Ирина Глебова - Пока не пробил час

– В дождливую погоду!

– Шутки шутками, но годик-два при переменах погоды вы и правда будете ощущать свою рану. Очень советую подлечиться на каком-нибудь хорошем бальнеологическом курорте.

– О, Люсенька, видишь, как все удачно складывается! Съездим вместе куда-нибудь на воды, может, даже за границу!

– Похоже, мой милый муж, тебя только таким образом и можно заставить выбраться за границу с женой и детьми. – Люся поднялась. – Я, пожалуй, пойду, поищу дочку. А то она у меня стала такой самостоятельной! Вы ведь еще посидите, доктор?

Бероев кивнул:

– Мы еще поговорим с Викентием Павловичем.

После того как за Людмилой закрылась дверь, Бероев, оживленно блестя глазами, принялся рассказывать:

– Из Харькова на ваше имя пришел пакет, еще позавчера. Вы были в плохом состоянии, без сознания, а там было указано: «Результаты экспертизы. Срочно». Пристав пришел ко мне, и мы с ним взяли на себя смелость, вскрыли его.

– И правильно сделали. – Викентий Павлович подбодрил доктора, видя, что тот испытывает некоторое смущение. Попутно Петрусенко с внутренней усмешкой подумал, что Бероев, видимо, считает, что при женщинах говорить о делах неудобно. Знал бы он, что Люся всегда в курсе всех его дел!

– Догадываетесь, что там?

– Сравнительные результаты волос.

– Да! И вы оказались правы: в руке убитой Савичевой были именно волосы исправника Макарова… Покойного…

Викентий Павлович вздохнул, осторожно переложил больную ногу.

– Вы знаете, доктор, – сказал он задумчиво. – Какими бы неоспоримыми ни были доказательства вины человека, всегда найдутся люди, которые станут их опровергать. А в теперешнем случае – тем более. Ведь Макаров был здесь человеком очень уважаемым, пользовался всеобщим доверием, тем более такую должность исполнял! Поверить в то, что именно он совершил два таких страшных преступления, и особенно – убийство жены! – нет, это непросто. Ведь главные свидетели – человек, которого тоже обвиняли именно в этом преступлении, да приезжий следователь… Вот потому-то, уже точно зная, что убийца – Макаров, я все равно с нетерпением ожидал результата сравнительного анализа волос. Научные доказательства никто не оспорит! Они бесстрастны и безошибочны.

– Это верно, – согласился доктор Бероев. – Но, к сожалению, иногда даже наука бессильна перед умным и изобретательным преступником, к тому же – тоже вооруженным научными знаниями.

– Это вы о лондонском убийстве актрисы Криппен? – догадался Петрусенко.

– Да. Ведь до чего додумался, негодяй! Не только голову отделил и спрятал, но извлек из тела все кости и тоже их спрятал или уничтожил! Кожный покров снял, удалил все половые органы! Скажу, как хирург: титаническая работа – и доступна только тому, кто хорошо знает анатомию.

– Врачу, например, кем и является муж актрисы – доктор Криппен.

– Вот именно! И теперь невозможно определить, чье это тело. Даже такой великолепный специалист, как Огастес Джозеф Пеппер, не в силах этого сделать! А ведь он – главный патологоанатом английского министерства внутренних дел!

– Да, я тоже о нем слыхал, – кивнул Викентий Павлович. – Лет восемь или девять назад он прославился именно как судебный медик. Если не ошибаюсь, тогда тоже невероятно трудно было определить жертву – тело пролежало в заполненной водой могиле три года. Но доктор Пеппер не только точно выяснил личность девушки, но и определил, что она была именно убита.

– Я помню это дело! Но сейчас он уже бьется почти две недели, но пока безрезультатно.

– А я читал, что якобы доктор Пеппер нашел клочок кожи, а на нем – следы операционного шрама. Не поможет ли это ему?

– Ну, если он сумеет по этому клочку доказать личность убитой – останется навсегда в истории медицины! Он даже взял себе в помощь своего ученика, доктора Спилсбери.

– Нет, это имя мне незнакомо, – пожал плечами Викентий Павлович. – А вообще, это лондонское убийство как будто перекликается с нашим: муж убивает жену. Но наше уже раскрыто и доказано, а там – кто знает… В самом ли деле убитая – актриса Кора Криппен? В самом ли деле убийца – ее муж? Хотя сам факт его побега красноречив.

– А-а, дорогой господин Петрусенко, так вы не знаете последних новостей? Уже обнаружены доктор Криппен и его любовница-секретарша! Причем в таком романтическом виде!

Бероев радостно потирал руки: у него был вид первооткрывателя.

– Нет, я ничего не знаю! Наверное, это произошло в последние дни?

– Буквально вчера печатали все газеты. Британский пассажирский пароход «Монтроуз» идет в Канаду. По пути, в Антверпене, на борт поднимается пожилой англичанин с сыном-подростком. Капитану бросаются в глаза какие-то странно женоподобные манеры подростка. Он принялся за ними наблюдать: отец с сыном показались ему скорее похожими на влюбленных. Он по телеграфу передал свои подозрения, и сейчас за «Монтроузом» на другом пароходе гонятся два сотрудника Скотленд-Ярда!

– Хороша история! Я думаю – если это и вправду Криппен, английские коллеги его не упустят. А вот доказать его виновность будет потруднее…

Когда доктор Бероев ушел, Викентий Павлович все же встал и прошелся к двери. «Прошелся» – сильно сказано! Едва он ступал на больную ногу, ее, как грозовым разрядом, пронзало болью. К тому же она еще не разгибалась как следует, оставалась полусогнутой. Но Викентий Павлович очень надеялся на обещание доктора Бероева – со временем все пройдет, все наладится. Несколько обратных шагов – до кровати – он прошел, сжав зубы, но стараясь не щадить ногу. И почувствовал прилив радостной уверенности: через несколько дней он будет ходить… почти нормально!

В этот день его навестил еще и пристав. Рассказал, что тело исправника Макарова по распоряжению начальства уже отправлено в губернское управление полиции. Он сам написал короткий рапорт, в котором отметил, что господин следователь Петрусенко сам составит подробный отчет, как только поправится.

Юлиан Кокуль-Яснобранский пришел к нему на следующий день.

– О, наконец-то мой спаситель навестил меня! – встретил его радостным возгласом Викентий Павлович. И тут же добавил: – Небось раньше врачи не пускали?

– Верно, не пускали! – Юлик счастливо улыбался. – Я вижу, вы быстро поправляетесь? Отлично! А то, когда я вас привез, да и на следующий день вы были просто между жизнью и смерью. А вот насчет того, кто чей спаситель, – это еще неизвестно! Скорее – вы мой!

– Если вы говорите о душе, – Викентий Павлович с улыбкой посмотрел на молодого человека, – то да, может быть, я и помог вам. А вот в прямом, физическом смысле… Мне ведь врачи сказали: если бы ваш спутник не перетянул так профессионально ногу выше раны и не остановил тем самым кровь – истекли бы вы, дорогой господин Петрусенко, кровью еще до того, как прибыли сюда. И мы, может быть, даже не смогли бы вам помочь… Вот что сказали мне доктора! Так что спасибо вам, Юлиан! Что я могу еще сказать?

Викентий Павлович медленно, осторожно спустил ноги с кровати.

– Ну-ка, Юлиан, подставьте плечо. Не бойтесь, не повисну на вас так, как давеча – всей тяжестью!

– А я и не боюсь… А разве вам уже можно ходить?

– Полагаю, что можно. Вы ведь курите? Здесь близко веранда с креслами – посидим там, подымим.

Когда они уже сидели на веранде и Петрусенко, раскурив трубку, молча следил за колечками дыма, Юлиан нерешительно спросил:

– Викентий Павлович, скажите, вы уже писали подробно обо всем, что произошло? Я имею в виду – доклад или рапорт… не знаю, как это у вас называется.

– Нет, дорогой, еще не писал. Отчет в губернское управление отослал здешний пристав, но там – только о вине Макарова и его самоубийстве. Коротко, без подробностей – да пристав подробностей пока и не знает. Так что подробный доклад мне еще только предстоит.

Он замолчал, пытливо посматривая на Кокуль-Яснобранского: молодой человек явно хотел его о чем-то попросить. Не решался. А Викентий Павлович почти что уже догадался – о чем именно. И спросил первый:

– Как чувствует себя ваша невеста? И ее семья? Тяжело им пришлось?

– Вы даже не представляете, насколько! – воскликнул Юлик. – Ведь они так любили его… Макарова. То, что он покончил с собой, – это для Кондратьевых спасение. Можно сказать, отвел позор от семьи. Город просто гудит от возбуждения…

– Представляю! – вставил Петрусенко.

– Но Кондратьевым больше сочувствуют, чем злословят. А вот теперь… Викентий Павлович! Нужно ли им новое потрясение? Особенно Наденьке! Ведь многие воспримут это именно как позор! А она замучает себя несуществующей виной, решит, что ее тетя погибла из-за нее!

– Успокойтесь, Юлиан. Никто ничего не узнает. Ведь только вам и мне известно о чувствах Макарова к девушке… Как я понимаю, она сама об этом не догадывалась?

– Ни сном ни духом! Любила его, как ребенок!

– Пусть так и останется. К его преступлению и к его смерти ничего не убавит и не прибавит то, что он был влюблен в вашу невесту. Я не упомяну об этом в докладе ни слова. Исправник Макаров убил любовницу, а потом и жену, которая обо всем знала и грозила ему разоблачением…