Роберт ван Гулик - Убийство по-китайски: Смертоносные гвозди

Бань Фэн лишь вздохнул.

— Я и сам вижу, что произошло, ваша честь. Брат моей жены Е Дай, должно быть, возвел на меня обвинение. Этот бездельник никогда не давал мне прохода, все требовал денег. В один прекрасный день я ему отказал. Вот он и отплатил мне…

— Согласно закону, — ровным голосом сказал судья Ди, — вне суда арестованных не допрашивают. Но, может быть, тебе было бы легче отвечать в суде завтра, если ты предварительно расскажешь мне, были ли у вас с женой за последнее время какие-нибудь серьезные ссоры.

— Так, значит, это все из-за нее!.. — сказал Бань Фэн с горечью. — Теперь понятно, почему она вела себя так странно, почему так часто уходила из дому… Они с братцем сговаривались, как засадить меня за решетку! Ваша честь, когда я позавчера…

— Ладно, — прервал его судья Ди. — Остальное расскажешь завтра в суде.

С этими словами он вышел из камеры.

На следующее утро судья Ди пришел в кабинет незадолго до начала утреннего заседания суда. Все четверо сыщиков уже ждали его.

Десятник Хун заметил, что судья бледен и явно не выспался. Еще бы, ведь он всю ночь следил за сборами, погрузкой вещей, провожая домашних в путешествие.

— Ну вот, они уехали, — сказал судья, садясь за стол. — Я дал им в сопровождение военных, и, если снова не начнется снегопад, они прибудут в Дайюань дня через три. — Судья прикрыл глаза и через несколько секунд заговорил снова: — Вчера вечером я успел поговорить с Бань Фэном. Все-таки наше предположение подтверждается, и он не убийца. Или он прекрасный актер, или он вообще не подозревает о том, что случилось с его женой.

— А куда он ездил? — спросил Дао Гань.

— Я не спрашивал. Узнаем сегодня на суде.

Десятник Хун поднес судье чашку чаю.

Судья медленно выпил горячий чай и продолжал:

— Вчера вечером, когда я уехал и оставил вас у Чжу, я не просто хотел соблюсти приличия, — я еще надеялся, что вы поможете мне понять, что происходит. Мне показалось, что в воздухе висит что-то, какая-то угроза, какая-то страшная тайна… Впрочем, я себя очень плохо чувствовал, так что, может, это просто больная фантазия. Но тем не менее мне хотелось бы знать, не показалось ли вам вчера что-нибудь странным? Может быть, после моего отъезда?

Ма Жун и Цзяо Дай переглянулись; Ма Жун покачал головой.

— Должен признаться, ваша честь, — сказал он, — что я вчера несколько перебрал наливки. Ничего особенного я не заметил. Может, Цзяо Дай что-нибудь заметил?

— Я заметил только общее веселье, — улыбнулся Цзяо Дай. — И сам отлично повеселился.

Дао Гань задумчиво наматывал на палец прядь волос.

В конце концов он сказал:

— Мне эти настойки не особенно по вкусу… К тому же я почти все это время разговаривал с Лань Дао-гуем, а он вообще не пьет. Но я наблюдал за остальными и могу сказать, ваша честь, что это был просто хороший, веселый обед. — Судья промолчал. Подумав, Дао Гань прибавил: — Но вот что мне рассказал Лань, когда мы заговорили об убийстве: Е Бинь, говорит он, не способен обидеть и мухи, зато его братец Е Дай — злой, жестокий человек.

— Вот как? И почему он так думает? — быстро спросил судья.

— Несколько лет назад Е Дай хотел стать его учеником. Но уже через неделю Лань отказался учить его: Е Дай потребовал, чтобы Лань показывал ему только приемы борьбы, и совершенно не желал вникать в духовные премудрости. Лань говорит, что Е Дай очень силен, но норов мешает ему стать хорошим борцом.

— Интересно, — отозвался судья Ди. — А что еще Лань говорил?

— Да больше ничего, в общем, — сказал Дао Гань, — он потом стал показывать мне фигурки из «семи кусочков».

Судья удивленно проговорил:

— «Семь кусочков»? Но это же детская забава! Я помню, что играл в них, когда был маленьким. Это когда разрезаешь квадратный лист бумаги на семь частей, а потом складываешь разные фигурки, так ведь?

— Да, — смеясь, ответил Ма Жун. — Это любимая игра Ланя. Он любит повторять, что это никак не детская забава, что человек таким образом учится сосредоточиваться и проникать в суть вещей.

— Лань может, не задумываясь, выложить из семи кусочков все, что ни попросите, — добавил Дао Гань. — Смотрите, как надо разрезать бумагу…

Он взял квадратный лист и разрезал на семь частей.

— Я попросил изобразить пожарную каланчу, и вот что Лань выложил:

Тут я подумал, что это слишком просто, и попросил выложить скачущую лошадь. Он выложил вот так:

Тогда я заказал женщину на коленях, которая выслушивает приговор в суде.

Наконец я попросил выложить пьяного пристава и танцовщицу. Лань и это сделал.

И тут я сдался окончательно!

Голос Дао Ганя потонул во взрыве смеха. Отсмеявшись, судья сказал:

— Что ж, раз никто из вас ничего не заметил, значит, мне просто что-то померещилось из-за плохого самочувствия… А у Чжу огромный дом. Я чуть не заблудился в коридорах и внутренних двориках!

— Их семейство живет в этом доме испокон веку, поколение за поколением. В таких старых домах иногда действительно бывает не по себе, — заметил Цзяо Дай.

— Дом-то огромный, но интересно, хватает ли места для всех многочисленных жен и наложниц? — насмешливо спросил Ма Жун.

— Чжу — хороший человек, — вступился Цзяо Дай, — прекрасный охотник, хороший хозяин, строгий, но справедливый. И крестьяне-испольщики его уважают, а это многое значит. И они все очень сожалеют, что у него нет наследника.

— Ну так завел бы, — засмеялся Ма Жун.

— Между прочим, я забыл сказать, — вмешался Дао Гань, — что его письмоводитель Ю Ган сейчас в очень плохом состоянии. Когда я с ним заговорил, он на меня так взглянул, словно духа увидел. И, кстати, он думает в точности то же, что и мы: что Ляо Лень-фан бросила его и сбежала с любовником.

Судья Ди кивнул головой и сказал:

— С юношей надо будет поговорить, прежде чем он окончательно падет духом. А что до отца девушки, он с таким пылом убеждает всех в ее чистоте и непорочности, что я уже подозреваю, что он пытается убедить себя самого. Дао Гань, сходи сегодня к нему и попробуй разузнать побольше об их прислуге. Кстати, проверь еще все то, что Лань Дао-гуй говорил о братьях Е. Только не спрашивай ничего у них самих, лучше поговори с людьми в округе, собери сведения, какие удастся.

Трижды ударил гонг, призывая на утреннее заседание.

Новость об аресте Бань Фэна, очевидно, сразу облетела весь город: зал суда был переполнен. Объявив заседание открытым и проведя перекличку, судья написал и отправил со слугой официальный запрос начальнику тюрьмы. Через несколько минут привели Бань Фэна. Едва завидев его, Е Бинь и Е Дай, стоявшие в первом ряду вместе с Чжу Да-юанем и Лань Дао-гуем, бросились вперед, но приставы задержали их и заставили отойти.

Судья ударил по столу молоточком, призывая к тишине.

— Назови свое имя и звание, — приказал он Баню, преклонившему колени перед судейской скамьей.

— С вашего позволения, мое имя Бань Фэн, я торговец древностями.

— Зачем ты вышел из города позавчера?

— Несколько дней назад ко мне явился один крестьянин из деревни Пять Овнов, что к северу от города. Он рассказал, что рыл могилу для издохшего коня и случайно нашел в земле старинный бронзовый треножник. Я вспомнил, что восемь веков назад, во время династии Хань, в Пяти Овнах был центр большого владения, и сказал жене, что должен поехать туда и взглянуть на треножник. Небо было чистое, снегопада не было, и я решил уехать утром. Поэтому…

Судья Ди перебил его:

— Что вы с женой делали утром?

— Я провел все утро в мастерской, чинил лакированный столик. Жена сходила на рынок и стала готовить обед.

— Хорошо. Дальше.

— Мы пообедали вместе, — продолжал Бань Фэн, — после обеда я упаковал в ее кожаную сумку свою шубу — в деревенской гостинице может быть холодно — и вышел из дома. На улице мне встретился бакалейщик, он сказал, что на почтовой станции осталось мало лошадей, и посоветовал поторопиться. Я побежал к северным вратам и успел взять на станции последнюю лошадь. Потом…

— Ты кого-нибудь еще встретил по дороге? — снова перебил его судья.

Бань Фэн подумал несколько секунд.

— Да, квартального надзирателя Гао. Мы поздоровались. — Судья кивнул, и Бань Фэн вернулся к рассказу: — Я добрался до Пяти Овнов засветло. Треножник действительно оказался старинным и очень красивым. Мы долго торговались с хозяином, он все никак не хотел уступать, но в какой-то момент мы все-таки сошлись в цене. Шубу я надел, а в сумку положил треножник и уехал. Не успел я проехать и пару ли, как на меня напали двое разбойников. Они выскочили откуда-то из-за сугробов, так что я слишком поздно их заметил. Я отбивался, мне удалось вырваться, и я поскакал галопом, но скоро понял, что заблудился. А самое худшее — я потерял сумку. Должно быть, она свалилась, когда я мчался, так или иначе, на седле ее больше не было. Я кружил вокруг снежных холмов, и мне становилось все страшнее и страшнее. И вдруг я увидел впереди военный отряд, пятерых человек. Я обрадовался и кинулся к ним, но, к моему ужасу, они набросились на меня, связали по рукам и ногам и привязали к седлу! Я попытался было спросить, что все это значит, но их командир ударил меня кнутом по щеке и велел молчать. Так ничего и не объяснив, они доставили меня в город и бросили в тюрьму. Вот и все, ваша честь!