сказал… сказал, что любит ее.

Значит, Питер и Сэнди основали новый союз, исполненный горя и слез и понятный Джеку лишь отчасти. Наверное, в этом был некий смысл: Сэнди нуждалась в человеке, который любил бы ее и Дэва, а Питер всегда находился под рукой. Но вряд ли они принесут друг другу утешение.

— Он сказал, это не будет иметь значения, потому что она женщина. Но что… что теперь делать мне?

Джек сообразил, что при всей своей сдержанности Торн, видимо, был наиболее преданным и страстным из этой парочки и под его броней таилось нечто невыразимое. Его раны будут болеть вечно.

— Я могу тебе помочь, — сказал Джек. — Я знаю, как тебе помочь. Но мне кое-что нужно.

— Что?

— Марена. И малахит.

— А что это такое?

— А лазурит у тебя есть?

— Чего-чего?

— Я попытаюсь тебе помочь, но мне нужен лазурит.

Торн нахмурился:

— Так сказано в манускрипте?

У Джека замерло сердце.

— А откуда ты знаешь?

— Что?

— Так у тебя есть лазурит или нет?

— Джек, ты ненормальный.

— Я хочу тебе помочь.

— Что с тобой такое?

Джек не знал. Он понял, что держит Торна за ворот, и разжал кулаки.

— Извини.

Торн развернулся и ушел.

Манускрипт стал причиной скорбей: безумец зарублен, Кирк растерян, Констан изгнан, Сэнди ранена, Эш обгорел, у Торна разбито сердце, Джека преследовали тени, все его покинули. И не важно, каким из этих бед виной тайная секта, не важно даже, существует ли она вообще. Так или иначе, в случившемся повинен манускрипт.

Лазурит, малахит и марена. Джек читал и перечитывал страницы, чтобы удостовериться в необходимости всех этих ингредиентов. Камни и растения в рукописи были раскрашены в присущие им цвета: прозрачный ультрамарин, яркая зелень, лилово-красная смесь. Нет, нужны именно они — иначе ничего не получится.

Джек смотрел на цветные рисунки, мерцавшие в неверном свете свечей. Они казались абсолютно правдоподобными, и он внезапно понял почему: их выполнили природными красками, когда еще не были изобретены синтетические материалы. Такими же оформлены Келлская книга, иллюстрированная Библия, другие старинные фолианты… Пигмент, нанесенный на пергамент, не просто имитировал ингредиент — он им и являлся: лилово-красный цвет давала марена, ярко-зеленый — малахит, синий — лазурит. И последний минерал — единственный, который он не смог идентифицировать… не важно, потому что он тоже был здесь, на странице.