Кэролайн Роу - Припарка для целителя

Беренгер всю ночь лежал в постели, дрожа, на грани между сном и бодрствованием, сознанием и бессознательным состоянием. Хорди не покидал его, приносил горячие камни в изножье кровати, разводил огонь, растирал ему руки, чтобы согреть их. Ракель и Лия, Исаак и Юсуф сидели с ним по очереди, вливали бульон и микстуру от боли и жара в его распухшее больное горло, утирали ему лоб. Иногда он что-то бормотал, потом хрипло звал людей, о которых никто, кроме Хорди, не слышал; остальное время лежал спокойно, иногда погружался в дремоту. Жар у него не проходил, несмотря на умело составленные снадобья, которые он мучительно глотал каплю за каплей.

Утром Лия отправилась спать, горько жалуясь на усталость. Юсуф с Хорди сидели одни с епископом четверть часа, пока Ракель с отцом завтракали свежим хлебом, сыром, фруктами и яйцами. Девушка была бледной от усталости и уныния.

— Папа, я старалась изо всех сил, — сказала она. — Обычно все это действует. Увлажняла ему губы, капала лекарство по капле на язык, чтобы он не поперхнулся, но оно все-таки попало бы в желудок. А он все равно мучается.

— Между шестым часом вечера и первым часом ночи, дорогая моя, особенно между девятым и первым, кажется, не действует ничего. Если сохранить человека живым в это опасное время, тогда есть надежда. Ты делала все правильно. Теперь иди, поспи немного. Мы с Юсуфом сменим тебя. В эти дни от него больше пользы — меньше, чем от тебя, но он уже не мешает мне.

— Папа, ты недобр. Он не такой плохой.

— Возможно. Теперь иди спать.

Когда Исаак вернулся к пациенту, епископ спал. Сон его был беспокойным, но уже крепче, чем раньше.

— Давно он спит? — спросил врач.

— С тех пор как колокола перестали звонить к заутрене, сеньор Исаак, — негромко ответил Хорди. — Они взволновали его, но, когда умолкли, он проглотил немного бульона и заснул.

— Превосходно. Пусть поспит, но ему нельзя слишком долго обходиться без питья.

— Сеньор Исаак, я посижу возле него.

— Нет, Хорди, тебе нужно поспать. Ты сидел без сна целые сутки. И не сможешь помогать, если сляжешь от бессонницы. Всего несколько часов. Я разбужу тебя, когда понадобишься.

— Я буду там, — сказал Хорди, указывая на завешенный портьерой дверной проем. — В этой комнатке у меня есть кровать. Поскольку между нами только портьера, я услышу, если понадоблюсь господину.

Исаак очень тихо сел у кровати. Судя по тому, что болтовни Юсуфа не слышалось, мальчик заснул в каком-то уютном уголке комнаты. Врач послушал легкое, ровное дыхание епископа и удовлетворенно кивнул. Подумал о болезни пациента, потом стал думать о других, более серьезных вещах.

Исаак постоянно, не сосредотачиваясь на этом, прислушивался к звукам в комнате. Внезапно он распрямился и потянул носом воздух. Нагнулся к кровати и сосредоточился на дыхании епископа. Приложил ухо к груди пациента, послушал, потом легко положил ладонь ему на лоб. Покачал головой и задумался. Наконец негромко позвал:

— Юсуф.

Что-то зашевелилось. Скрипнуло кресло, и наконец послышался голос:

— Да, господин?

— Ты здесь. Хорошо.

— Простите, господин. Я задремал, — сказал мальчик.

— Поскольку я здесь, это неважно, но я хочу, чтобы ты подошел, посмотрел на него.

— Хорошо, господин, — сказал мальчик, тихо подходя. — Он очень спокоен, спокойнее, чем был. И…

— Его глаза, Юсуф. Они слегка запали?

— Таких я у него никогда не видел.

— Ракель беспокоилась. Нужно было бы воспринять ее слова более серьезно, — сказал отец девушки. — Разбуди Хорди. Он в комнате за портьерой.

— Вижу, господин.

Хорди почти беззвучно подошел в своих мягких туфлях.

— Я вам нужен, сеньор Исаак?

— Мне жаль беспокоить тебя, Хорди, но ты можешь нам понадобиться. Юсуф, пошли кого-нибудь разбудить Ракель. Сам не уходи.

— Хорошо, господин.

— Мы должны разбудить его и заставить попить. Будет лучше всего, если он сядет. Начнем с травяной микстуры, которая настаивается где-то здесь.

Юсуф принес чашу, а Хорди наклонился к своему господину и мягко поднял его почти вертикально.

— Нужно смочить ему губы этой жидкостью, — сказал Исаак. — Дай мне чашу и направь мою руку к его нижней губе.

Он вставил край чаши между зубами епископа, и немного жидкости влилось ему в рот. Протянул чашу Юсуфу и закрыл рот епископа, потом ощупал его горло.

— Проглотил, — сказал Исаак.

— Папа, давай я, — сказала Ракель, быстро входя в комнату. — Я знала, что не следует ложиться спать, — сказала она, взяв чашу и повторяя действия отца.

— Нет, дорогая моя, ты думала, что, может быть, не следует. Это не одно и то же, хотя, как оказалось, твои страхи были оправданы. Но я находился здесь, и времени потеряно очень немного. Нужно дать ему болеутоляющее посильнее — воды меньше, чем обычно, чайную ложку вина и немного сахара. Это лекарство должно быть сильным, но не горьким и не раздражающим горло. Сейчас две капли, он должен их проглотить. Если боли в горле не почувствует, он будет готов выпить и другие снадобья. Кроме того, оно успокоит его желудок и не даст повториться поносу.

До конца дня и всю ночь они трудились, чтобы не дать епископу умереть от жажды и обезвоживания. В самый темный час, между вечерней и заутреней, Ракель наблюдала за ним, борясь с усталостью, такой сильной, что казалось, не сможет удержаться от сна. Руки и ноги ее были тяжелыми, непослушными; глаза жгло, голова казалась набитой шерстью, которая иссушала рот и подавляла мышление. Девушка встала, умылась и принялась ходить взад-вперед по комнате, чтобы не заснуть. Лия крепко спала, ненадежно сидя в кресле. Слегка похрапывала, почти заглушая затрудненное дыхание епископа. В остальном замок был жутко тих. Дождь прекратился во второй половине дня, и теперь Ракель осознала, что и ветер утих. Она зашла за висевший перед окном толстый гобелен. Сквозь щели в ставнях проникал лунный свет. Тихо отперла и слегка приоткрыла их, чтобы несколько раз глубоко вдохнуть холодного воздуха.

На черном небе блестели звезды, словно светлые семена, которые разбросал большими горстями по темной земле сеявший вразброс беззаботный фермер. В их слабом свете Ракель кое-как могла разглядеть линию горизонта. Напротив замка на плоской равнине внизу вздымался еще один холм. Эти два холма похожи на пару впавших в отчаяние влюбленных, подумала Ракель, навсегда разделенных очень немногим, но совершенно безнадежно. На вершине другого холма темнело массивное здание. В одном из его окон был едва виден теплый свет единственной свечи. Ей захотелось высунуться и окликнуть человека, бодрствующего в ночные часы, как и она, через это очаровательное пространство между ними, и она бы не удивилась, услышав ответ. Потом покачала головой. Холодный ночной воздух мог принести вред пациенту. Она снова закрыла ставни и беззвучно шагнула обратно в комнату.

Что-то изменилось, и Ракель остановилась в беспокойстве, сознавая, что забыла о пациенте. Свеча оплывала, догорев до последнего дюйма. Девушка быстро принесла новую и зажгла ее от старой. Подложила дров в камин, там оставались только угли, и вынула из подсвечника огарок старой свечи.

В комнате, казалось, стало светло, как днем. Девушка наклонилась над пациентом и внезапно пришла в волнение, от которого кровь побежала быстрее. Серый цвет лица с впалыми щеками сменился более здоровой бледностью, и дыхание как будто стало менее затрудненным. Положила руку ему на лоб, он все еще казался ненормально горячим. Она хотела зайти в соседнюю комнату и разбудить отца, но тут ее охватило сомнение. Перемены, если то были перемены, были незначительными. Отец устал не меньше ее, если не больше. А ей не хотелось выглядеть дурочкой.

— Хорди, — негромко позвала она, больше не доверяя ни в чем своему суждению.

— Да, сеньора Ракель? — прошептал он, с беспокойством глянув в сторону своего господина.

— Посмотри на него, Хорди, — сказала она. — Что скажешь?

— По-моему, ему лучше, — ответил Хорди. — Слава богу.

— Посидишь с ним, пока я схожу за папой? — спросила она и, не дожидаясь ответа, вышла из комнаты.

— Папа, он выглядит немного лучше, — сказала Ракель, когда ее отец выпрямился после обследования епископа.

— Да, — сказал Исаак. — И Хорди тоже так думает? — учтиво спросил он. — Хорди знает его лучше, чем мы.

— Сеньор Исаак, он выглядит гораздо лучше.

— Превосходно, — сказал врач. — Я вернусь на свою кушетку еще на часик-другой, а потом, дорогая моя, можешь спать весь день напролет в какой-нибудь тихой комнате.

— Продолжать то же лечение? — спросила она.

— Да, — ответил ее отец. — Пока он не сможет глотать почти без боли. Предотвратить смерть недостаточно. Мы должны возвратить ему здоровье.

— Я так и надеялся, — послышался хриплый голос с кровати. — Иначе зачем я плачу вам деньги, мой друг?