Николай Норд - Яичко Гитлера

— Что же было в итоге? В итоге Кира снова попала в психушку, а я младенца похоронил и сам в больницу с инфарктом слег. Там три недели провалялся, вернулся и занялся могилкой новорожденного, памятничек ему поставил с крестиком и ангелочками, там, все чин по чину. А Киру месяц промурыжили, вроде успокоилась, домой вернулась. Про младенца не спрашивала и на могилку к нему не просила свозить, будто его и не было. И, вообще, поначалу все больше молчала, бывало, слова за весь день не вымолвит, но по хозяйству все делала, даже в магазины за продуктами ходила, а вот картины, где Сашка ее играл, смотреть перестала. И, вообще, у нее интерес не только к нему, но и ко всему в жизни пропал. Кира даже в постели не отвечала мне, просто позволяла пользоваться телом как чужим и спала со мной, как какой-нибудь ребенок спит в обнимку с одноглазым мишкой, только чтоб побыстрее заснуть. Так отныне наша новая жизнь потекла.

Но однажды Кира вдруг спросила меня, где, мол, Сашенька, сыночек наш? Меня от ее вопроса холодный пот прошиб, подумал, ну, наверное, окончательно рассудка лишилась. Не знал, что ответить. Крутил-вертел и так и этак, но в конце таки признался, что похоронил мальчика. Тут Кира на меня, словно взбесившаяся тигрица набросилась — мол, как похоронил, живого-то человечка? Неси его, мол, назад домой немедленно, он, де, в могилке живой еще. Да нет, объясняю, уже два месяца прошло. Ну, тогда, говорит, вези меня на кладбище, я хочу сама убедиться. Что было делать? — повез, иначе бы она меня загрызла на месте.

На кладбище она не плакала, а просто к могильному холмику ринулась и ну голыми руками в ярости землю рыть — бормочет, мол, еще живой мальчик там, сердцем материнским чует. Еле я ее от земли оторвал да унял, еще немного и нас бы замели в ментовку или в дурку — там же люди ходили, смотрели на это все. А дома она меня донимать стала — мол, вырой мне гробик из могилы, принеси, Сашенька живой там лежит, иначе руки на себя наложу. Что было делать — в дурку ее отправлять опять? Пошел я к одному известному профессору-психотерапевту за консультацией, забашлил его хорошо, все, не скрывая, рассказал, тот дело ее поднял, на дом к нам сам приехал, осмотрел Киру, поговорил с ней спокойно и потом мне сказал, что ей надо снова родить, тогда психика восстановится. Я спрашиваю, мол, а сейчас что делать? Но он только руки развел.

Пошел я тогда к Федотову за советом — он по-прежнему мне во всем помогал — и деньгами, и лекарства редкие психотропные для Киры доставал. Тот меня успокоил, мол, временно решим вопрос, но рожать Кире, конечно, надо — доктор правильно советовал. Уговори, говорит, ее подождать недельки две-три, а потом ко мне приходи. Но что-почем — не сказал. Ну, я так и сделал.

А теперь, Колян, давай еще дерябнем — сейчас я тебе еще одну жуть расскажу, и ты поймешь, что мне пережить довелось — все твои проблемы-горести ерундой покажутся!

Васильев налил Николаю и себе виски, но когда собеседник выпил, вдруг передумал и отпил только несколько глотков вина.

— Знаешь, нельзя мне сейчас сильно пьянеть, вот закончится все — тогда и выпьем. Как говорится, делу время — потехе час. Правда, Колян? — сказал Володя, упершись в бывшего друга испытующим взглядом. — А ты-то, видать, думал, вот, я сейчас нажрусь, и ты меня завалишь? Ведь так? — хрипло рассмеялся он.

Николай едва сдержался и опустил глаза, чтобы не выдать себя. Теперь он напряженно думал, что бы можно было чего-то иного сделать, чтобы избавиться от унизительного плена не вызывая подозрений Васильева, и, практически, больше не слушал его дальнейшего повествования, которое, между тем, тот продолжил:

— Ладно, Колян, ты особо не заморачивайся, я же говорил — для тебя все кончится хорошо, и Ксения жива останется. Ты, вот, дальше слушай. Короче, пришел я к Харитону Иринеевичу через пару недель, смотрю, у него гробик маленький, чуть больше школьного пенала, на столе стоит — красивый такой, полированный, с откидной крышечкой. Зачем это, спрашиваю? А ты открой, говорит. Открыл, а там ребенок новорожденный лежит, глазками хлопает, лепечет что-то. А Федотов смеется. Ну, как, говорит, хороший Сашенька? Я чуть сам не рехнулся от этого зрелища. Потом только сообразил — это был тот самый пупс, Коля, которого тебе Кира показывала. Он с тех пор у нас. Федотов его из заграницы выписал за немалые деньги — по индивидуальному заказу делали, на батарейках работает.

А Федотов и говорит, мол, ты гробик-то припачкай землей, будто из могилы только что достал, отдай Кире, порадуй ее. Как же я ее порадую, говорю, она же все поймет. Не бери в голову, говорит, ни черта не поймет, она сейчас в другой реальности живет, вот только, когда в себя настоящую приходить будет, тогда поймет, но ты ей уколы делай, я тебе тут на первое время приготовил, а дальше сам покупать будешь. Ей настоящей себе самой никак быть нельзя, пока не родит.

И все так и случилось, как Федотов сказал — Кира стала нянчиться с куклой, успокоилась, лишь изредка из ступора выходила и тогда все понимала, плакала. О дальнейшей учебе ее, а тем более о работе, речи, конечно, больше не было. Оформили ей инвалидность, стала дома сидеть. Я огородил Киру от всяких там знакомств и посторонних людей, никого к нам не приглашал. Теперь наша жизнь в затворничестве пошла, но зато спокойно, без ненужных тревог. Но, как говорят, беда не приходит одна. Родить собственного ребенка у нас так и не получилось. Я затревожился об этом, когда год после всей этой круговерти прошел. Снова к врачам обратились, те сказали, мол, после выкидыша у нее что-то там нарушилось безвозвратно.

Ну вот, взял я их диагноз и отправился опять на поклон к Федотову, уже убедился, что он многое мог. Тот посмотрел врачебные бумажки, покачал головой и сказал, что не в человеческих силах вернуть ей способность к деторождению. Я совсем духом упал — не за себя, мне Кира и так милой была, но я хотел, прежде всего, счастья ей, для нее одной только жил, для нее одной дышал. А Харитон Иренеевич и говорит этак вкрадчиво мне, мол, есть на Земле иная цивилизация, далеко от нас, в недрах океана расположена, и придет время и она даст о себе знать, вот они такую проблему решат запросто.

Я не верил в подобные россказни про другие миры, НЛО, параллельную реальность и прочую белиберду, думал, не спятил ли старик? Но вижу, тот серьезно настроен был. Уж не Атлантида ли? — спрашиваю. Ну, вроде того, отвечает, и люди оттуда совсем еще недавно жили среди нас. Неужели у них врачи такие ушлые? — спрашиваю. Мол, и врачи ушлые, и технологии высокие, отвечает, женщина шарик проглотит, а через сутки уже и к деторождению способна. Что за шарик? — спрашиваю. Да в нем такой биомеханизм мыслящий скрыт, говорит, такой робот-микрохирург, шарик, когда внутрь тела попадает, оболочка рассасывается, робот выходит наружу, свободно просачивается сквозь разные органы, исследует проблему, делает нужные операции внутри организма, а потом сам собой в теле рассасывается. Прямо сказка, говорю. Не сказка, отвечает, Федотов, а технологии будущего. Впрочем, он сказал, Киру можно напрямую отправить в портал, ее там излечат, но назад она уже не вернется, по крайней мере, не раньше, чем лет через тридцать, до следующего его открытия, так что, мол, выбирай.

Но как я ее мог бы от себя отпустить? Но вместо этого, я спросил Федотова, откуда он, мол, все это знает? Знает, ответил, мол, не лыком шит, причастен неким образом. Тогда я ему говорю, де, нельзя ли как-то от этой цивилизации Кире помощь получить? Федотов сказал, мол, можно, но не скоро, лет этак через десять-двенадцать, в этом деле существует определенная цикличность, когда пространственно-временной портал откроется, а так у него с ними поддерживается некая телепатическая связь, но кратковременная и тоже цикличная и не частая. Я, конечно, сник от такой долгой перспективы, но он меня похлопал по плечу — ничего, говорит, вы еще молодые будете, будет вам счастье. Только помни, говорит, что и нам для них надо кое-что сделать, это как раз та услуга, которую ты мне обещал оказать в будущем, сделаешь? Я поклялся.

Васильев загасил сигарету и посмотрел на часы.

— Время, Коля подходит, — озабоченно сказал он, кажется, более трезвым голосом, нежели раньше. — Пора мне заканчивать мой рассказ, иначе, не узнав всего, ты не оправдаешь меня в своей душе.

У Николая на виске запульсировала жила, кажется, он придумал способ изменить ситуацию, но решил еще раз все продумать и соизмерить.

— Так вот, я тогда уже оканчивал институт, и меня распредели по месту жительства — в Новосибирск. Однако я был озабочен, где там буду жить? Дома меня ждала однокомнатная квартира с матерью и братом, на заводе, куда меня направили работать, мне бы дали жилье, но не скоро, да и то, в лучшем случае, комнату в коммуналке, где Киру, хоть и невзначай, но мог обидеть каждый с ее куклой. Снимать квартиру и дать возможность спокойно и в достатке жить Кире, у меня, с зарплатой рядового инженера, не было. Федотов и тут меня в беде не оставил — дал денег немеряно, чтоб и квартиру купить хорошую, обустроиться как надо и безбедно жить первое время. Кроме того, он наказал мне выкупить вот этот дом в Буграх и дал мне его адрес ну и денег, конечно, на его покупку. Сказал, что именно где-то тут рядом этот портал находится. А на прощание сказал, что, когда время придет, он приедет, и чтобы сам я с ним связи больше не искал и никому о нем не говорил, впрочем, как и раньше.