Евгений Сухов - Аристократ обмана

– Куда? – обескураженно спросил Евдоким, сообразив, что хозяин крепко не в духе.

– К черту на рога из этого города!

Карета тронулась, блеснув золотом, и скоро скрылась на дороге, где было не столь светло, не столь помпезно, да и брусчатка выглядела поплоше, – того и гляди растрясет до кишок!

– Может, прежде чем заедем «к черту на рога», давай завернем в гостиницу и возьмем мою алмазную пряжку? – тихо спросила Элиз, с той интонацией, за которой можно было услышать непоколебимую твердость.

– Нам нужно как можно скорее уехать отсюда. Все может очень скверно закончиться для нас, если мы задержимся еще немного. Твою пряжку можно забрать в следующий раз.

– Я не уеду отсюда без пряжки, – твердо произнесла Элиз, вскинув на Леонида отчаянный взгляд.

– Хорошо, – сдался Варнаховский, понимая, что все его доводы разобьются об ее холодные глазищи.

Бриллиантовая пряжка-аграф когда-то принадлежала императрице Елизавете Петровне и использовалась ею как застежка на коронационной мантии. Впоследствии пряжка перешла к Екатерине Второй. После нее драгоценность досталась ее сыну Павлу Первому, который больше был увлечен военными делами, нежели драгоценностями. Дворец Павла, вместе со многими украшениями, позднее отошел к Константину Николаевичу, а уж тот передал пряжку старшему беспутному сыну, полагая, что тот подарит ее своей избраннице. Вот только Константин Николаевич никак не полагал, что пряжка столь легко уйдет из семьи и превратится в побрякушку для американской танцовщицы.

«А может, у нее с этой пряжкой связано нечто большее? – Сердце Леонида сжалось от ревности. – Может, она тоскует о ссыльном Николя?»

– Пусть будет по-твоему. Берешь только застежку и уходишь.

– У меня в номере остались четыре вечерних платья, потом французские туфли… – принялась перечислять Элиз Руше.

– Дорогая, – устало протянул Варнаховский, – как только мы отсюда выберемся, я куплю тебе дюжину вечерних платьев, а сейчас нам нужно как можно быстрее выбираться отсюда… Впрочем, я пойду с тобой, – решил он, – иначе ты без меня вообще не соберешься.

Стараясь держаться на значительном расстоянии от золоченой кареты, полицейский экипаж устремился следом.

– Куда же он едет? – удивился комиссар, посмотрев в окно.

– Похоже, в казино, – ответил невесело Филипп.

– Видно, еще не наигрался.

– Он неутомим! – едко согласился Филипп.

Выскочив из кареты, граф д’Аркур бодрым шагом устремился к распахнутым дверям казино. Пробыл он там недолго – начальник полиции успел лишь выкурить сигарету до половины.

– Поехали! – крикнул он извозчику, когда граф столь же стремительно выскочил, чем-то сильно удрученный.

Золоченая карета графа нырнула в темноту аллеи, пропав на какое-то время из вида. До слуха доносилось лишь размеренное цоканье копыт о брусчатку да поскрипывание рессор. Карета вынырнула на свет так же неожиданно, как и пропала, вспыхнув золотом, будто самородок в куске глины. И устремилась по главной улице, залитой газовым светом.

Экипаж остановился подле «Гранд отеля». Сначала вышел граф, потом, опираясь на протянутую руку, и графиня. Начальник полиции не без зависти посмотрел в сторону удаляющейся пары. Почему это одним достается все, а другим – лишь ошметки от счастья? И богат, и красив, и обладает такой привлекательной женщиной, что даже самые сдержанные господа оборачиваются вслед, рискуя свернуть шейные позвонки… Так что ему следовало позавидовать. Сам Кошон был женат трижды, от каждой супруги имел по трое детей и был озабочен лишь тем, чтобы прокормить своих многочисленных отпрысков. А ведь если вдуматься, то его кровь не менее густа, чем кровь графа Анри д’Аркура. Его прабабка когда-то была служанкой в доме графа Сен-Жермена – известного дипломата, путешественника, оккультиста, алхимика и авантюриста эпохи Просвещения, – и прижила от него мальчика. Свою фамилию незаконному отпрыску граф не передал, зато наделил незавидным прозвищем, а произошло это так: увидев своего новорожденного отпрыска, дипломат вдруг сморщился и произнес:

– Он похож на свинью!

С тех пор последующие поколения стали называться Кошонами, что значит свинья. Не однажды комиссар хотел поменять свою фамилию, благо для этого он имел все возможности, но всякий раз не решался, справедливо полагая: «Если такая фамилия была хороша для моих предков, то почему она должна быть скверной для меня?»

Самое удивительное, что, находясь на службе в полиции, он встречал самые несуразные фамилии, зачастую больше смахивающие на оскорбления: среди них были Ведьмы, Недоделанные, Недоумки, Коровьи навозы, а однажды он встретил фамилию – Бревно в заднем проходе. Нужно иметь определенное мужество, чтобы носить подобную фамилию. Так что его Кошон в сравнении с прочими фамилиями было всего-то безобидным обращением.

Кровь знаменитого Сен-Жермена, одной из самых загадочных фигур в истории Франции XVIII века, разбавленная многими поколениями, не закисла в жилах комиссара Кошона и наделила его способностью сомневаться. После некоторого размышления он осознал, что с графом Адри д’Аркуром что-то не в порядке. Оставалось выяснить, что именно. Так что Кошон был весьма доволен провидением, предоставившим ему эту возможность.

Граф вместе с супругой скрылся в здании гостиницы. Начальник полиции откинулся на мягкое кресло.

– Что будем делать, господин комиссар? – спросил Филипп.

– Подождем.

Ожидание не затянулось, минут через десять они вышли. Граф держался невозмутимо, зато дама выглядела весьма расстроенной. Наверняка между ними случилась какая-то размолвка.

Неожиданно граф остановился и внимательно посмотрел в сторону полицейской кареты. Комиссару даже показалось, что, осуждая действия полиции, он покачал головой. Ясное дело, он угадал их маневр! Ни о каком дальнейшем преследовании не может быть и речи, Кошон досадливо поморщился. Карету следовало оставить на более значительном расстоянии в густой тени каштановой аллеи. Затем граф зашагал в сторону своей кареты, подсадил прелестную спутницу на подножку и взобрался в экипаж.

– Сделаем вот что, Филипп, – произнес комиссар, – как только он отъедет, зайдем в гостиницу и расспросим о нем у администратора. Что-то мне не нравятся все его перемещения.

– Было бы разумно, господин комиссар.

Извозчик золоченой кареты наподдал лошадям плетью, и те, разобиженные, скоренькой рысью устремились по мостовой.

Начальник полиции поспешно вышел из кареты и быстрым шагом направился к гостинице, за ним, стараясь не отставать, постукивая туфельными подковками, заторопился заместитель.

Швейцар, тотчас признав в них полицейское начальство, охотно распахнул дверь, и господин Кошон, устремился прямиком к стойке администратора.

– У вас проживает граф Анри д’Аркур?

– Простите… – непонимающе привстал администратор.

– Я говорю о том мужчине, – кивнул он в сторону порога, – что минуту назад вышел через эту дверь.

– Но вы ошибаетесь, господин комиссар, через эту дверь вышел господин Варнаховский. Русский офицер. Он ведь…

– Кто?! – невольно воскликнул Кошон.

– Господин Варнаховский со своей очаровательной супругой, – недоуменно ответил администратор.

– Давно живет у вас этот… господин Варнаховский?

– Заехал вчера.

– Он с вами расплатился?

– Нет… Но он не собирается еще уезжать. У нас так не принято, – сказал администратор, удивленный горячностью комиссара. – А потом, он оставил свои вещи. Два громоздких чемодана.

– В каком номере он проживает?

– На втором этаже, обычно в этом номере останавливаются королевские особы. А что, собственно, произошло?

– Проведите меня в его номер.

Комиссар невольно покачал головой, ехать за Варнаховским не имело смысла, он находился уже где-то за пределами города.

– Право, даже не знаю, что вам сказать, – замялся администратор, не отваживаясь спорить с полицией. – А вдруг господин Варнаховский сейчас вернется? Может случиться конфуз.

– У меня такое чувство, что он уже никогда сюда не вернется. Ну, чего же вы стоите? – громко поторопил комиссар. – Быстрее, если не хотите, чтобы у вас возникли неприятности!

– Если вы считаете, что так нужно… Пойдемте со мной, – взяв ключ, администратор вышел из-за стойки и направился по коридору.

Гостиница представляла собой живейший пример итальянского палаццо, где на первом этаже размещались служебные помещения. На втором этаже – парадные комнаты и залы для особо состоятельных гостей, а вот на третьем селились менее взыскательные клиенты.

– Проходите, – распахнул администратор номер гостиницы.

Господин Варнаховский не мог отказать себе в удовольствии и занял лучший номер в гостинице. Через большие арочные окна, добираясь даже в самые отдаленные уголки комнаты, с улицы шел свет. В дополнительном освещении не было нужды, но служка, что неотступно топал следом, уже запалил огонь и торжественно установил канделябры с дюжиной разветвлений, занятых высокими свечами, на широкий стол.