Фрэнсис Броуди - Медаль за убийство

– Вы увидели в ней такую же личность?

– О, Боже, конечно, нет. Нет никого, кто был бы более отличен от нее, чем Люси.

В театре, пока Мэриэл болтала со швейцаром, я прямиком направилась в театральную кассу.

В кассе седая кассирша с бифокальными очками на носу вручила мне пригласительный билет на вечернее представление. Я поблагодарила ее и спросила:

– Вы не знаете, не покупала ли миссис де Врие билет на этот спектакль? Я приехала сюда из Лидса, но не знаю ее адреса, и надеялась, что она тоже может прийти сюда нынешним вечером.

Предлог был хорош, но не сработал.

Женщина покачала головой:

– Половина Харрогейта уже побывала на этом представлении, но это имя мне ни о чем не говорит. – Она нахмурилась. – Де Врие, говорите? Звучит вроде как бельгийская фамилия. Бельгийцы здесь держатся особняком, если вы хотите знать мое мнение.

После финальной сцены «Анны из “Пяти городов”» занавес опустился. Актеры труппы под восторженные аплодисменты публики, выходя перед занавесом, раскланивались с залом. Девушку, исполнявшую ведущую роль, встретили крики «Браво!», когда она вышла вперед. По обе стороны от нее раскланивались со зрителями и два молодых человека: герой одного получил руку Анны, а герой другого – трагически умер. Сама же Анна поклонилась зрителям только один раз.

Мистер Беррингтон Уитли, сидевший справа от меня и облаченный в бархат импресарио, о котором говорила Мэриэл, громко аплодировал актерам.

В антракте мы с ним отошли от первого ряда кресел партера вглубь зала, чтобы хотя бы на время отделаться от неприятного театрала, который опоздал к началу представления, дымил сигарой едва ли не в лицо актерам и, обращаясь ко мне, комментировал действие, шурша при этом обертками мятных конфет.

Когда аплодисменты стихли, мы с мистером Уитли выбрались из вестибюля, где теснилась публика, и остановились у основания лестницы, ведшей к гардеробу и бару. Он повернулся ко мне.

– Эта девушка, игравшая Анну…

– Люси Уолфендейл. – Я запомнила ее имя еще со времени, когда фотографировала актеров.

– Она наверняка оставляет по жизни за собой след из разбитых сердец и опустошенных бумажников, такое бывает. Но подобная актриса случается лишь однажды за целое поколение. Она совершенно естественна.

Сзади послышался звук, напоминающий рычание. Это оказался тот любитель мятных конфет и сигар, от которого мы и сбежали сюда. С изрядной долей раздражения в голосе он пробурчал:

– Такие совершенные существа, как мисс Люси Уолфендейл, появляются не раз в поколение, а раз в жизни.

Мистер Уитли удивленно подмигнул мне. Он произнес:

– Я говорил только об ее актерских возможностях, сэр. Сейчас, во время своего тура по глубинке, я разыскиваю достойные театральные представления. И я хотел бы завтра поговорить с мисс Уолфендейл.

Любитель сигар сморщил нос от отвращения. Он не отставал от нас ни на шаг, пока мы поднимались по широкой лестнице.

– Мисс Уолфендейл не будет выступать ни на какой сцене. Ее будущее здесь.

Мистер Уитли в показном удивлении двинул бровью.

– Вы ее отец, сэр?

– Ее отец? – переспросил любитель сигар, даже приостановившись на шаг.

В какой-то момент мне показалось, что он сейчас ударит мистера Уитли. Но он только пожевал сигару и холодно произнес:

– Я – Лоуренс Милнер, старый друг ее семьи. Мисс Уолфендейл – респектабельная девушка. Ее выступление в любительском спектакле вместе с друзьями вполне приемлемо. Но о профессиональном театре не может быть и речи.

Пытаясь хоть как-то разрядить ситуацию, я заметила:

– Молодые ребята тоже отлично смотрелись.

– Один из них – мой сын, – сообщил Лоуренс Милнер. – И у него больше не будет времени для подобных занятий.

Он уже говорил это во время спектакля, и сходство между ними просматривалось вполне ясно. И старший, и младший Милнеры обладали белокурыми волосами с рыжеватым оттенком.

Я решила не обращать на него внимания.

– Не кажется ли вам, мистер Уитли, что Дилан Эштон просто превосходно сыграл роль Вилли? Он представляется искренне влюбленным в Анну.

– Да это вовсе не сыграно, – пробормотал мистер Уитли доброжелательным тоном.

Мистер Милнер протолкался мимо нас и локтями проложил себе дорогу к бару.

Мистер Уитли взял меня под руку.

– Талант мисс Джеймисон в качестве режиссера заключается в том, чтобы понять, что надо сократить и что сыграть.

– О, и что же она сократила?

Мэриэл и я покинули театр последними, когда все зрители уже разошлись. Она хотела удостовериться, что никто ничего не забыл в гардеробе. Когда швейцар провожал нас к служебному выходу, она горячо поблагодарила его, сказав, что никогда не забудет его любезность.

– Да, не помешало бы дать ему чаевые, – прошептала она мне на ухо. – Но со всем этим барахлом в сумке я не могу найти свой кошелек.

Как только мы вышли из театра и ступили на маленькую боковую улицу, крупные капли теплого летнего дождя превратились в тугие струи ливня. Я поспешила укрыться у входа в ближайший магазин и принялась рыться в своей битком набитой сумке.

– Где-то здесь у меня был зонтик.

Мэриэл набросила на голову капюшон.

– Вы должны позволить мне нести зонтик. Я ведь повыше.

Моя нога коснулась чего-то на тротуаре. Я взглянула вниз и тут же, вскрикнув, шагнула назад, чтобы не наступить на земле человека.

– Он пьян? – спросила Мэриэл, беря у меня зонтик и со свистом раскрывая его.

Наклонившись, я коснулась рукой теплой щеки лежащего человека. Шляпы на нем не было. Легкие светлые волосы с рыжеватым оттенком частично скрывали его лоб. Жилет на нем был расстегнут, одной пуговицы не хватало. Позднее я удивлялась тому, что успела заметить все эти мелкие детали. Возможно, в душе я не желала видеть рукоять кинжала, торчащего у человека из груди. При свете газового фонаря я различила полоску крови, стекавшей по его накрахмаленной сорочке.

Я застыла на месте, на секунду подумав, не было ли это какой-нибудь дурацкой сценической уловкой вроде кинжала с уходящим в рукоять клинком. Лежавший мог вскочить на ноги и рассмеяться в голос. Однако он остался лежать. В колеблющемся свете фонаря мой взор стал различать и другие детали. Выступающий вперед подбородок, широкий нос. Это было красивое лицо, на котором застыло выражение сердитого удивления, словно его губы не ожидали столь быстро лишиться своей сигары.

– Это тот человек… Который сидел рядом со мной. Он мертв.

Мэриэл вскрикнула:

– Только не мистер Уитли!

Сунув свою сумку в руки Мэриэл, я нагнулась, чтобы пощупать пульс на шее мужчины, уже понимая, что делаю это напрасно.

Мэриэл отступила на шаг и со страхом в голосе произнесла:

– Это же Лоуренс Милнер!

Я выпрямилась и, когда наши глаза встретились, я прочитала ужас в ее взгляде. Она быстро проговорила:

– Но ведь там, на площади перед театром, стоит его машина!

Она торопливо повернулась, ища взглядом его машину, как будто тело на земле было каким-то обманом зрения, а настоящий мистер Милнер вполне себе жив и сидит за рулем своего автомобиля.

– Кто-то порезал ему шины, – добавила она.

Однако это больше не заботило мистера Милнера.

Я ждала Мэриэл, чтобы вернуться вместе с ней назад по аллее.

– Ужасно, ужасно! – Это все, что она могла произнести.

Тело лежало у меня за спиной. Мэриэл закрывала мне путь. Несколько минут я не могла сдвинуться с места.

Кто-то из нас должен был что-то предпринять. Мэриэл, похоже, потеряла всякое самообладание.

– Оставайся здесь, Мэриэл. Я пойду скажу швейцару, чтобы он позвонил в полицию.

При этих моих словах она, словно придя в себя, повернулась и бросилась назад к служебному входу, крикнув на бегу:

– Я ему скажу.

Зонтик она унесла с собой. Мне пришлось выбирать: или же остаться под хлещущими струями дождя спиной к витрине, или же разделить пятачок под навесом при входе вместе с мертвецом. Я предпочла дождь.

Люси Уолфендейл имела шумный успех в роли Анны Теллрайт. От бурных аплодисментов публики ей казалось, что зал вокруг плывет. Она чувствовала, что ее дух заполняет весь театр, доходит до каждого зрителя и поддерживается их аплодисментами. По окончании спектакля ей хотелось выпить шампанского и закружиться в танце в каком-нибудь великолепном зале. Но вместо этого ей пришлось довольствоваться порцией хереса в баре театра и отбивать атаки старого распутника Лоуренса Милнера, годившегося ей в отцы.

Если бы не присутствие ее старых друзей, она могла бы сойти от этого с ума.

Теперь же, ближе к полуночи, она сидела на багажнике велосипеда. Капли дождя падали ей на затылок и стекали по спине.

– Не могла себе даже представить, что в довершение всего еще и насквозь промокну, – сказала Люси, прижимаясь к спине Дилана. – Терпеть не могу кататься на велосипеде под дождем.