Ирина Глебова - Пока не пробил час

– Скажите, Юлиан, вы часто видитесь с Макаровым?

– Почти ежедневно, у Кондратьевых. Ведь мы почти родственники!

– Это хорошо. – Викентий Павлович словно не заметил горькой иронии собеседника. – Вот вы, как я понял, ввернули в разговор намек на бурятский узел…

– Какой там намек! – Юлик засмеялся. – Я ему почти дословно пересказал то, что он говорил жене в ту ночь!

– Тем более! Сможете вы столь же открыто дать ему понять, что его ножовка спрятана в известном вам месте? И что вы готовы вернуть ее Макарову?

– Без сомнения, смогу! Именно вернуть?

– Не удивляйтесь: я хочу этого человека задержать, что называется, с поличным. Уверен, он обязательно захочет получить свой инструмент обратно. Зачем ему такая улика в чужих руках?

– Я должен буду пойти с ним?

– Да, причем, думаю, Макаров сам вам это предложит. Но, Юлиан! – Петрусенко покачал головой. – Не относитесь ко всему так легкомысленно! Макаров опасен, учтите это. Я, конечно, буду рядом, но все же…

– А мне кажется, господин Петрусенко, вы слишком драматизируете! У этого льва уже притупились клыки. Но чтобы вы не беспокоились, я буду осторожен. Когда мне завести с ним этот разговор?

Викентий Павлович быстро просчитал что-то в уме.

– Сегодня еще рано, – сказал он. – Завтра вы встретитесь?

– Почти уверен!

– В таком случае сделайте это завтра. Как только договоритесь с ним идти за ножовкой, сразу же дайте мне знать… Самому приходить ко мне, даже сюда в гостиницу, вам не следует – Макаров вполне может за вами присматривать. Надо что-то придумать…

Юлик вскинул руку, радостно щелкнул пальцами:

– Придумал! Есть здесь один славный старик, дед Богдан Лялюк, сапожник. Мы с Наденькой уже два раза навещали его, так что, если снова заглянем к нему, никаких подозрений не вызовем.

– Очень хорошо! И где живет этот дед Богдан?

– На улице Южной. Там его и бабушку Прасковью все знают… Как только я договорюсь с Макаровым – поедем с Надей навестить стариков, и я оставлю там записку для вас. А что дальше?

– Дальше уже моя забота, – сказал Петрусенко несколько жестче, чем следовало. – И вообще, Юлиан, остыньте! Да, изобличение преступника дело и правда захватывающее, интересное. Но и опасное – повторяю еще раз! Будьте сдержаннее, спокойнее. И давайте договоримся сразу: там, на месте, в этой прицерковной постройке, вы сразу же исчезнете с глаз, как только начнут разворачиваться события. В темноте это будет нетрудно сделать.

– Так это случится ночью? – Юлик удивился, потом, увидев улыбку Петрусенко, хлопнул себя по лбу. – Ну да, конечно же! Я бы тоже не пошел рыскать там на глазах у людей.

Они расстались почти друзьями, крепко пожав друг другу руки. Викентий Павлович еще посидел немного, задумчиво постукивая ногтем уже по пустой чашечке. Он думал о том, что осторожным следует быть не только Юлиану, но и ему самому. Макаров не знает, что уже изобличен, но он очень умный человек. К тому же – полицейский, а значит, имеет особое чутье. Если что-то заподозрит – может принять свои меры. Например, устроить слежку за Петрусенко… Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы он как-то связал свой разговор с Юлианом, их поездку с девушкой к деду Богдану и визит туда же самого Петрусенко! Это словно прямо ему сказать: «Тебя загоняют в ловушку!» Ну уж нет! Викентий Павлович улыбнулся самому себе. Если он захочет навестить кого-то совершенно незаметно – этому никто не помешает! От любой слежки – если она будет – уйдет легко, не в первый раз!..

Официант принес десерт, и Катюша, которая уже давно разгуливала по ресторану, тут же прибежала на свое место. Люся и без того казалась озабоченной, и Викентий порадовался, что он не все рассказал ей. О том, например, что приставил следить за Кокуль-Яснобранским филера по кличке Котик. Даже если Макаров узнает об этой слежке, не встревожится. Для него не секрет, что приезжий следователь все еще подозревает Юлиана. А он, Петрусенко, таким образом узнает, что Юлиан побывал на улице Южной… И, конечно же, совершенно не обязательно Люсе знать заранее о ночной ловушке для Макарова – пусть не переживает раньше времени. Хотя этого самого времени осталось – почти ничего. Очень возможно, что все произойдет сегодня, вернее – в ночь с сегодня на завтра… И, продолжая разговор, он сказал жене:

– Я ведь, Люсенька, не просто так верю Кокуль-Яснобранскому – не из симпатии к нему. Его свидетельство, конечно, самое весомое, но для меня он лишь подтвердил то, о чем я знал и без него. Есть и другие факты. И потом, я надеюсь завтра получить из Харькова результаты экспертизы волос. Я просил провести исследования срочно. И вот тогда все точки над «i» будут расставлены окончательно! Я, конечно, подожду этого, хотя, как ты правильно заметила, уже сейчас совершенно уверен – я не ошибаюсь!

Бывает так: долго, медленно собирается гроза – постепенно темнеет, порывы ветра становятся все сильнее, резче, гром грохочет все ближе. Но вот, когда кажется – больше уже совершенно невозможно вынести этого ожидания, – вдруг полоснет по небу ослепительная вспышка, и хлынут на землю потоки воды… Нечто подобное происходило и с тем делом, которое вел Петрусенко. Факты нагнетались, концентрировались, но со стороны казалось, что события идут неторопливо. Но вот Викентий Павлович почувствовал: все, дальше может быть только молния – гроза! И точно: утром за завтраком он обо всем рассказал жене, а вечером в управе появился филер Котик. Он с утра был приставлен следить за Кокуль-Яснобранским и теперь докладывал Викентию Павловичу, как Юлиан провел день. Упомянул, что к обеду в дом Кондратьевых пришел исправник, господин Макаров, а вскоре после обеда молодой человек со своей барышней сели в коляску и поехали в одну городскую слободку, на улицу Южную. Посидели часок у тамошнего сапожника и вернулись…

Вскоре после доклада Викентий Павлович свернул все дела, попрощался с дежурным по управлению.

– На сегодня мой рабочий день окончен, – сказал мимоходом. – Что поделаешь: приехали жена с дочкой, теперь уж не задержишься допоздна!

Он поехал в гостиницу, поднялся к себе в номер. А полчаса спустя через служебный ход ресторанной кухни вышел коренастый мужчина в куртке и большой мягкой кепке, по виду – мастеровой, и зашагал вперевалку, не торопясь, по улице… Дважды Викентий Павлович менял извозчиков, останавливаясь в разных концах города, и только на третьем по счету приехал к улице Южной. Уже густились легкие сумерки, но он был совершенно уверен, что слежки за ним нет…

– Меня зовут Викентий Павлович, – представился он старику, открывшему дверь.

– Заходьте, барин, прошу! Юлиан казав, що вы прийдете.

Худенький, сутуловатый старик говорил весело, приветливо и двигался быстро, хотя и пришаркивал ногами. Он ввел Петрусенко в чистую комнату, заставил сесть. Это была, как понял Викентий Павлович, и жилая комната, и мастерская одновременно, потому что в одной части стоял верстак, лежали кожи разных сортов. Подобное он уже видел в доме Синцова.

– Юлиан что-то оставил для меня? – сразу спросил Викентий Павлович.

– А як же! – воскликнул дед Богдан радостно. – Цыдулку залышив, так и казав: «Для пана Викентия Павловича»!

Дед пошарил в углу, за иконой, и протянул следователю листок.

– Извините, – сказал Петрусенко. – Я сразу и прочту.

«Милостивый государь Викентий Павлович, – писал Юлиан. – Очень надеюсь, что моя записка попадет Вам в руки еще сегодня. Потому что времени мало. Мы с А. В. встретимся сегодня в час после полуночи (вернее, это будет уже завтра) и отправимся вместе в известное Вам место на поиски известной Вам вещи. Верю, что мои усилия не пропадут даром и Вы тоже окажетесь там». Дальше следовал витиеватый росчерк.

Дед, внимательно следивший за гостем, увидел, что записка прочтена, и сразу же предложил «попотчевать пана». Но Викентий Павлович, стараясь не обидеть старика, отказался.

– Очень мало времени у меня. Вот, – слегка потряс запиской, – Юлиан просит меня о важном деле, нужно торопиться…

Однако еще минут десять он посидел, послушал рассуждения деда Богдана про то, «який гарный хлопець отой Юлиан!». Оказалось, Юлиан с Надей после свадьбы намерены переселить деда и бабку в свое имение. Там они смогут делать, что сами захотят: помогать по саду или дворовому хозяйству, в доме, или сторожить, но так, чтобы не надрываться, а в свое удовольствие. Юлиан сказал: «Хватит вам, дед Богдан, орудовать ножом и шилом! Вон уже пальцы какие скрюченные, силы в них нет! Будете с бабушкой жить на покое…»

Викентий Павлович порадовался за стариков: он верил, что молодой Кокуль-Яснобранский свое обещание выполнит. Он ведь знал из следственных материалов, что этот старик единственный на суде горячо отстаивал невиновность Юлиана – без всяких, правда, к тому доказательств. Конечно, он его не выручил, да и не мог этого сделать. Но добрые, бескорыстные порывы не должны пропадать втуне. Прекрасно, когда именно так и случается…