Фрэнсис Броуди - Медаль за убийство

Дилан не ответил. Он крутил педали велосипеда, везшего их по ухабистой дороге, с такой силой, будто за ними гнался дьявол.

Лишь при повороте на Стоунхук-роуд он замедлил ход.

– Дождь и не собирается ослабевать. Хочешь вернуться?

– Нет!

Молча они продолжили катить по извилистой дороге. Дождь прекратился столь же внезапно, как и начался. Наконец в темном поле стали вырисовываться очертания башни, освещенной луной. От вида ее в ночи Люси содрогнулась. Она выглядела совсем не так, чем днем. Даже угрожающе.

Дилан замедлил ход и, остановившись, прислонил велосипед к автобусной остановке на обочине дороги. Люси сошла с багажника, стряхивая с себя дождевые капли и переступая с ноги на ногу.

– Минуточку… Позволь мне… – Она оперлась о плечо спутника, напрягая мышцы ног. – Ох, хо-хо! До чего же затекли ноги!

Подол ее юбки был влажным от брызг, летевших с колеса.

Дилан прислонил велосипед к живой ограде из боярышника и отсоединил велосипедный фонарь от рулевой колонки.

– Еще есть время, чтобы передумать.

– Да не будь ты ребенком! – Взяв у него фонарь, Люси стала искать просвет в ограде. – Я для себя уже решила.

Он, последовав за ней, протянул руку, пытаясь остановить ее:

– В самом деле решила? Почему бы тебе не быть дома, когда почтальон придет утром? И перехватить эту записку, прежде чем ее увидит дедушка?

– Дилан! Тогда я буду мокрой курицей!

Люси стряхнула его руку, освобождаясь от захвата. Да пусть он трусит, если хочет. Дилан был чем-то похож на нее – лишь немного повыше, худощавый, и в нем до сих пор проглядывало что-то детское.

– Я не могу найти этот просвет! – воскликнула она. – Нам придется перелезать через ворота. – Держа фонарь в одной руке, она поставила ногу на вторую перекладину ворот.

– Не ходи за мной без толку. Ты обещал помочь.

– Но то было солнечным днем, – запинаясь, отозвался Дилан. – И тогда это казалось неплохой идеей.

Люси была на одной половинке ворот, он на другой. Никто из них не двигался. Она коснулась рукой его плеча.

– Я должна сделать это. Я только хочу получить то, что принадлежит мне.

Это произошло во второй половине солнечного июньского воскресенья, во время их совместной репетиции. Она взяла с него обещание хранить все в тайне и поведала, что хочет учиться на актрису и даже подала заявление на поступление в Королевскую академию театрального искусства (КАТИ). Правда, Люси не питала особых надежд на то, что из ее намерения что-то выйдет. Когда же ее пригласили на прослушивание, она боялась, что не сумеет найти предлога для оправдания своего двухдневного отсутствия и не сможет сэкономить необходимую сумму для поездки в Лондон. Ее дед своей скупостью очень напоминал скупца из пьесы. Но, будучи Люси, она все же нашла деньги. А также с успехом прошла прослушивание, получила предложение поступить в КАТИ и намеревалась принять его.

В свой двадцать первый день рождения, став совершеннолетней, она напрямую попросила у деда наследство, которое, как она знала, принадлежало ей. Он отказал ей наотрез.

Тогда Люси пришла в голову идея письменно потребовать выкуп за себя саму же. Тысячи фунтов стерлингов ей вполне хватило бы, чтобы заплатить взнос в КАТИ, на съемное жилье и проживание в Лондоне.

Теперь она стояла здесь этой дождливой августовской ночью, добиваясь исполнения своей мечты с помощью одного лишь Дилана. Однако он оказался просто тряпкой и трусом.

– Что, если твой дедушка поймет, что это ты отправила письмо с требованием выкупа?

– Ну и пусть понимает. Тогда он будет знать, что я настроена серьезно. – С этими словами Люси зашагала по полю.

Дилан, спустившись, бросился ее догонять.

– Но тогда он обратится в полицию!

Она обернулась. Их путь освещала луна. Дилан уставился себе под ноги, боясь наступить на лютики и ромашки.

– Дед не обратится в полицию. Он заплатит, потому что испугается.

– Но чего? – спросил Дилан.

Они находились так близко друг к другу, что Люси внезапно пришла в голову картина: вот стоят в поле два чучела в потрепанных обносках. Вдвоем они разогнали бы всех хищных птиц в округе. Но ей пришлось бы работать за двоих – у Дилана за душой не было ни капли отваги или инициативы.

– Не знаю точно, чего он больше всего боится. Возможно, скандала.

Еще в детстве Люси поняла, что ее дед не хочет привлекать к себе внимания.

Каблуки ее туфель стали понемногу погружаться в размякшую почву. Влажная трава сквозь носки щекотала кожу лодыжек.

Люси направила луч фонаря за замок в древней дубовой двери. Дилан вставил в скважину большой железный ключ и провернул его. Дверь отворилась с протяжным скрипом. Молодые люди замерли на пороге. Люси вздрогнула.

– Да здесь все черно как смоль!

– Именно об этом я и говорил. Тебе здесь не понравится. Ночью тут страшно бродить…

Люси шагнула внутрь. Луч фонаря высветил растрескавшийся паркет и темное пространство под ним. Дилан сказал:

– Стой! Половицы расходятся, а внизу десятифутовая пустота. Есть куда падать.

Люси вцепилась пальцами в его рукав.

– Тогда давай поднимемся по лестнице вверх. Не смотри вниз.

Дилан фыркнул:

– Ну и запашок! Там, внизу наверняка хранили что-то, что сгнило. Потому и половицы растрескались.

Прямая лестница с двумя отсутствовавшими ступенями вела на верхний этаж.

– Держись, Люси!

– Не суетись!

Узкое окно с треснувшим стеклом пропускало немного лунного света.

Когда глаза привыкли к сумраку, Люси разобрала, что все осталось на своих местах именно так, как она оставила: одеяла, бутылка воды, жестяная коробка из-под печенья с едой, свечи и спички. Она чиркнула спичкой и зажгла свечу.

Дыхание Дилана участилось.

– Да здесь все может полыхнуть так, что не успеем оглянуться… И дернуло же меня…

– Все будет в порядке.

Она зажгла вторую свечу и накапала на пол лужицу расплавленного воска, на который затем и установила эту свечу.

– Это безумие, – простонал Дилан.

– Иногда безумие – лучший выход. И ты вряд ли скажешь так, когда все закончится. Я требую только то, что мне причитается. А слова «тысяча фунтов стерлингов» могли бы прозвучать весомо, если не произносить их слишком быстро. Ради Бога, если уж вымышленный персонаж вроде Анны Теллрайт может сделать ставку в игре на пятьдесят тысяч фунтов… Да там будет кое-что и для тебя, за помощь мне.

– Я не хочу никаких денег.

– Ничего плохого произойти не должно. В конце концов, я могу в любой момент отказаться от этой идеи и выйти из игры, так что прекрати волноваться. – Она положила руку на его плечо. – Давай посмотрим на луну. И посчитаем звезды. И потанцуем на этих зубчатых стенах. Ведь так их называют?

Люси подвела его к узкой винтовой лестнице.

– Поднимемся на самый верх. Я захватила с собой компас. И покажу тебе стороны горизонта.

Дилан нерешительно последовал за ней.

– Я знаю стороны горизонта, но как-то не настроен танцевать.

– О, взгляни, ступеньки здесь вполне прочные.

Они поднялись на верхнюю площадку башни.

– Разве это не прекрасно? – Люси раскинула руки. – Здесь видно на мили вокруг!

Свет полной луны заливал окружавшие башню поля. К востоку темным пятном виднелась густая роща. На безоблачном небе сияли звезды. На дальних полях днем уже начался сенокос, и запах свежескошенной травы еще витал в воздухе. Дилан задумчиво произнес:

– Кто бы ни построил эту башню, он поднимался сюда, чтобы посмотреть на звезды.

– Или танцевать здесь со своей истинной любовью.

Люси вытянула руки перед собой и запела:

– Ну же! Потанцуй со мной!

– Я вижу сон, – пробормотал Дилан, кладя одну руку ей на талию, а другую на плечо. – Но скоро я проснусь.

– Продолжай смотреть сон, но пой.

– Если бы ты была единственной девушкой на свете…

Они кружились вдоль парапета башни.

– Когда я буду актрисой, ты сможешь прийти за кулисы любой сцены в мире и спросить меня. Я никогда не забываю тех, кто был моим другом, когда я нуждалась в нем. Я чувствую, что люблю тебя, как Анна любила Вилли. Истинно и навечно.

– Но тогда…

– Шшш… – Люси приложила палец к его губам. – Я буду помнить тебя всегда и везде, куда бы меня ни забросила жизнь. – Она засмеялась своим мыслям. – А здорово мы ускользнули от старого Милнера. Он явно намеревался подвезти меня.

– Он намеревался проделать не только это, – заметил Дилан.

– Представляю его лицо!

– Ладно, не будем о нем.

– Гнусный тип. Если бы я была мужчиной и характерным актером, то стала бы даже изучать его. Как можно быть таким… – Она издала звук, имитирующий рвоту. – Можешь вообразить – они с дедом серьезно думали, что я выйду за него замуж!

– Да уж, могу представить.