Алексей Фомичев - Сам без оружия

– Митяй не такой! Он вор настоящий!

– Григорий! Давайте без уголовной патетики! Козырь сдаст и вас и нас! Его спасение в немедленном уходе. А он приперся сюда, да еще всех подручных притащил и каких‑то бугаев нанял. Для чего?

Григорий тяжело вздохнул и зло посмотрел на собеседника. У него мелькнула мысль, что встречу ему здесь и в это время назначили совсем не случайно. Но чего хочет этот невзрачный тип с холодными глазами?

– Нам надо уходить, – сказал он, вновь ударяя тяжелой ладонью по перилам. – Я батю с брательником привел, думал, они помогут с Козырем разойтись миром.

– Вот это вы зря, Григорий, – неожиданно мирно вздохнул тип. – Я уверен, что Козырь не причинил бы вам вреда. Да и сам способен успокоить его и помирить с вами.

– Вы? – В голосе Григория послышалось изумление. – Вы с ним знакомы?

Тип неопределенно улыбнулся, качнул головой:

– Было время. Знал я Митеньку совсем молодым и глупым. Да и должок за ним остался с той поры. Думаю, управу я бы на него нашел.

– А чего же тогда через меня на него вышли?

Тип стер улыбку с лица, покачал головой.

– Задержитесь на пару минут здесь, Григорий. Я спущусь первым и поговорю с Козырем. А потом уж и вы идите. Меня не окликайте. Встретимся с вами на старом месте через два дня.

Тип кивнул и направился к лестнице, но на полпути встал. Чуть повернул голову и уже другим, доверительным тоном сказал:

– И примите добрый совет – умерьте профессиональный пыл своего отца. Сейчас полиция и жандармерия устроят облавы. Будут хватать всех подряд. Легко попасться к ним в руки. Возьмите паузу…

И, не слушая ответа Григория, пошел вниз.

Расторопный половой принес неоткрытую бутылку водки вместо графина, а потом и вторую порцию закуски. Пока он расставлял тарелки, Гоглидзе быстро подменил бутылку своей, спрятанной за пазухой. Но в последний момент половой, резко развернувшись, зацепил бедром руку ротмистра, и тот едва не выронил подменную бутылку. Чертыхнувшись, он выставил ее на стол и цыкнул на полового. Тот что‑то виновато пролепетал и убежал.

– Ишак! – вполголоса ввернул Гоглидзе, зыркая по сторонам.

– Никто не заметил, – успокаивающе сказал Белкин. – Да и не смотрит никто. Ну что, командир, выпьем горькой родниковой?

Поручик подмигнул, ловким движением сдернул пробку с бутылки и разлил по рюмкам «водку», набранную еще утром из колодца. Потом подхватил свою, чуть приподнял и одним махом опрокинул ее в рот.

Белкин и Щепкин повторили его жест, капитан еще успел глянуть в сторону Дианы. Та что‑то шептала одному из франтов, но смотрела при этом на Щепкина. И глаза у нее были шальные.

Прохладная вода смочила горло, оставив какой‑то травяной привкус. Щепкин сыграл «первый выдох», подцепил вилкой небольшой огурчик с тарелки и схрумкал его. Хотел было достать часы, но вовремя спохватился. Какие часы у рабочего?

– Ну вот и ладненько, – промолвил Белкин, тоже доставая огурчик. – Прошло дело…

Веселился поручик зря. Трюк с подменой бутылки заметил глазастый Храп. Следил за половым, хотел подозвать его, вот и увидел маневр Гоглидзе. Странное поведение троицы работяг заставило Мишку невольно нахмуриться.

– Батя, – склонил он к отцу голову. – Вот те трое бутылку, что им халдей притащил, подменили своей. С чего бы это?

Гусь, неохотно ковырявший вилкой в блюде и искоса посматривавший в сторону Козыря, недовольно перевел взгляд на указанных сыном людей. Прищурился.

Вроде простые работяги. Нехитрая закуска, бутылка водки. Видок не самый радостный.

– Точно, я видел, – верно истолковал молчание отца Храп. – Самогонку хлещут, а водку на потом заначили?

Гусь молча рассматривал работяг. Рыскают по залу глазенками. То ладно, многие по сторонам смотрят. А чего это белобрысый косоворотку резким жестом поправляет? Привычка ворот мундира одергивать, чтобы не тер шею? И усач‑южанин сидит с прямой спиной. Где ж ты, милай, так выучился? Не у станка же, да и не в артели. Офицер?

Гусь осмотрелся еще раз, ища взглядом других ряженых. Вроде никого, знакомые рожи, да пьяные морды. Краля только с молодыми фраерами, чужая девка, ладная. Чего она здесь забыла? Или из начинающих профурсеток? Слишком хороша, хотя одета неярко. Ах ты, ети ее! Что раньше‑то так не проверился?

– Ну что скажешь, батя? – не выдержал Храп.

Гусь досадливо поморщился. Ну, нет у старшого сынка терпежу. Горяч больно да на руку скор. С таким характером в паханы не выйти. Если только с возрастом не поутихнет.

Гусь подцепил на вилку кусок мяса в подливе, затолкал его в рот, проглотил, прикрыл губы кулаком и негромко сказал:

– Похоже, легавые. И Гриня где‑то шляется! Вот что, сынок, сходи‑ка до нужды, а по пути шепни Игнату, что здесь чужие. Пусть тот предупредит Козыря. Видать, по его душу пришли. А сам не лезь! – строго добавил Гусь. – Вернешься – пошукай Гриню наверху. Уходить нам надо. Нечего здесь…

Гусь вдруг подумал, что если ошибся, над ним весь Питер потешаться станет. Испугался работяг да молодую девку! И правда, чего он так? Хотя чуйка его еще никогда не подводила. Раз не нравятся шальные гости – ничего не поделать. Да и шут с ними – пусть смеются!..

Храп уже подходил к дверце, которая вела к отхожему месту, пьяно качнулся, тесанул плечом косяк и на миг склонил голову к хромому Игнату – старожилу района, бывшему извозчику, а ныне смотрителю в зале. Тот никак не отреагировал на вираж Храпа, так и продолжал сидеть за маленьким столиком. Но когда мимо пробегал половой, цапнул его за рубаху и что‑то шепнул. Половой помчался прочь, пряча испуганные глаза.

– Что‑то Козырь мрачный, – заметил Гоглидзе, опрокидывая в себя вторую рюмку «водки». – Куш сорвал, а радости нет.

– Об убиенных скорбит, – хмыкнул Белкин. – И подручный его не весел… буйну голову повесил…

– Кстати, а девка‑то, похоже, Баклана. – Гоглидзе пьяно повернулся, качнув корпусом, защелкал пальцами, зовя полового. – К тому липнет. Или Козырь подарил ее?.. Ну и где горячее, бозишвили?![3]

Щепкин бросил взгляд на Козыря, тут же отвел его и подумал, что в ожидании встречи налетчика с неким человеком они могут просидеть здесь до ночи. Но пьянствовать столько нельзя, это станет заметно. Хотя Игнатьев уверял, что Козырь ждать долго не любит. Значит, встреча скоро? Но когда?..

В отхожем месте Храп столкнулся с одним из подручных Козыря. Этих амбалов лихой налетчик обычно брал с собой в людные места, показывая особое положение и силу. Ни на что кроме как махать кулаками эти молодцы способны не были, но уж дело свое знали и дрались отчаянно. Их же иногда нанимали для охраны своих сборищ местные эсеры и даже черносотенцы для не особо благовидных делишек вроде погрома лавки еврея‑торгаша.

Храп не удержался и шепнул амбалу о полицейских ищейках. Мол, пусть Козырь стережется. Амбал пьяно икнул в ответ и мотнул головой.

– Бошки поотшибаем! – пообещал он, утробно икнув. – Лягавые!..

Кураж амбала передался и Храпу, тот тоже иногда был не прочь пересчитать кому‑нибудь зубы. И хотя батя запретил, но Храп решил, если начнется – сунуть под шумок одному из легавых в дыхло, чтоб того скрутило. А то и ножичком пырнуть.

…Как к столу Козыря подошел некий тип, Щепкин не видел, отвлекшись на баяниста, чьи переборы на миг заглушили гомон в зале. Белкин толкнул капитана ногой и воскликнул: «Ну, еще по одной?..»

Незнакомец встал напротив налетчика, коротко кивнул и что‑то сказал тому. Козырь резко помрачнел. Сердито ответил, дернул головой, словно норовистый жеребец. Расслышать отсюда слова было невозможно, и Щепкин мимолетно подосадовал, что так и не выучился читать по губам. Хоть реплики Козыря разобрать смог бы…

Козырь гостю сесть не предложил, разговаривал с ним, держа на подрагивающих губах усмешку, но глаза были холодные. А руки играли столовым ножом, вертя его так и эдак.

– Контакт… – несколько запоздало констатировал Белкин, украдкой глядя на часы.

– А если не он? – возразил Гоглидзе, но больше для виду.

А сам впился глазами в невзрачного типчика, потом отвел взгляд, кашлянул.

– Что делаем, командир?

– Ждем… – ответил Щепкин, сам стараясь не глазеть на стол Козыря. – Надо сигнал дать, чтобы его на улице приняли.

– Опа! Диана пошла! – вдруг сказал Белкин с долей изумления в голосе.

Капитан обернулся.

Диана и один из ее сотрапезников – что повыше и поплечистее – вышли из‑за стола и начали танцевать. До них в центре зала уже двигались две пары – шустрые парнишки вертели своих мазелей кто во что горазд. Девахи из начинающих блядей крутили задами и томно закатывали глазки. Так что Диана и ее кавалер вышли вполне к месту. И стали ловко откалывать коленца, смещаясь к столу Козыря.

«Молодец, Диана», – мысленно похвалил ее капитан, хотя и не наделся, что та расслышит что‑то интересное.