Белое, красное, чёрное - Мари Тегюль

— Очевидно, что у него было какое-то свидание в Тифлисе, на которое должен был ехать только он. Ну, трудно гадать, потом это кольцо. Нет, непонятно абсолютно. Давайте Ник, пойдем к Зандукели, может быть там есть еще что-то новое.

Доктора Зандукели они застали в его кабинете на втором этаже Михайловской больницы. Засучив рукава белоснежного халата, он мрачно листал какие-то новинки медицинских журналов. Всем своим видом он вдруг напомнил Нику Люцифера на фасаде дома на улице Петра Великого.

Увидев Ника и Аполлинария, Зандукели просветлел лицом, порывисто вскочил и долго тряс Нику руку. Ник понимал, что такое приветствие Зандукели, прекрасный врач, адресует его профессиональным успехам. Зандукели собрал в Михайловской больнице вокруг себя умных и преданных своему делу врачей и сестер, очень ценил профессионализм в работе и всех, кто проявлял незнание своего дела, отчаянно третировал.

— Пойдемте в прозекторскую, — сказал он, — Афанасий Никитич уже все кончил. Но вы все же взгляните. Я помню нашу первую встречу, когда вы увидели то, что мы не заметили. Все же мы врачи, а не сыщики. Хотя с тех пор мы стали обращать внимание на все мелочи.

— В Англии развивается новая профессия, врачи, которые специализируются на обследовании жертв преступлений. Работают рука об руку со Скотленд-Ярдом. — рассказывал Аполлинарий Зандукели, пока они спускались вниз, в обширные подвалы Михайловской больницы, где находились прозекторская и морг. — Могу вас уверить, что вы работаете не с меньшим профессионализмом.

Ник шел сзади и, слушая разговор Зандукели и Аполлинария, про себя подумал: «Ну и хитрец, мой Аполлинарий. А с другой стороны, доброе слово отчего не сказать прекрасному человеку. Нет, я не перестаю ему удивляться!»

В прозекторской их встретил прозектор, Афанасий Никитич Скрябин. Поздоровавшись, Ник и Аполлинарий подошли к столу, где лежало тело маркиза, накрытое простыней. Афанасий Никитич отвернул ее верхнюю часть, открыв спокойное лицо маркиза. У Ника защемило сердце. Еще так недавно они с Лили любовались этим человеком и вот его уже нет. Что он мог знать, какие тайны унес с собой? Ник смотрел теперь на маркиза, как на знакомого ему человека.

Афанасий Никитич между тем перечислял особенности на теле маркиза, шрамы от ранений, пулевых и сабельных. Все это соответствовало тому, что Ник уже читал о нем. Все меньше сомнений оставалось в том, что это был именно маркиз Паулуччи.

На отдельной лавке лежала одежда маркиза и то, что было извлечено из его карманов. Аполлинарий, отойдя к этой лавке, внимательно перебирал одежду, прощупывая каждый сантиметр.

— Ник, подойдите сюда, — негромко сказал он, — тут что-то прощупывается.

Аполлинарий осторожно вытащил из внутреннего глубокого кармана сюртука свернутой тугой трубочкой и перевязанные ленточкой бумаги. Передав их Нику, он снова взялся за сюртук, поднял его. Потом посмотрел на тело маркиза. И тихо продолжал говорить:

— Сюртук примерно на три вершка ниже колен. Борта без всякой отделки. Такие носили бывшие военные. Двубортный, с восемью бронзовыми литыми пуговицами. Вот это как-то странно. Почему пуговицы литые? Обычно они бывают полые…  И что-то по кромке пуговицы, на бордюре, вот, рисунок на пуговице выглядит как щит, окаймленный волнистой линией, какие-то буквы на середине щита… сейчас я взгляну через лупу, тут написано «Diex el volt», на латыни значит — «это угодно богу». Дальше, при прощупывании бортов, мне кажется, что они неодинаковы по толщине. И вот, пощупайте Ник, тут, с левой стороны, вам не кажется, что тут какой-то немного другой звук, какое-то похрустывание… Не вшита ли тут бумага?

Зандукели и Скрябин, внимательно слушавшие Аполлинария, переглянулись. Скрябин отошел и вернувшись, подал Аполлинарию ланцет, пробормотав: «Будьте осторожны, он очень острый!»

Аполлинарий, держа в руках ланцет, еще раз взглянул на Ника. Ник кивнул головой в знак одобрения. Аполлинарий оглядел сюртук и стал осторожно, с внутренней стороны, чтобы не испортить внешнего вида, вспарывать борт. Ник внимательно следил за его действиями. Сюртук был сшит добротно и пороть было нелегко. Наконец, Аполлинарий попытался просунуть руку в образовавшуюся дыру. Тут не выдержал Зандукели:

— Давайте, я попробую вытащить! У хирургов, как у пианистов и карманных воришек, пальцы очень развиты!

Аполлинарий шутливо поклонился и предоставил Зандукели продемонстрировать виртуозность его пальцев. Зандукели очень осторожно ввел пальцы в прореху и так же осторожно вытащил листок плотной бумаги и положил их на стол, скромно отойдя в сторону. Ник бережно развернул те бумаги, которые были завернуты трубочкой и лежали в кармане сюртука и этот, только что извлеченный из распоротого борта. И удивленно поднял глаза на стоявшего у него за спиной Аполлинария. Это были стихи. На листе, первом сверху, было такое стихотворение:

На следующем листе было знаменитый «Талисман»:

И на отдельно найденном листе, который выглядел так, будто его не очень аккуратно вырезали из альбома:

— Вы что-нибудь понимаете, Аполлинарий? — тихо спросил Ник. В ответ Аполлинарий только покачал головой. Ник аккуратно сложил найденные листы и положил во внутренний карман.

— По-моему, стоит спороть одну пуговицу и взять ее для последующего рассмотрения, — сказал он. — Ну, подождем для этого разрешения итальянского консула.

* * *

И как раз тут же за стеной послышались громкие голоса, после чего последовал очень осторожный стук в дверь прозекторской. Ник, взглянув в сторону Зандукели, увидел, что тот принял грозный вид. Почему-то Зандукели воспринимал князя Вачнадзе, тифлисского полицмейстера, милейшего человека, как своего личного врага.

Скрябин открыл дверь и в прозекторской появился, отдуваясь, затянутый в новый с иголочки мундир, князь Вачнадзе. С ним вместе вошел невысокого роста, тоже весьма щегольски одетый господин, которого Вачнадзе представил, как итальянского консула, князя Ринальда Галли. Сам же Вачнадзе, как всегда в присутствии Зандукели, быстро стушевался на задний план.

Князь Галли пожал руки всем присутствующим. Скрябин снова отвернул простыню и Галли,