Кэролайн Роу - Припарка для целителя

— Нам наверняка нужно идти пешком, — сказал Исаак.

— Они поднимутся на холм увереннее, чем мы, нагружены они не тяжело, — твердо сказал стражник, не добавив, что не позволит им терять время на то, чтобы спешиваться и идти.

Замок стоял на самой вершине холма, его хорошо сложенная башня едва виднелась на фоне ночного неба. Дома, образующие небольшой городок, теснились вокруг замка в форме подковы, толстые городские стены служили защитой замку и горожанам. Стражник крикнул, когда они приблизились к наружным воротам, и кто-то тут же стал их открывать. Вспыхнули факелы, освещая приехавшим путь по короткой улице, ведшей на площадь перед замком. Когда они подъехали, двор был залит светом и оглашался голосами.

Ворота были раскрыты во всю ширь. Когда Ракель приготовилась спешиться, сильные руки сняли ее с мула, и она поспешила в коридор вместе с остальными.

Они были перепачканы грязью. С одежды их стекала вода, образуя лужи на каменных плитах. Они были усталыми и озябшими. Ракель огляделась и увидела, что толпа слуг глядит на нее с большим любопытством; в большой комнате со сводчатым потолком не было ни единого знакомого лица.

— Где мой пациент? — спокойно спросил Исаак.

На лестнице, ведущей в верхние комнаты, послышались легкие, быстрые шаги, появился отец Бернат, за ним через несколько секунд отец Франсеск.

— Сеньор Исаак, — сказал он, — я очень рад вас видеть. Вы очень быстро приехали.

— Как его преосвященство?

— Плох, сеньор Исаак. Очень плох. Прошу вас поторопиться. Он с утра в жару и очень скверно себя чувствует.

— Тогда зачем вы привезли его сюда? — спросил Исаак. — Вы в своем уме? По такому ветру и дождю? Стражник, которого вы послали, говорит, что он даже не был в паланкине, а ехал верхом. Это было глупо, может быть, фатально.

— Сеньор Исаак, я не мог удержать его, — заговорил Бернат надламывающимся от волнения голосом. — Он отдавал распоряжения, и они выполнялись. Не хотел нас слушать. Мы убеждали его остаться, но он настоял на немедленной поездке сюда. Потом на том, чтобы ехать в седле. «Бернат, я умираю, — сказал он, когда я пытался отговорить его, — и нигде больше не поправлюсь. Хочешь моей смерти? А если мне предстоит расстаться с жизнью, дай мне умереть там, где я родился». Я не мог отказать ему в этом, — голос Берната стал глухим от слез. — Вскоре после нашего отъезда начался дождь, и когда мы приехали, он был насквозь мокрым и озябшим. Боюсь, моя покорность его убила.

— Если позволите мне снять мокрый плащ и слегка смыть грязь, посмотрим. Будем надеяться, его состояние не так серьезно, как вы опасаетесь, — сказал врач. — Мне понадобится моя дочь. Может, кто-нибудь проводит ее в комнату, где она сможет сделать то же самое. Дорога была очень грязной.

— Скажи, что можешь, о его состоянии, — попросил Исаак Хорди, слугу епископа. Он состоял на службе у Беренгера с тех пор, как они были мальчишками, и знал своего господина лучше, чем кто бы то ни было.

— С тех пор как приехал сюда, он ничего не ел, — ответил слуга. — И сильно страдал от поноса.

— Кровавого?

— Нет.

— Что ему давали после приезда? — спросил Исаак.

— Он попросил вина с пряностями, но лишь пригубил его, — сдержанно ответил Хорди. — Кто-то послал за врачом, тот прописал припарку для горла и какое-то питье, но его преосвященство не прикоснулся к нему. Отец Бернат предложил, чтобы я постарался уложить его поудобнее и подождал вас. Я обмывал ему лицо и старался заставить его немного попить.

— Ты все правильно сделал, — сказал Исаак, когда ощупал горло и шею Беренгера, а потом приложил ухо к его груди и послушал. — Как чувствуете себя, ваше преосвященство?

— Мерзну, — ответил епископ. — Очень мерзну. Руки ледяные, ступни тоже. — Раздраженно повел головой. — Собака напугала мою лошадь, и она сбросила меня в лужу. Я мерзну.

— Давно он бредит? — спросил Исаак, снова осторожно ощупывая его горло.

— Началось еще до обедни, — ответил Хорди. — А сейчас уже, должно быть, близится вечерняя служба.

— Около шести часов, — пробормотал Исаак.

— Иногда он приходит в себя, жалуется на жажду, однако горло у него болит так, что не может глотать.

— Ракель, скажи, что видишь, — попросил ее отец.

— Папа, я вижу опухлость на шее, которую ты ощупывал. Даже при этом свете видно, что лицо у него очень серое, и таким больным я его еще не видела.

— Сыпь, пятна или язвочки, которых я не нащупал?

— Нет, папа.

— Хорошо. Что бы ты дала ему?

— Что-нибудь от жара, тошноты и боли в горле, потом горячего бульона каждые несколько минут, пока он не сможет заснуть.

— Слышал, Хорди? Бульон есть?

— Я скажу, чтобы сюда принесли котелок и поставили на огонь. И, если можно, завернутые в ткань камни для согрева ног.

— Да, конечно. Устрой его как можно удобнее. Ракель, есть здесь на каминной полке чайник с водой?

— Да, папа.

— Тогда сделай настой из большого количества ивовой коры и трав. Как только он остынет, нужно будет ввести ему в рот эту жидкость. Где Юсуф?

— Папа, я это сделаю.

— Да, дорогая моя. Знаю, что сделаешь, но ему нужно находиться здесь. Ему нужно учиться не только мастерству, но и терпению.

Пока Ракель заливала кипятком небольшой пучок трав и отставляла чашу, чтобы вода настоялась и охладилась, Исаак открыл небольшой деревянный ларец с уже приготовленными лекарствами.

— Закончила? — спросил он.

— Да, папа.

— Тогда влей в чашку по столовой ложке вина и воды, — сказал Исаак.

Девушка огляделась. Комнату освещали только одна свеча и огонь в камине. Однако на шкафу она увидела поднос с двумя кувшинами и двумя чашками. Понюхала их. Вино и вода. Налила понемногу того и другого в чашку и принесла к кровати.

— Вот, папа.

— Одну каплю, не больше, в эту смесь, — сказал ее отец, подавая взятую из ларца чашу.

Ракель капнула и взболтала ее, чтобы все смешалось. Взяв из ларца чистый лоскут, окунула его в смесь и провела им по губам пациента. Епископ коснулся его языком и содрогнулся. Девушка окунула лоскут снова и на сей раз выжала немного жидкости в его приоткрытый рот. Беренгер содрогнулся снова. Повторив это четыре раза, поднесла чашу к его губам и пустила ему в рот тоненькую струйку. Он с большим трудом попытался проглотить. Часть жидкости вытекла из уголка рта, Ракель осторожно промокнула ее. Повторила то же самое еще два раза, и чаша опустела.

— Папа, я не знаю, сколько он проглотил, — сказала она.

— Если даже не проглотил ничего, этот экстракт немного ослабит боль в горле, — сказал Исаак. — Достаточно, чтобы он смог проглотить немного другого экстракта, а потом чуточку бульона. Он может принять еще одну дозу, точно такую же, когда колокола прозвонят еще раз. Ты сухая?

— Нет, папа. Мокрая, и мне холодно.

— Иди, переоденься, выпей чего-нибудь горячего и возвращайся с Лией. Тогда я переоденусь и согреюсь. Его нельзя оставлять, пока не спадет жар. Иди быстро.

Когда Ракель пришла с недовольной Лией, Хорди вернулся с бульоном, вскипевшем на огне, нагретыми камнями для ног его преосвященства и двумя мальчиками, несшими обильный ужин — горячий суп, хлеб и холодного цыпленка — для находившихся в комнате больного. Отец Бернат распорядился развести в соседней комнате большой огонь, чтобы те, кто не сидел у ложа епископа, могли там немного отдохнуть.

Когда Исаак убедился, что все хорошо, насколько это возможно, один из мальчиков-слуг повел его в соседнюю комнату. Юсуф был уже там, грел у огня руки.

— Извините, господин, — сказал он. — Я не знал, где вы.

— А где ты был? — раздраженно спросил Исаак. — Ты приехал не знакомиться с городскими увеселениями, а помогать больному епископу.

— Господин, я смотрел за животными, — ответил Юсуф. — За моей кобылой и мулами его преосвященства. Извиняюсь, господин. Готов, если понадобится, сидеть всю ночь.

— Осторожнее, парень, а то когда-нибудь поймаю тебя на слове, — сказал Исаак. — Так ты позаботился о животных?

— Да, господин.

— Тогда переоденемся в сухое и вернемся к пациенту.

После хлопка ставней наступила полная тишина. Все за столом Антони напряженно ждали, что последует. Потом гласом судьбы зазвонили колокола, громко, беспорядочно, заглушая обычные звуки жизни.

— Почему здесь повсюду звонят в колокола? — раздраженно спросил Рувим. — У нас такого не бывает. Должно быть, ваши церкви стремятся привлечь к себе внимание.

— Они никого не призывают к молитве, — сказал Антони. — Это набатные колокола. — Громко хлопнул в ладоши и прислушался. — Матеу, Пере, — крикнул он. — Немедленно.