Линдсей Дэвис - Серебрянные слитки

Я поднял ладонь Елены Юстины, положил в нее подарок и плотно сжал пальцы девушки. Подарок остался внутри. Затем, не глядя ни на кого, я ушел.

Я отправился на набережную. Я шел мимо закрытых кабинок кукольников на пустынный променад. Тут я однажды гулял с Еленой Юстиной. Туда я иногда я отправлялся в одиночестве. Теперь было темно, но мне хотелось темноты. Я закутался в тогу, прислушивался к звукам ночного Рима и боролся с паникой от содеянного.

Я стоял в полном одиночестве на высоте, над Римом. Дул холодный ветер. Издалека доносилась музыка, которая то прерывалась, то звучала вновь, я слышал, как топают ногами часовые, до меня доносились взрывы смеха, а время от времени зловещие крики.

Когда я снова успокоился, а это произошло после того, как я очень сильно замерз, я спустился вниз.

Я отправился назад во дворец и снова попросил аудиенции у Тита. Теперь было очень поздно. В коридорах меняли направление высокие тени, а несколько слуг, которых я смог найти, сплетничали и испуганно поднимали головы, когда их отвлекал призрак с белым лицом.

Похоже, никто не находил мое присутствие странным. Похоже, никому не было дела. Иногда подобное случается в официальных учреждениях после того, как на службу заступает ночная смена. Обычно происходит так мало событий, что люди радуются любому изменению рутины.

Меня пропустили сквозь многочисленные помещения, от богато украшенных до довольно простой приемной, которую я не видел никогда раньше. Кто-то зашел во внутренние покои, и я услышал, как мое имя произносит тихий голос, не проявляющий любопытства. Мгновение спустя, вышел веселый чудной старикан в домашних тапках, за ним мелкими шажками следовал мужчина, который меня привел. Провожатый исчез почти сразу же. Старик внимательно меня осмотрел.

— Оба молодых Цезаря уже в постели. Я подойду?

На нем была помятая пурпурная туника, никакого ремня. Этого крупного мужчину плотного телосложения, примерно шестидесяти лет отличали широкие плечи и здоровый вид. Лоб прорезали глубокие морщины, смотрел он открытым взглядом. Каким-то образом то, что он обходился без церемоний, запросто, способствовало его теперешнему влиянию. На протяжении лет он привык вести за собой людей только силой своей личности. У него это прекрасно получалось. Будь проклят этот ублюдок от больших пальцев ног до тонких волос на голове, но мне он сразу же понравился.

Я знал, кто это. Это был император Веспасиан.

Я решил, что лучше ответить вежливо, и сказал, что он сойдет.

Он смотрел на меня снисходительно и явно забавлялся, затем жестом пригласил меня войти. Он работал в небольшой комнате, которая стала уютной благодаря удачно расположенным светильникам. Веспасиан занимался двумя аккуратными стопками писем. Создавалось впечатление очень хорошей организации труда. Мне самому хотелось бы работать в таком кабинете.

— Значит, ты и есть Фалько. Выглядишь ты немного нездорово. Хочешь выпить вина?

— Нет, спасибо. Я просто немного замерз. Пожалуйста, не беспокойтесь.

— О-о, никакого беспокойства! — весело воскликнул Веспасиан. — В коридоре ждет неограниченное количество тех, в обязанности кого входит подносить кубки и разливать вино. Они ждут возможности показать свое мастерство… — Я все равно покачал головой. К моему удивлению, он продолжал болтать. — Тех, кто что-то приносит и что-то уносит. Каждый из них — большой специалист своего дела. Если хочешь, вероятно, можно среди них найти раба, мастера чистки пупков. У него окажется специальный передничек чистильщика пупков и специальное приспособление с украшенной жемчугом ручкой.

Похоже, он успокоился.

— Можно прекрасно отдохнуть и расслабиться в таком окружении, господин, — с серьезным видом устало заметил я.

— Я перестал расслабляться, как только увидел, сколько денег уходит на выплату жалованья, — горько ответил Веспасиан.

Он посмотрел на меня глубоко посаженными глазами, и я понял, что если мог справиться с Титом, с этим человеком справиться не могу.

— Я слышал про твое кривлянье в связи с оплатой.

— Я не хотел никого оскорбить, господин.

Веспасиан молчал. Мне показалось, что взгляд и напряженный вид, которыми он так славился, легко могли быть результатами многолетних усилий по сдерживанию смеха в общественных местах. Однако теперь он не смеялся.

— Ты оскорбил свой собственный ум, которым несомненно обладаешь! — Я люблю прямых людей. Пусть лучше будет так. — Так с чем же связана эта твоя последняя пантомима? — более спокойно спросил император.

Именно тогда я объяснил Веспасиану, зачем пришел сейчас во дворец и чего надеюсь добиться.

Я рассказал ему историю и признался, что мне очень жаль. Я попросил второго шанса. Он спросил, зачем он мне. Я пояснил, что из-за нее, он дал отрицательный ответ.

И тогда я спросил: что нужно сделать? Но он снова ответил нет.

Это было не то, что я ожидал, совсем не то, что я ожидал.

После этого Веспасиан предложил мне работу. Пришел мой черед отвечать отрицательно. Я указал, что он не любит информаторов, а я не люблю императоров, поэтому едва ли мы подходим друг другу. Веспасиан объяснил, что неприязни к информаторам как таковым у него нет, чего нельзя сказать о работе, которую они выполняют. Я признался, что примерно то же самое чувствую насчет императоров.

Он долго смотрел на меня, хотя не казался особо расстроенным.

— Значит, этот визит связан с дочерью Камилла? — Я ничего не сказал. — Я не верю в связи между представителями разных сословий. Они вредны. Сенаторская дочь обязана уважать честь своей семьи. Меня считают старомодным, — заметил император.

Я едва ли мог этого не знать, поскольку весь Рим говорил о том, что сам Веспасиан на протяжении практически всей жизни имел связь с освобожденной рабыней, которая впервые стала его любовницей сорок лет назад. Говорили даже, хотя это и казалось маловероятным, что он теперь притащил это верное старое тело с собой во дворец.

— Господин, с должным уважением к вам я не стану расспрашивать вас по этим вопросам, поэтому не ожидаю, что мне придется отвечать за себя.

Я думаю, что на этот раз он оскорбился, но через несколько секунд улыбнулся.

— Тит говорит, что она кажется разумной девушкой.

— Я тоже так думал, пока она не связалась со мной! — резко ответил я.

— Мой старый друг Иларий был бы категорически не согласен, — запротестовал Веспасиан, опровергая мое утверждение. — Я никогда не спорю с Гаем, это ведет к слишком большому количеству бумажной работы. Он о тебе хорошего мнения. И что я ему скажу теперь?

Я смотрел на императора, а он смотрел на меня. Мы достигли соглашения. Он просто сидел со сложенными на груди руками, пока я представлял свою идею. Он включит меня в список претендентов для перехода во второй разряд. И он включит меня во второй разряд после того, как я сам заработаю деньги, которые требуются для этого.

Я обязался заработать — и сберечь — четыреста тысяч золотом.

Перед тем, как уйти, я настоял еще на одной вещи.

— Я хочу, чтобы вы это увидели.

Я достал чернильницу, которую нашел в склепе с шафраном. Я извлек ее из кармана вместе с несколькими горошинами перца. Император повертел ее на ладони большой руки. Это была обычная чернильница, простой формы, с крышкой. На дне было аккуратно выцарапано: Т ФЛ ДОМ, инициалы младшего сына Веспасиана.

До того как он успел что-то сказать, я ее забрал.

— Поскольку она не потребуется в суде, я оставлю ее у себя, как память об этом деле.

Отдать должное Веспасиану, он на самом деле позволил мне ее забрать.

Я отправился домой. Когда я спускался с Палатина, над Римом уже царила ночь. Везде вокруг меня город спал и напоминал серию глубоких черных прудов между тусклыми огнями на вершинах семи холмов. Я пошел по спящим улицам и наконец добрался до знакомого убожества и запустения родных кварталов и мрачной квартиры, где я жил и куда однажды привел девушку по имени Сосия Камиллина.

Это был худший день в моей жизни, но, войдя к себе, я понял, что он еще не закончился. Дверь на балкон оказалась приоткрыта. Когда я вошел, в комнату ворвалась струя холодного воздуха — получился сквозняк. Кто-то меня ждал, притаившись на балконе.

Мама никогда не приходила так поздно. Петроний подозрительно относился к пребыванию на улице в ночное время. Я решил, что поджидающий меня там человек точно не относится к тем, кого бы мне хотелось видеть.

На первые гонорары от сенатора я купил несколько керамических ламп, теперь я их все впервые зажег, чтобы стало очевидно: я вернулся домой и больше никуда не собираюсь. Я не сводил глаз с балконной двери, разделся, налил себе тазик воды и вымылся, чтобы запах богатства и упадка исчез с моей холодной кожи. Я зашел в спальню, производя много шума, нашел чистую тунику, которую любил, затем расчесал волосы. Они до сих пор оставались слишком короткими, чтобы виться.