Андрей Баранов - Павел и Авель

– Да, да! – подтвердила и Лиза. – Проигрался, так и нечего теперь лаяться! Говори слово, мерзавец, висельник!

Шпаги скрестились и зазвенели. Шут, несмотря на свою постоянное позерство, дрался не хуже, чем какой-нибудь прожженный учитель фехтования. Он принимал одну позицию за другой и делал столь глубокие выпады, что казалось сейчас проткнет графа насквозь, как вилы протыкают стог сена на сеновале. Клаус ерничал, выставлял правую ногу вместо левой, и весьма надеялся на молниеносный укол, моду на который ввели французы, законодатели фехтовальных стилей.

Однако же граф Г., который в своем замке и походах упражнялся на шпагах то с мажордомом, отставным суворовским ветераном, то с Морозявкиным, то вообще с кем попало, составлял ему достойную конкуренцию. В молодости граф не пропускал ни одной юбки, и конечно ни одной дуэли. И несмотря на весь свой задор, шут был уже трижды ранен за три минуты. Это сбило с него спесь, и он решил что время для шуток прошло и пора спасть свою шкуру бегством.

– Держи, держи его! – завопила Лизонька пронзительно. – Сбегет!

Это предупреждение было вовсе не лишним, так как Клаус уже успел добежать до символических Южных врат, от которых вела вниз узкая лестница к нижним этажам и выходу. Морозявкин, будучи безоружным, сорвал со стены первое что попалось ему под руку – большую железную линейку, один из символов подземного храма.

– С дороги! – закричал ему шут, и ткнул Морозявкина шпагой.

– Ах ты так, ну так получай же, подлец! – Вольдемару, который трезвым был весьма ловок, чудом удалось увернуться от разящей стали, и в свою очередь ударить Клауса линейкой по шее.

Шут вскрикнул, и не пытаясь более пройти к охраняемому Морозявкиным выходу, побежал к Западным воротам – порталу, от которого также отходила лестница, как бы парящая в воздухе. Однако же и там ему не повезло – Лесистратова, как мы знаем мастерски владевшая холодным оружием и с детства игравшая огромным палашом, ударила его позаимствованным со стены угольником напротив сердца. Справедливости ради надо сказать, что Клаус потерял уже много крови и сопротивлялся не так ожесточенно как ранее. Он побрел к Восточному выходу – но возле него уже поджидал граф Г.

– Сударь, – сказал граф как всегда учтиво и немного церемонно, – мне противно вас убивать, хоть вы и наш враг. Однако клянусь Богом что сделаю это если вы не откроете нам немедля, без утайки и лжи, где спрятано пророчество. Итак, ваше слово?

– Открыть вам всеобъемлющее слово, равное по смыслу и значению Божьему имени? Никогда, не дождетесь, не на того напали! – ответствовал шут, не теряя наглости и пустого бахвальства даже перед лицом смерти, и как змея бросился со шпагой на графа, однако в свою очередь был приколот им к стене разящим лезвием.

Некоторое время граф Г. смотрел, как Клаус корчится в последних судорогах, подобно большой саранче, нанизанной на булавку любопытствующим натуралистом-естествоиспытателем. Однако будучи милосердным христианином, он решил добить умирающего молотком по лбу, дабы прекратить его ненужные страдания, и так умножающие боль и печаль в нашем несовершенном мире. Он уже вооружился этим инструментом, снятым с крепления в стене, как агонизирующий вдруг посмотрел на свои синеющие конечности и прошептал что-то вроде «божественный свет».

– Сей свет только для светлых душ, умри с миром! – утешил его милосердный граф, и нанес последний удар молотком, после чего черная душа Клауса отлетела к небесам, на встречу со своим создателем.

– Вы убили его, сударь? – притворно испуганно вскрикнула Лиза, подойдя на пару с Морозявкиным на место страшного кровопролития, а потом сразу спокойнее поинтересовалась: – И что он сказал на прощание?

– А, какую-то ерунду. Сожалел, что не увидит более божьего света… Раньше надо было об этом думать! – ответил триумфатор, нравоучительно воздев перст к небу.

– Давайте-ка сбросим его в пропасть, это будет лучшая могила для шута-висельника! – у графа осталось еще много нерастраченной энергии и он жаждал действия.

Товарищи дружно исполнили этот последний ритуал, сняв тело с графской шпаги и скинув его вниз, причем Морозявкин еще успел прочесть приличествующую случаю молитву, буквально на лету. Однако любопытная Лиза, обратившая внимание на странные слова покойного про свет, первой увидела удивительное сияние, идущее от одной из стен. Несколько мгновений, и вот уже ее нежные женские ручки нащупали потайную дверцу, за которой была скрыта лестница, ведущая вверх.

– Как, еще выше? – удивился Вольдемар. – Я полагал, что мы уже на крыше подземного мира, и дальше пути нет!

– Путь вверх есть всегда, он не имеет конца, как бесконечно самосовершенствование! – объяснила ему эрудированная Лесистратова, и они пошли еще выше…

Тем временем внизу разыгрывались сцены не менее волнующие. Черный барон был столь обеспокоен длительным отсутствием брата Клауса, который по его расчетам должен был давно уже убить строптивых московитов, что отрядил на его поиски сначала троих, а затем и девятерых мастеров. Однако же посланцы вернулись лишь с бездыханным телом шута – дело в том, что граф Г. с Морозявкиным отбросили его в пропасть недостаточно далеко, и туловище покойного зацепилось за портик нижнего уровня храма. Гневу барона и так не было предела, а тут он даже содрал с себя в бешенстве белые перчатки, символ чистоты и непорочности.

– Я умываю руки подобно коллеге Пилату! – закричал он. – Сначала я хотел пожалеть этих заблудших овец, но теперь пощады не будет. И сам Соломон на моем месте поступил бы так же. Несчастный брат Клаус – мы похороним его достойно, согласно обрядам траурной ложи, и с серебряной бляхой на груди… Эй, мои верные мастера – пусть пятнадцать человек пойдут наверх и остановят безумцев, иначе они доберутся до нашей святыни и тогда все рухнет! Спешите! Принесите мне их головы!

Пока средневековые каменщики поспешали, перебегая к вершине храма по потайным путям и размахивая мечами, граф Г. с Лизой и Вольдемаром дошли до самого верха лестницы. Там оказалась небольшая площадка, высеченная внутри верхушки храма, и по расчетам Лесистратовой, более идти уже было некуда. А на самой площадке они застали преудивительную и преужасную картину – там висело над миром и испускало сияние огромное глазное яблоко, от которого исходили лучи. Сей гигантский глаз был обрамлен треугольной рамкой, и парил в воздухе, подобно ангелу над волнами.

– Это оно! Это всевидящее око! – Лизонька благоговейно опустилась на колени, и то же самое поспешили сделать граф с Морозявкиным, пораженные чудесным зрелищем. – Я узнаю его!

– Откуда же вы можете знать его, ежели никогда не видели? – шепотом спросил у нее граф, часто за время похода удивлявшийся глубине эрудиции приятелей.

– Вы невежа, граф Михайло! Его изображают уже и на православных храмах и иконах, сие мы переняли из католичества, хоть и не по нашему канону…

Тем временем огромное око, казалось, не замечало их прихода – оно даже не смотрело в их сторону. Лесистратова приподнялась с колен и на цыпочках подошла поближе, цепенея от страха. И то что она увидела, потрясло ее даже больше чем все предыдущие приключения. Око не видело вошедших потому, что было необычайно занято чтением, а читало оно лежащую рядом на золотом блюде ту самую книгу пророка Авеля, за которой они ездили за тридевять земель.

– Это наша книга! Ее надо забрать! – тихо проговорила Лесистратова.

– То есть как-с – забрать? Они же того-с… читают ее! – ответствовал ей Морозявкин, посмотрев на оцепеневшего графа Г.

– А вот так!

На этих словах мамзель Лесистратова подкралась совсем близко и как рысь лапой выдернула книжицу из-под взгляда всевидящего ока. Последствия этого были чудовищны. Око попыталось проследить взглядом за улизнувшей рукописью, покачнулось, выскочило из незримой орбиты, где висело ранее, покатилось по полу, сорвалось в пропасть и разбилось на тысячу кусков, заполнив пространство радужным сиянием.

Чудовищный стон пошел отовсюду, и масонский храм стал рушиться на части. Камни летели вниз, стены оседали и разваливались, страшные крики давимых глыбами людей раздавались как в преисподней, куда собственно все и катилось. Те братья, что готовы были уже ворваться на верхнюю площадку и схватить беглецов, слетали в бездну, сверкая цепями и фартуками, картина развала была всеобъемлющей. И среди этого раздавался голос Черного барона, летящий как казалось со всех сторон сразу: «Будьте вы прокляты, все, а ты, граф Г., особенно! Я явлюсь за тобой тогда, когда ты этого будешь ждать менее всего! Ты разрушил мою обитель, а я разрушу твою! Берегись!»

Лесистратова со товарищи уже было приготовилась морально к неминуемой гибели, однако милосердное провидение пришло к ним на помощь и в этот раз – та высочайшая часть храма, где они были, упала как раз рядом с началом моста, ведущего обратно, в королевскую сокровищницу, и выходу из Вестминстерского Аббатства. Сочтя свое невредимое падение божьим промыслом, герои быстро совершили обратный путь, и вышли из ворот обители под уже начинающее розоветь небо.