Евгений Сухов - Аристократ обмана

Взяв паспорт, карабинер не спешил его открывать. За время своей долгой службы он сталкивался с самыми разными людьми, некоторые из них были облечены значительной властью, а потому подобными угрозами его не пронять.

– Только ведь сейчас господина министра в Париже нет, если вы не знаете, – невозмутимо сказал карабинер.

– И где же он?

– В настоящее время он находится вместе со своей семьей в Сан-Ремо.

– Для меня это новость… А ведь мы с ним договаривались повстречаться именно в Париже.

Взяв паспорт, карабинер вяло полистал страницы, затем произнес все тем же невыразительным голосом:

– Господин граф, прошу зайти в пункт.

– Это еще зачем? – встревоженно спросил Варнаховский.

– Вам не стоит беспокоиться. Это всего лишь пустая формальность. Сейчас у нас новые правила прохождения дороги. Вы должны расписаться в книге учета.

Леонид пожал плечами:

– Что же с вами поделаешь, если таков порядок.

Карабинер подошел к сторожке, распахнул перед ним дверь и прошел следом.

Первый человек, которого он увидел, был начальник сыскной полиции Санкт-Петербурга Филимонов. Широко улыбнувшись Варнаховскому, как старинному приятелю, он произнес по-русски:

– Вот мы и встретились, господин Варнаховский. Вы даже не представляете, как я рад нашей встрече. Думал, что не успею. – Повысив голос, добавил по-французски: – В наручники его! Это особо опасный преступник.

Леонид повернулся, чтобы выскочить из сторожки, но кто-то из стоявших рядом надавил ему на плечи, сбив с ног. Варнаховский почувствовал, что разбил в кровь губу, а карабинеры, не жалея его суставов, заломили руки за спину и надели наручники. Затем его подхватили с боков и поставили на ноги.

– Так-то оно будет лучше, – похвалил карабинеров Филимонов. – Что-то видок у вас не самый хороший, вот и губу разбили… – посочувствовал он. – Ну да уж ладно, вам-то какая разница, в каком виде идти на каторгу.

– В чем меня обвиняют? – угрюмо спросил Леонид.

– О! Вы у нас знаменитость. У вас много грехов, всех их даже не перечислишь. Ну, если вас интересует, извольте – правда, вкратце: различного рода мошенничества, аферы, кража великокняжеской иконы, а потом вы продали американскому промышленнику Генриху Моргану Зимний императорский дворец. Ловко, однако! Этот американец, верно, большой простофиля, а? – Филимонов пребывал в благодушном настроении.

– Куда вы меня везете?

– В Россию, родимый, там вас дожидается правосудие.

– Где Элиз? Я хочу ее видеть!

– Да не переживайте вы так, – успокоил Филимонов. – Она поедет вместе с вами… во всяком случае, до границы. А вот в Россию ей дорога закрыта по высочайшему императорскому указу. Тут я вам ничем помочь не могу. Хотя попытаюсь похлопотать – авось на нее тоже что-нибудь отыщется. Вот тогда будете сидеть вместе на одной каторге!

– Я никуда отсюда не поеду, пока не увижу Элиз, – произнес Варнаховский.

Видно, в его лице начальник сыскной полиции рассмотрел нечто такое, против чего возражать не хотелось.

– Хорошо, пусть простится с барышней, – распорядился он по-французски. – А там уж и с богом!

Подле Элиз, стоявшей у кареты, находилось двое мужчин в английских сюртуках. В одежде все строго, от темного тона до покроя, ничего такого, за что мог бы зацепиться взгляд.

– Только недолго, – наказал Филимонов, – время не ждет. – Вытащив часы, он выразительно глянул на циферблат. – Даю вам пять минут!

– Они надели на тебя наручники, – произнесла Элиз, прикусив губу.

– Ты будешь смеяться, но теперь я особо опасный преступник.

– Мне не до смеха.

– Мне тоже.

– Куда тебя повезут?

– В Россию.

– Мне туда нельзя.

– Я это знаю.

– Ты уходишь навсегда?

– Не говори глупостей. Я никогда тебя не оставлю!

– Что же нам теперь делать?

– Вот увидишь, я что-нибудь придумаю.

Филимонов шагнул вперед.

– Господа, мне крайне неловко прерывать вашу интимную беседу, но я нахожусь на государственной службе, и мое время всецело принадлежит государю.

– Я тебе напишу, – стараясь не расплакаться, произнесла Элиз.

– Прости.

– За что?

– За то, что не могу обнять тебя на прощание. У меня скованы руки.

Начальник сыска едва кивнул, и мужчины в английских сюртуках, стоявшие рядом, тотчас подхватили Леонида под руки и повели к ландо с опущенным верхом. В прежние времена, обделанный позолотой, это был весьма модный и представительный экипаж. Сейчас былое излишество давно отколупалось, и теперь ландо было годным лишь для того, чтобы перевозить преступников.

На передке в черном теплом плаще и полуцилиндре из шерстяной ткани сидел мужчина лет тридцати и терпеливо дожидался, когда в повозку сядет начальник санкт-петербургского сыска. Дутые шины слегка просели под тяжестью Филимонова, качнув повозку, а следом мужчины в черных сюртуках подсадили Варнаховского и молча сели от него по обе стороны. Если не знать того, что их соседом является арестованный, они вполне могли бы сойти за обходительных молодых людей.

– Ну что ж, приятель, дорога нам предстоит долгая, так что, надеюсь, шутить не будете. А то мы народ сурьезный, разом усмирим!

Леонид промолчал.

– Что-то, однако, стало холодать… Вот что, Никита, – обратился начальник к одному из сопровождающих, – накинь-ка верх, а то на меня всегда скверно действует горный воздух.

– Это мы мигом, ваше превосходительство! – охотно отозвался помощник.

Экипаж мягко качнулся на усиленных рессорах и покатил по узкой горной дороге.

– Господа, – негромко обратился государь к начальнику Третьего отделения и его заместителю, присевшим в кресла. – Кроме официальной полиции, существует, так сказать, тайная, о существовании которой знает лишь ограниченный круг лиц.

На столе в небольшой фарфоровой вазочке лежало шоколадное печенье, одно из любимых у государя. В сахарнице – молотый свекольный сахар. В небольших чашках уже был разлит чай, оставалось лишь дотянуться щипчиками до кусков сахара, но делать это было преждевременно; следовало дослушать государя, а он был торжественен и строг одновременно.

– Именно так, ваше величество, – отозвался Уваров, начальник Третьего отделения.

Начальник первой экспедиции Бобровин лишь сдержанно кивнул.

– Ну, так вот, в последнее время мы проиграли ряд сражений на международной арене. И это после нашей победоносной войны с турками! Вспомните хотя бы итоги Берлинского конгресса. Ведь по Сан-Стефанскому договору Россия получала выход к Средиземному морю. Однако уже полгода спустя по итогам Берлинского конгресса изменяются условия ранее подписанного договора, и нас вынудили отказаться от Баязета, Алашкертской долины; не получили мы и выхода к Средиземному морю, и в качестве компенсации русско-турецкой кампании к нам отошла всего-то Южная Бессарабия. Да-с!

На лице государя отразилось сожаление.

– А ведь от турок мы освободили всю Европейскую часть. Оставалось захватить только Константинополь, и, чтобы этого не произошло, англичане с французами, наши заклятые друзья, выдвинули к берегам Турции свои эскадры.

– Да, государь, – кивнул Уваров, – они испугались усиления России.

Бобровин сдержанно кашлянул в кулак.

– Так вот, господа, в настоящее время меня беспокоят амбиции Германии. Отто фон Бисмарк провозгласил Германию Вторым Римом и, судя по всему, не собирается останавливаться. Франция начинает нервничать и опасаться, что вместе с Эльзасом и Лотарингией к Германии отойдут еще и северные ее территории.

– Усиление Германии противоречит интересам России. Когда немцы поймут, что захватили у соседей все, что могли, тогда их взоры устремятся на восток, – высказался Уваров.

– Совершенно верно, Александр Петрович. А это тяжелая кровопролитная война, господа… Вы угощайтесь, не стесняйтесь, – с улыбкой предложил император и, показывая пример, потянулся за шоколадным печеньем.

Взяв щипчиками кусок сахара, Уваров положил его в чашку и аккуратно, стараясь не звенеть ложкой, размешал. Бобровин, отказавшись от угощения, лишь слегка пригубил чай и в ожидании посмотрел на императора.

Взгляд Александра Николаевича уперся в серебряную ажурную салфетницу. Всего-то элемент из большого чайного гарнитура. Этот сервиз был подарен ему на коронацию тульскими кузнецами, и совершенно неожиданно подарок пришелся по сердцу супруге. Так что нередко за серебряным сервизом собиралась многочисленная семья Романовых.

Странное дело, но именно вторая исчезнувшая салфетница была обнаружена у его нерадивого племянника, Николая Константиновича. Во дворце поговаривали, что Николя – обычный клептоман, и нередко клал в карман даже чайные ложки. Не далее как сегодняшним утром царю доложили о том, что крестник женился на какой-то местной пятнадцатилетней казачке, заплатив ее отцу сотенную. И теперь предстояло вмешаться в их романтические отношения и расторгнуть морганатический брак.