Антон Чиж - Смерть носит пурпур

Инспектор, к некоторому своему удивлению, узнал, что визитом его почтил член авторского коллектива Всеобщей энциклопедии, издаваемой Брокгаузом и Ефроном. Господин Ванзаров Родион Георгиевич готовит к новому изданию энциклопедии статьи по вопросам, касаемым Министерства народного просвещения, как, впрочем, и Министерства внутренних дел. А какая энциклопедия без статьи о Николаевской царскосельской мужской гимназии? С этим господин Фомилиант был полностью согласен и готов был оказать всяческую помощь столь благому делу. Он предложил господину журналисту устраиваться поудобнее и предоставил себя в его полное распоряжение.

В первую очередь господин Ванзаров пожелал ознакомиться с фотографиями выпускных классов, скажем, за последние двадцать лет. Исполнить подобную просьбу господину инспектору было проще, чем дать подзатыльник гимназисту. Из шкафа были извлечены альбомы и разложены перед журналистом. Чем и был обретен хоть какой-то смысл хранить эту пыльную макулатуру.

Господин Ванзаров листал альбомы и задавал очень толковые вопросы о традициях гимназического братства, которое поддерживается на протяжении всей жизни. Господин Фомилиант не без гордости заметил, что птенцы гимназического гнезда всегда сохраняют дух товарищества и, что надо особо отметить, помогают друг другу на жизненном пути. Во многом это закладывается учителями, часть из которых сами были гимназистами. Так что из поколения в поколение передается святая мужская дружба. Сев на любимого конька, инспектор не мог остановиться. В самых цветистых выражениях он описывал, как мальчики дают клятву верности гимназии и дружбе и, что самое удивительное, к этому их никто не принуждает. Порой на общем построении гимназии то один, то другой ученик вдруг выходит из шеренги и перед всеми клянется в горячей любви и школе, и друзьям, и учителям. Даже розги применять не требуется. Ну и тому подобное…

Подобные чудесные истории не мешали господину журналисту уходить все дальше в прошлое. Наконец он добрался до середины семидесятых годов, когда только появились групповые снимки гимназистов. Одна фотография его особенно заинтересовала. Среди прочих гимназистов двое в верхнем ряду стояли плечом к плечу. Они были юны и наивны. А лица их были молоды и чисты. Перевернув несколько страниц альбома, Ванзаров нашел отдельный снимок этой парочки. Под фотографией чья-то рука написала: «Вместе до конца». Страницу он повернул к инспектору.

– Не припомните, кто эти славные ученики?

Господин Фомилиант наморщил лоб, но за столько лет все лица смешались в кашу. Наверняка эти двое ничего особого в жизни не добились и растворились бесследно, как и тысячи других – честных, но безвестных.

– Быть может, какой-нибудь забавный случай, связанный с ними?

Но и такого не удалось припомнить. Неужели этакие пустяки могут пригодиться для такой важной статьи? Нельзя же писать о кличках.

– Раскройте секрет, как у вас в гимназии дают клички?

Подобных вопросов от журналиста господин Фомилиант предпочел бы избежать. Но для такого исключительного дела сделал поблажку.

– Дети как всегда примечают яркий отличительный признак и цепляются к нему, – ответил он.

– И ведь цепляется так, что и не оторвешь, – согласился Ванзаров. – Ужасно любопытно узнать, какие же у них были клички. Ничего особенного в лицах не заметно: ни дефекта, ни яркой внешности.

– Что-нибудь про цвет волос, даже не знаю…

Господин Фомилиант как раз хотел развить тему о священных традициях гимназии, когда в кабинет его произошло вторжение. Учитель Таккеля выглядел так, будто вырвался из уличной драки. Сюртук распахнут, галстук сбит на сторону, а на лице заметны следы бессонной ночи и тяжкого похмелья. Запах развеивал последние сомнения.

– Хочу заявить… – не успел произнести он, как заметил среди груды альбомов неприятную личность. – Вы… опять… Зачем?

Инспектор пребывал в растерянности. Мало того, что нарушитель дисциплины ворвался ураганом, так еще и знаком с господином энциклопедистом. И как его теперь наказывать?

– Что он здесь делает?! – закричал Таккеля, обращаясь к Фомилианту. – Зачем ему позволили…

– Что вы себе позволяете, господин учитель?!

Возмущение инспектора можно было понять: явиться в подобном виде и устроить скандал! Уронить честь гимназии в присутствии постороннего! Что теперь напишут в энциклопедии? Одним строжайшим взглядом он постарался присмирить буяна. Это не помогло.

– Да вы знаете, кого пустили к себе?! – не унимался Таккеля. – Знаете, кто этот страшный человек?

– Позвольте… – только и смог выговорить Фомилиант.

От бессилия Таккеля сжал кулаки:

– Ванзаров, имейте мужество снять маску!

Господин инспектор теперь уже ничего не понимал.

– Что это значит? – растерянно спросил он.

Ванзаров захлопнул альбом.

– Одолжите мне эти фотографии на пару дней…

– Кто вы такой?! – вскричал инспектор, испугавшись чего-то, чего сам не мог уяснить.

– Чиновник особых поручений сыскной полиции, – ответили ему. – Написать статью для энциклопедии – моя давняя мечта. Быть может, когда-нибудь она осуществится. Пока же приходится выяснять обстоятельства тяжких преступлений, к которым господин Таккеля, возможно, имеет отношение…

Учитель французского хотел было броситься на обидчика, но сил хватило лишь на то, чтобы отчаянно плюнуть в него. Плевок угодил точно на рукав инспектора.

– Вы не понимаете, во что влезли! – Таккеля рисковал надорвать связки.

– Теперь отлично понимаю, – ответил Ванзаров, держась за альбом. – Господин Фомилиант, так вы позволите?

Вранья инспектор не прощал. Никогда и никому. Он строго указал господину из полиции, которую презирал искренно и безнадежно, на дверь. А к священному альбому не сметь и прикасаться…

От пристава требовалось только одно: мужество. Как назло, именно этого качества ему не хватало всю жизнь. Вольготная полицейская жизнь, заботливая жена и мягкость характера сделали свое черное дело. Врангель умел красиво держать спину на построении, выглядеть молодцом и бравым воякой. Больше от него и не требовалось. Комендант города был им доволен и всегда ставил в пример. Генерал-лейтенант Штрандман не догадывался, что под грозным блеском начальника полиции скрывается робкий и застенчивый обыватель. Случись что серьезное, и пристав растает, как снеговик.

Слабость эту Врангель, конечно, знал за собой, но искренно наделся, что в таком благословенном местечке он мирно прослужит до пенсии. Да и всегда под рукой подчиненные, которым можно приказать, и пусть они стараются. Сегодня за подчиненными не спрячешься. Ему предстояло нечто вроде поединка один на один. Он готовился и собирал силы. Но чем больше он уговаривал себя и храбрился, тем страшнее становилось. Пристав даже подумал: а не сбежать ли в столицу? Могут же у него появиться срочные дела в Департаменте полиции. Мысль эта нравилась ему все больше, но при этом он так же отчетливо понимал, что никогда не решится на столь дерзкий поступок, чтобы прикрыть свою трусость. Больше предстоящего события пристав боялся того, что могло случиться, если он провалит дело. И эти страхи были не беспочвенны.

Он надеялся, что решительная минута отодвинется еще немного, ну, хоть на часок или до ужина, а еще лучше – до завтра. Ведь все может случиться. Поглядывая на маятник, пристав считал, сколько осталось до того часа, когда он может скрыться у себя наверху на законных основаниях. Времени оставалось столько, что надеяться можно было только на чудо. Как известно, чудо имеет коварное свойство случаться, когда его не ждешь. В этот раз чудо показало приставу нос.

Как всегда торопливо вошел Ванзаров. Спросил у дежурного чиновника Пауля, где господин Лебедев и нет ли новых вестей о происшествиях. На всякий случай Пауль вытянулся по стойке «смирно» и доложил, что в городе все спокойно, слава богу… Ванзаров выразил удовлетворение и приветливо помахал Скабичевскому, который писал за столом.

Пристав сказал себе: «Смотри, Анатолий Андреевич, как власть уходит из твоих рук, а пришлый варяг уже командует твоими людьми». Щелчок по самолюбию оказался кстати. Пристав рассердился не на шутку, дал отмашку городовым, ожидавшим под окном во дворе, и решительно направился исполнять долг. Ступал он особенно твердо и громко потому, что в коленях ощущал некоторую слабость.

Ванзаров стоял к нему спиной, ведя со Скабичевским тихую беседу, и не пожелал даже повернуться, так увлекся. Врангель кашлянул так, что любой бы вздрогнул. Однако и тогда наглый юнец не изволил обратить на него внимания. Это уже совсем никуда не годится!

– Милостивый государь! – Пристав был отчаянно грозен.

– Это вы мне? – спросил Ванзаров, оборачиваясь. – Что вам еще…

Вот теперь пристава разозлили окончательно. Он припомнил все, чего хлебнул за последние дни по милости этого субъекта.