Евгений Сухов - Аристократ обмана

– В баккара, – охотно ответил Варнаховский. – Милости просим. Делайте ставку.

– С удовольствием, – сказал гость. – Если эти девушки будут мне подсказывать, – посмотрел он на шансонеток.

– У нас рука легкая, – подошла брюнетка лет двадцати, с высокой прической и развитой грудью. – Мы приносим удачу.

– Вы пока раскладывайте карты, а мне вот с этим молодым человеком переговорить нужно, – кивнул он Леониду.

– О чем?

– Вам передавала привет одна ваша хорошая знакомая… Мне бы не хотелось называть ее имя при всех.

– Если здесь замешана дама… Пойдемте!

Отчего-то поручик ощутил легкое беспокойство.

– Вы только быстро возвращайтесь, – обронила брюнетка в спину удаляющимся мужчинам. – Мы без вас будем скучать.

– Мы не задержимся, – пообещал полковой врач.

В прихожей было прохладно. Непереносимый табачный дым оставался за дверью, из-за которой раздавались оживленные голоса, доносился женский смех. Расстроенное веселье понемногу набирало прежние обороты.

– Так я вас слушаю, сударь… Не имею чести знать вашего имени.

– Хм… Позвольте представиться. Начальник первой экспедиции Третьего отделения собственной Его императорского величества канцелярии, действительный статский советник Кирилл Федорович Бобровин.

– Однако… Не ожидал. А роль полкового доктора вы сыграли весьма недурственно.

– Не удивляйтесь. Я прослушал два курса медицины в университете, а потом решил, что это не мое. Так бывает… И решил попробовать себя на другом поприще. И не ошибся в призвании. Но я еще не забыл, как делать клизмы. Ежели желаете, так я с превеликим удовольствием…

– Нет уж… извольте.

– Ну, как знаете.

– Так что вы хотели мне сказать, любезнейший Кирилл Федорович? – спросил Варнаховский, понимая, что разговор пойдет непростой.

– Хочу вам сказать честно, ваши дела скверные. Сыгранная вами шутка попахивает откровенным самодурством. Такое у нас не прощается. Вас ожидает бесчестие, поручик. Вы пойдете по этапу вместе с другими каторжанами.

Леонид оторопел:

– Вы хотите сказать, что за случайный холостой выстрел меня могут подвергнуть уголовному преследованию?

– Милый вы мой, – вздохнул печально Бобровин, – если бы это была ваша единственная провинность… Я говорю о ваших чудачествах в Петербурге. Разве не вы придумали такую забаву: купили извозчичьи сани, запрягли в них лошадей, а затем сажали на них господ?

– Что в этом дурного, господин статский советник? – невинно спросил Варнаховский. – Я занимался извозом в свободное от службы время. Знаете ли, в последнее время я очень поиздержался и решил таким образом поправить свое финансовое положение.

– И как, удалось?

– Только отчасти.

– Возможно, я не стал бы возражать против этого, если бы ваша шутка не заходила слишком далеко. Вы отвозили господ прямо в противоположную сторону, а потом сбрасывали их в снег и со смехом уезжали.

– Возможно, и было однажды… из озорства. Так мы поступали с прехорошенькими курсистками.

Кирилл Федорович тяжело вздохнул:

– Дорогой вы мой, ежели бы однажды… А то одних только пострадавших мы насчитали десятка два. И все люди с чинами и в больших званиях! И это только те, кто к нам обратился с жалобой. А сколько было таких, которые и не обращались… А начальника шестого сыскного отделения, прибывшего на доклад к государю, вы стащили с саней на окраине города, и ему пришлось добираться до гостиницы пешком. – Голос Бобровина посуровел. – Только за один такой проступок император вправе разжаловать вас в рядовые и отдать под суд!

– Каюсь, кураж нашел… А может, лишку выпил, с кем не бывает. Но, кроме этих проступков, за мной более ничего не имеется. Перед государем и Третьим отделением я чист, как стеклышко.

– Как стеклышко, говорите… – нахмурился Кирилл Федорович.

Варнаховский невольно поморщился, а ведь в первый момент, когда тот перешагнул порог гостиной, он принял его за обыкновенного добряка, явившегося в салон, чтобы проиграть сотенную-другую. Это надо же так ошибиться!

– А не далее как третьего дня вы с приятелями разъезжали по городу и разбивали саблями стекла в окнах. А потом под свистки полиции удирали с места злого умысла.

– Право, даже и не знаю, что сказать, – Леонид Варнаховский выглядел крайне смущенным. – Может, вы просто принимаете меня за кого-то другого? Это же форменное ребячество, я здесь ни при чем!

– Это милое ребячество может стоить вам трех лет штрафных рот. И не надо отпираться, милостивый государь! Это все ваши проделки. У меня имеются свидетели. – Бобровин подался вперед, обнажив крупные зубы, как если бы хотел съесть злоумышленника целиком. – А кто же из вас додумался тушить фонари на улице? Великий князь Константин возвращался из своего загородного имения, а на улицах не видно ни зги! Его лошадь сломала ногу, и ему пришлось ехать во дворец на обыкновенном извозчике! Вам этого достаточно? Или мне дальше перечислять ваши подвиги?

– Достаточно, – хмуро произнес лейб-гусар, понимая, что в этот раз его ожидает нечто большее, чем профилактическая беседа в полицейском участке. – Что вы от меня хотите?

– А вот это уже деловой разговор, – одобрительно кивнул Кирилл Федорович. – Давайте мы с вами проедем в одно уютное место. Карета уже стоит у входа.

– Это не казематы Петропавловской крепости? – Прямая линия губ Варнаховского надломилась в злой ухмылке.

– Пока нет… Все будет зависеть от человека, к которому мы сейчас едем, и от того, как сложится ваш с ним разговор.

– Что ж, спасибо за откровенность. Вот только жаль, что не придется доиграть в карты, ведь они уже разложены.

– Надеюсь, вам повезет в следующий раз. – Открыв дверь, Бобровин вышел на лестничную площадку. – Чего же вы стоите? Тот человек, к которому мы сейчас едем, очень не любит ждать.

– Хм… Если дело обстоит именно таким образом… Что ж, – накинув плащ, Варнаховский заторопился вниз по лестнице.

На улице их и вправду поджидала карета, запряженная тройкой жеребцов вороной масти, нервно подергивающих длинными гибкими шеями. У кареты стоял неприметный человек в темном фраке; он распахнул дверцу тотчас, как только Бобровин ступил на брусчатку.

– Пожалте, ваше благородие.

Бобровин подошел к карете и, поддерживаемый расторопным слугой, влез внутрь, расположился на сиденье. Поручик, чуток повременив, влез следом.

Уличный свет проник через небольшое квадратное окошко экипажа, осветив на панелях изысканную резьбу. Сиденья были покрыты пледом, а в ногах лежал толстый ковер. Именно в таких каретах разъезжают чиновники четвертого класса.

Карета тронулась, и обитые металлические обода заколотились по брусчатке.

– Хочу вас предупредить, человек, к которому мы сейчас направляемся, невероятно влиятельный. Если он разгневается, то ни от вас, ни от меня не останется даже застежек на туфлях. Так что попрошу вас, ради собственной безопасности и для дела, умерить строптивость и внимать каждому его слову. – Взглянув в окно, добавил: – Вот мы и прибыли.

Карета, выкатив в Церковный переулок, подъехала к небольшому двухэтажному особняку с примыкавшим к нему густым яблоневым садом. Кучер привычно натянул поводья, заставив норовистых жеребцов остановиться перед чугунными воротами с ангелами, покрашенными в золотой цвет.

– Пожалте, ваше превосходительство, – распахнул дверцу слуга.

Достойно, как и полагалось немалому чину, Кирилл Федорович сошел на дорогу, поправив полы задравшегося сюртука, и, не оглядываясь (зная, что поручик топает за ним следом), зашагал на крыльцо, где уже поджидали его слуги, державшие в руках факелы.

– Его высокопревосходительство ждут вас, – произнес секретарь, чуть наклонив голову, сдержанно и с почтением.

Прошли в просторный холл с мраморной лестницей, у которой с керосиновыми лампами, явно для торжественности, стояли двое слуг в расшитых золотом ливреях. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять – роскошь здесь почитали и умели ею пользоваться. В пролетах лестницы возвышались обнаженные греческие богини, высеченные из мрамора. Над самым потолком висела огромная бронзовая люстра.

– Пойдемте со мной, я вас провожу, – проговорил секретарь, ступая по ковровой дорожке вверх по лестнице.

Приостановившись у широкой резной двери на втором этаже, сдержанно постучался и, услышав басовитое «входите», предупредительно распахнул перед гостями дверь:

– Проходите.

За огромным столом, покрытым синим сукном, сидел крупный мужчина лет пятидесяти, с тощим лицом, пышными усами, переходящими в широкие курчавые бакенбарды, и густой черной шевелюрой. Оторвав взгляд от разложенных на столе бумаг, он посмотрел на Кирилла Федоровича; более продолжительный взгляд, где читался откровенный интерес, достался поручику. После чего он хмыкнул каким-то своим мыслям и предложил два стула, стоявших подле стола.